Игорь Яковенко. «24 прелюдии»

Механизм суеты и «квази-Чайковский» на постмодернистском альбоме московского пианиста и композитора

текст: Александр Великанов
Detailed_picture© Fancymusic

21 сентября в Доме Спиридонова московский пианист и композитор Игорь Яковенко, у которого есть джазовое трио и экспериментальный проект Aphonic, представит свой новый альбом «24 прелюдии», где он обращается к классической традиции. Альбом выходит на лейбле Fancymusic. COLTA.RU предлагает вам послушать две прелюдии (№1 и №24) из этого цикла с комментариями автора.

Игорь Яковенко

Меня с детства убеждали, что музыка может быть лишь увлечением, которое предполагает наличие «настоящей профессии». Именно поэтому, прежде чем получить высшее музыкальное образование, я окончил Аэрокосмический университет. Никакой космической техникой я с момента окончания университета ни дня не занимался.

Во время обучения (сначала в музыкальном колледже, а затем и в консерватории) я все свое время тратил на оттачивание исполнительского мастерства, так что если и сочинял музыку, то «в стол». «24 прелюдии» — это мой первый полноценный альбом, на котором, как ясно из названия, собрано 24 прелюдии в 24 существующих тональностях соответственно.

Прелюдия — жанр довольно безобидный: фортепианная миниатюра. Поскольку в сочинении академической музыки я новичок, то логично начать с простых жанров, а не с симфоний, концертов и опер. Структурно цикл состоит из трех тетрадей: восьми прелюдий, движущихся от ноты «до» вверх по звукоряду «полутон — тон», восьми, нисходящих от «си» по звукоряду «тон — полутон», что приводит к начальной «до», и снова восьми, восходящих от «до-диез» до «си» по первоначальному звукоряду.

Идея написать этот цикл появилась чуть больше года назад, и даже в какой-то момент я установил себе сроки: каждое утро садиться за инструмент и в течение трех часов сочинять одну прелюдию. Причем изначально в мои планы входило создать 16 прелюдий. Потом знакомый музыкальный режиссер предложил мне написать музыку для одной балетной постановки, и я решил написать еще 8 прелюдий в разных тональностях, которые отлично «присоединились» к первым 16.

Если говорить о структуре, то в их последовательности есть весьма ощутимая драматургия с завязкой, кульминацией и, условно говоря, развязкой. В целом это такой «постмодернистский» альбом: во многих из них угадываются (или не угадываются, но существуют) отсылки к знаковым музыкальным произведениям классической композиторской школы. В том случае, если я не апеллирую к конкретному композитору, я исследую какой-то прием, как, например, принцип контраста первой прелюдии и второй.

Ближе к середине Чайковский как бы начинает нервничать, впадает в истерику.

Если первая прелюдия — это некоторое гармоническое расшатывание, то вторая представляется такой «вежливой провокацией».

В третьей прелюдии я исследую, как первый звук «тянется» и переходит на другую гармонию. Есть такое понятие, как вторая волна звука; таким образом, этот первый звук как бы прорастает в нее.

В шестой прелюдии можно расслышать небольшой отрывок из арии Царицы ночи, исполненный «в обратную сторону», в ней же есть эффект какого-то глитча, как будто исполнитель все время промахивается, такая систематическая ошибка. А вот, допустим, седьмая прелюдия — это такой «квази-Чайковский». Начинается все протяжной русской народной песней, где-то ближе к середине Чайковский как бы начинает нервничать, впадает в истерику. В целом весь цикл — это такое блуждание по полю из мертвых композиторов.

Тринадцатая прелюдия — это мое понимание фортепианного минимализма. Если попробовать визуализировать эту музыку, я представляю обеденный перерыв в огромной корпорации, когда в какой-то момент толпа выходит на улицу и через некоторое время снова возвращается на свои рабочие места. Механизм суеты.

В пятнадцатой прелюдии я экспериментирую с медленным темпом. Я задаюсь вопросом, как сыграть пьесу, где как будто нет четкого ритма. На самом деле там есть ритм, который ощущается как незвучащий пульс. Шестнадцатая прелюдия создает контрастную пару с пятнадцатой. Она призвана резко разбудить, возможно, засыпающую публику, это такой «танк», в котором есть четкая аллюзия на «Время, вперед!» Свиридова, и аллюзия эта в некотором роде довольно грубая. Если учесть, что она должна была быть последней, в ней явно есть намек на фатальность продолжения.

Что касается последней, двадцать четвертой, прелюдии, то у нее насыщенная фактура: обе руки играют быстрые параллельные арпеджио. В какой-то момент я заметил, что рояль начинает сильно вибрировать (резонировать), и у меня возникла детская параллель: рояль — летающая машина, которую я завел и на которой улетаю в космос.

«24 прелюдии» на iTunes и Bandcamp


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320736
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325847