20 марта 2014Медиа
466

Галина Тимченко: «Я удалила “Ленту.ру” из всех закладок»

Бывший главред «Ленты» — о себе, о профессии, о будущем

текст: Дмитрий Пашинский
Detailed_picture© Александр Коряков/Коммерсантъ

«Галя, вы — великий редактор». Именно с такой формулировкой, по словам Галины Тимченко, владелец компании «Рамблер-Афиша-SUP» Александр Мамут уволил ее с поста главного редактора, на котором она проработала больше десяти лет. Редакция «Ленты» почти в полном составе уволилась вслед за Тимченко, посчитав ее увольнение актом цензуры и нарушением закона о СМИ.

— С чем вы связываете решение уволить вас?

— Ни с чем это не связываю. С недовольством акционера. Такие увольнения происходят только по недовольству акционера. А что вызвало его недовольство, в каких он был условиях — мне не интересно ни разу. Очень трудно гадать над причинами, когда у тебя слишком много неизвестных. Если хотя бы раз до этого мне сказали, что показателями «Ленты» или работой редакции кто-то недоволен, я бы имела возможность предположить какие-то вещи.

— Вы давно ощущали, что тучи сгущаются?

— Конечно. Я, наверное, уже месяца три абсолютно точно это ощущаю. На самом деле — с увольнения Светланы Миронюк (бывший главный редактор РИА Новости. — Ред.). Просто очень многие люди из медиасреды, встречаясь со мной, смотрели на меня как на ожившего покойника. Или говорили: «Галя, ты следующая». Это не зависело даже от состояния дел в компании, но все мои собеседники из медийной сферы почему-то хором решили, что я буду следующая. Так и вышло.

— По каким еще признакам вы определяли, что увольнение возможно?

— Сужение информационного поля. Этого признака достаточно. Твои коллеги, несмотря на очевидные процессы на той же Украине, резко снижают украинскую повестку дня — а я всегда очень внимательно мониторила и конкурентов, и тех, кого не считала таковыми. Выделяются всего два-три сайта, которые дают полную информационную картину, а все остальные не дают этого в эфир. Я ведь живу на этом свете не первый год и прекрасно понимаю, что такое блок на информацию. Эта тактика замалчивания информационных поводов в последнее время сильно нарастала. Воздуха становилось меньше, пространство схлопывалось, и в какой-то момент это происходило с тобой.

— У вас имелся план действий, чтобы этого не произошло?

— Никогда. Во-первых, «Лента.ру» работает не только потому, что так захотела я или вдруг проснулась рано утром, решив испортить жизнь всем сотрудникам. У «Ленты» есть редакционная политика. Каждый отдел в свое время защищал на редколлегии стратегию развития этого отдела. А в целом стратегию я представляла генеральному директору и тогдашнему еще руководству объединенной компании. Мы двигались строго в этом русле.

— Алексей Гореславский в прошлом занимал должность заместителя гендиректора холдинга. Что входило в его обязанности?

— Не знаю. Спросите у него. Я никогда не интересовалась ни личностью, ни характером, ни должностными обязанностями Алексея Гореславского. Он же работал «этажом выше» и к редакции не имел никакого отношения. Я не знаю, чем он занимался и на каких условиях пришел.

— Но правда, что он был поставлен владельцем в качестве надзирателя за редакционной политикой?

— Мне этого никто не говорил, и официально об этом нигде не сообщалось. Алексей Гореславский не имел полномочий указывать мне. Он отвечал в объединенной компании за пиар, а за редакционную политику отвечала я. У меня был свой генеральный директор Юлия Миндер. А больше надо мной начальников не было. «Лента.ру» — самостоятельное юридическое лицо.

— По-вашему, Александр Мамут принял решение самостоятельно или под воздействием властей? Например, Алексей Венедиктов убежден, что Путина поставили в известность.

— Алексей Венедиктов слишком высоко меня ценит (улыбается). Боюсь, что Владимир Владимирович Путин не знает ни моего имени, ни нашего ресурса. Почему-то мне так кажется. Я думаю, это самостоятельное [решение]. Поймите правильно, мне очень не нравится говорить о том, что делают другие. Если вы меня спросите о том, что делаю я, то с удовольствием расскажу. А про господина Мамута, Гореславского и других очень уважаемых в сообществе людей c определенной репутацией мне говорить просто неинтересно. Я не хочу думать о том, почему они поступили так, а не иначе. Они не входят в круг людей, мнение которых для меня в настоящее время что-то значит.

— Тогда давайте о тех, кто входит в этот круг. Что вы почувствовали, узнав, что редакция уходит вслед за вами?

— Я была расстроена, растрогана, испугана… И, честно говоря, заплакала только в этот момент. Я не ожидала, что дорогая редакция хоть как-то встанет за меня. Тем более накануне, прощаясь с редакцией, я всячески внушила им думать не о красивых поступках, а о своем будущем. Я же не для всех была близким человеком. Когда-то «Лента» была маленькой, и людей, которых я принимала на работу и сидела с ними в одном ньюсруме, было всего человек 10—15. Остальных я принимала, уже сидя в отдельном кабинете, и мы нечасто общались. Я не думала, что мой уход так на них повлияет.

— Такая преданность коллег — это результат внимательного подбора людей или их воспитания?

— В «Ленту» мы никогда не брали людей по резюме. Только после письма, долгих разговоров и месячной стажировки. Каждого человека отбирали индивидуально, поэтому команда сложилась дико пестрая, но в чем-то заточенная под одно дело. Они все любят работать, но им не все равно, где работать и что делать. Конечно, среди них полно личностей неформального склада, но они правда одни из лучших в своем деле.

— Вы попытаетесь сохранить команду, создав новое СМИ?

— Это невозможно сделать. Невозможно сохранить команду, как и создать клон «Ленты». «Лента» росла долго и не совсем правильно. Это довольно большое, но все-таки немного кривое дерево. У нас были тяжелые времена, когда мы находились в условиях выживания. Мы начинали в те годы, когда интернет был абсолютно маргинальной средой и нас не воспринимали всерьез. Очень многие «ленточные» изъяны — это такая родовая травма. А воспроизвести такое в нынешних условиях не получится. Сохранить всю команду, а это человек 60—70, боюсь, тоже нельзя. Но у них огромный опыт работы в хорошем издании и профессиональные навыки.

— И вы спокойны за их будущее трудоустройство?

— Абсолютно спокойна. На сегодняшний день из тех, кто уволился, непристроенными осталось, по-моему, всего четверо.

— Среди них спецкор издания Илья Азар, которого владелец потребовал уволить вместе с вами?

— К сожалению, да. Он только вчера вернулся в Москву из украинской командировки. У Ильи Азара пока непонятный статус, ведь он не просто спецкорреспондент «Ленты.ру», а еще и член участковой избирательной комиссии с правом решающего голоса. Его нельзя уволить. Другой вопрос, захочет ли он сам оставаться — правда, он уже написал, что не хочет. Но тем не менее ему предстоит раунд переговоров с новым руководством «Ленты». Я постараюсь ему помочь чем смогу. Я считаю то, что Азар делал на Украине, настоящим журналистским подвигом. Это работа высочайшего класса. По-хорошему, за такое Пулитцеровскую премию нужно давать, а не увольнять.

— А вы сейчас чем занимаетесь? Думаете над идеей нового СМИ?

— Конечно, думаю. Когда я уезжала из Москвы на следующее утро после увольнения, то села в самолет и решила: никогда больше… А приехав в Венгрию, увидела новость, что редакция уходит за мной, и подумала, что нельзя все-таки это дело бросать. Хотя бы потому, что они меня не бросили.

— В интервью «Слону» вы сказали, что российские медиа приближаются к советским реалиям?

— Да.

— Вы работали в советских медиа?

— Я была только читателем. Очень хорошо помню и искренне ненавижу советскую власть, советскую печатную прессу и вообще все, что связано с Советским Союзом.

— У журналистов еще остались механизмы, чтобы предотвратить это возвращение в «совок»?

— На самом деле никаких механизмов предотвращения нет. Настало время личного выбора. Хочешь быть пропагандистом — будь им, только не называй себя журналистом. Это разные профессии. К сожалению, сейчас идет процесс размежевания, а объединительной идеи у журналистского сообщества нет, и все очень резко расходятся по полюсам. Но самое противное, что многие начинают притворяться теми, кем не являются. И в этом смысле, например, Дмитрий Киселев — один из самых кристально ясных персонажей. Он, по крайней мере, не маскируется под журналиста. Он — пропагандист и занимается тем, чем может.

— Вы при этом не собираетесь уходить из медиасферы. Сможете работать в советских СМИ после 10 лет в «Ленте»?

— Я буду про это думать. Пока есть хоть какое-то пространство, где можно жить, оставаться собой и не врать каждую минуту своей жизни. А дальше — будет видно. Но в советской модели СМИ я точно работать не буду. Я лучше снова стану учить детей английскому языку.

— Вы учитель по образованию?

— Вообще я медик.

— Как медик оказался в журналистике?

— Случайно, как и многие в 90-е годы. Мы же помним, что издательский дом «Коммерсантъ» создавался из поколения дворников и сторожей (улыбается).

— Вне этой профессии вы себя представляете?

— Сейчас нет. А дальше — посмотрим. Бывают же ситуации, когда человек всю жизнь водил троллейбус по Тверской, а потом остался без троллейбуса и стал ходить по улице пешком.

— Одно время вы интересовались образовательным проектом.

— Да, мне очень хотелось сделать большой образовательный проект, возможно, отдельно от «Ленты», где было бы все — от дошкольного и начального образования до высшего. Мы даже какую-то структуру нарисовали, но «Лента» затянула снова, было необходимо делать перезапуск, редизайн, и все опять отложилось.

— В чем, по-вашему, проблема журналистского образования?

— Не знаю, к сожалению. Я очень плохо знакома с тем, чему учат на факультетах журналистики. Я читала там несколько лекций, но в качестве приглашенного лектора. Когда-то у меня было ощущение, что их не учат собственно профессии. Очень многие молодые люди либо слишком верят технологиям, считая, что достаточно уметь пользоваться интернетом, либо, наоборот, преисполнены осознанием собственной значимости и не хотят учиться этому ремеслу.

— Вообще нужно ли журналистское образование?

— Да нет, наверное. Отец-основатель «Ленты.ру» [Антон Носик] считал, что любой прилично образованный человек обязан уметь выражать свои мысли в письменном виде, а остальным приемам ремесла он научится в процессе работы. И, в общем, вся история «Ленты» тому подтверждение: у меня есть в редакции все и даже немножко журналистов (улыбается).

— Какое образование лучше всего подходит для этого ремесла?

— Естественнонаучное. А юристы, философы, историки привыкли работать с большим объемом информации. Они зачастую не слишком структурируют информацию, вязнут в ней. А находить главное и структурировать вещи лучше получается у людей с естественнонаучным образованием.

— Что бы вы посоветовали человеку, который сегодня планирует заниматься журналистикой?

— Срочно сменить профессию. Или идти в глянец, писать про радость жизни, новые туфли или отношения мужчин и женщин — вечная тема (улыбается).

— Есть ли отчасти вина журналистского сообщества в нынешнем давлении на СМИ?

— Конечно! Но я не хочу выступать с поднятым пальцем, терпеть этого не могу. Журналистское сообщество не поддерживало людей, которых должно было поддерживать, по причине своих цеховых разборок — и, наоборот, оправдывало людей, совершавших неприемлемые с точки зрения профессии вещи, только потому, что они когда-то учились, работали вместе или ходят в один кабак, простите. Соглашались за деньги работать в изданиях, в которых не надо работать, обеспечивая своим именем какую-то весомость этим изданиям. Слишком легко соглашались на темы, на которые нельзя соглашаться.

Я уж не говорю, что через российскую медиасреду сначала прокатилась волна джинсы, потом волна политического, черного пиара, затем пиара, связанного с крупными госкомпаниями. Российская медиасреда была в положении героя Андрея Миронова из фильма «Обыкновенное чудо», который говорил: «Весь мир таков, что стесняться некого». Так и российские журналисты: «А почему я не могу взять деньги от нехорошего человека? Все же берут». Поэтому нас стали воспринимать как обслуживающий класс, а не как четвертую власть.

Даже если вспомнить трагичный случай с покушением на Олега Кашина и провести аналогию с Денисом Синяковым, — после ареста Дениса мы и много других изданий вышли на следующий день без фотографий. И это заметили. Вот если бы все газеты на следующее утро после избиения Кашина вышли с его портретом на первой странице и заявлением: «Пытаются убить наших журналистов. Мы, главные редакторы, этого не допустим» — то, возможно, что-то пошло бы в гору.

— Создание настоящего профсоюза могло бы поменять существующие реалии?

— Боюсь сказать то, чего вы ожидаете: невозможно само создание такого профсоюза.

— С другими людьми, имеющими авторитет, из медиасреды?

— Я не вижу, с кем. Давайте загибать пальцы, и у нас хватит одной руки, чтобы пересчитать этих людей. Поскольку я сейчас безработная, то не имею права выходить к журналистскому сообществу и предлагать создавать профсоюз или гильдию производителей контента. Следующим вопросом мне будет: «А какой контент в настоящий момент создаете вы, уважаемая госпожа Тимченко?» «Никакого», — отвечу я. Когда была «Лента», можно было это сделать. Но, к сожалению, еще раз скажу, очень много работы было, и мы с огромным трудом могли собираться даже небольшой компанией главных редакторов. Буквально за полтора месяца до моего увольнения мы собрались небольшим кругом, чтобы обсудить какие-то профессиональные вопросы. Например, вопрос верификации интервью. И даже договорились о каких-то основных принципах, которые хотели ретранслировать дальше, используя разные площадки. Но, как всегда, все прервалось и забылось.

— Несмотря на то что вы временно без работы, у вас все равно есть имя и уважение коллег.

— Вы ошибаетесь. В интервью «Эху Москвы» как раз правильно сказали, что «Ленту» знают все, а главного редактора — почти никто, и слава богу. У меня нет задачи сильно светиться. Тем более я не очень верю в профессиональное сообщество на фоне происходящего в стране. Думаю, очень быстро произойдет подмена понятий. Во-первых, профсоюз будет трудно создавать. Во-вторых, у нас же есть Союз журналистов России. Как он себя ведет? Никак. Молчит в тряпочку, что бы ни происходило с медиа.

— А создание российских редакций независимых зарубежных изданий — выход из положения?

— Я не очень понимаю, зачем западным партнерам нужно работать в России. Рекламный рынок давно поделен. А СМИ должны кормить себя и еще приносить немного прибыли. Боюсь, что в качестве проекта это не потянет.

— На ваш взгляд, что делало «Ленту» такой популярной, помимо недавних украинских событий?

— Прежде всего, довольно жесткий формат. Мы же про новости. Основная аудитория — новостная. А новость — это первичная потребность. Если новости подаются как положено, то есть они свежие, горячие, взвешенные, это тот костяк, на котором строится все остальное. С новостями у нас получалось отлично. С большими текстами получалось по-разному, но в последнее время тоже очень неплохо.

Также, мне кажется, большой охват тем, довольно жесткая, безэмоциональная подача новостей, помноженная на некоторое безумие. Только в «Ленте.ру» на главной странице могли стоять научная новость или текст про игры. Ни одно солидное российское издание, которое ходит с надутыми щеками и выпяченным животом, себе такого позволить не могло. Все это создавало уникальный микс, когда на главной странице (или, как мы говорим, на «морде») «Ленты» могло появиться что угодно: Ассанж или Play Station. Открывая газету, мы знаем, что будет на первой, второй, десятой полосе — политика, спорт, знакомства. У «Ленты» же все было перемешано. На главную страницу попадало то, что мы считали важным, тем самым удивляя читателя выходом нового гаджета, политическим событием или историей одного человека из текста Светланы Рейтер.

— А круг вашего чтения СМИ сильно изменился за последнее время?

— Да… (Задумывается.) Я убрала «Ленту.ру» из всех закладок. Я не захожу на этот ресурс с прошлого четверга.

— Чем вы особенно гордитесь за время работы в «Ленте»?

— Если говорить всерьез, то не горжусь, а даже, наверное, стыжусь того, что мы не взобрались на вершину горы. До вершины нам было совсем немного. Но не хватило времени, чтобы выйти на проектную мощность, о которой мы мечтали.

— И что вы считали вершиной?

— Внутри редакции это декларировалось так, что мы хотим стать русским The New York Times — массовым респектабельным изданием. Не дотянули. И это не повод для гордости, это повод для сожаления скорее.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20243423
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20244896
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202411752
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202418328
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202422508
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202427822
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202428490