Гласность-1908—1988

23 января в музее современного искусства «Гараж» открылась выставка «Ставки на гласность. Аукцион “Сотбис” в Москве, 1988». По просьбе «Гаража» Денис Бояринов подготовил к этой выставке специальный тематический плейлист.

7 июля 1988 года в Москве, в Совинцентре (Центре международной торговли), прошел исторический аукцион «Сотбис», который впервые познакомил западных коллекционеров с современным российским искусством. Вместе с работами классиков русского авангарда Александра Родченко, Варвары Степановой, Надежды Удальцовой и Александра Древина западные гости, среди которых были агенты Дэвида Боуи и Элтона Джона, увидели неофициальное советское искусство — работы Ильи Кабакова, Дмитрия Краснопевцева, Ивана Чуйкова, Сергея Шутова, Владимира Янкилевского и других. Топовыми лотами аукциона стали абстракция Александра Родченко, ушедшая за 330 тысяч фунтов, и масштабный советский иконостас Гриши Брускина «Фундаментальный лексикон» (1986), проданный за 242 тысячи фунтов (около 500 тысяч долларов). Этот аукцион мгновенно сделал современных российских участников звездами арт-мира, желанными на Западе, но ненадолго.

По примеру организатора и идеолога аукциона Симона де Пюри, в плейлисте, посвященном этому историческому событию, я сопоставил знаменитые музыкальные произведения эпохи авангарда и наиболее интересные проявления перестроечного русского рока. Вырвавшись из информационной блокады ранних 80-х, русский рок переживал тогда свой самый интересный период — время расцвета идей и, как и русские авангардисты 1910-х — 1920-х, смело шел на эксперимент, порою неосознанно повторяя находки художников, творивших больше чем за полвека до его появления. Русский рок был открыт Западом примерно в тот же момент, что и неофициальное советское искусство, — в 1986-м в США вышел спродюсированный Джоанной Стингрей сборник «Red Wave», который инициировал волну интереса к андеграундной музыке из СССР.

Этот плейлист составлен так, чтобы между визионерами русского авангарда и героями российского рока прорисовались звуковые параллели и музыкальные рифмы: между стальным скоком симфонизма Александра Мосолова и антипропагандистско-дадаистским ска «Странных игр», между радикальными рифмами Алексея Крученых в футуристической опере «Победа над Солнцем» и многозначительным лаконизмом припевов Виктора Цоя, между революционными движениями «Механических танцев» Николая Фореггера, проигнорированных советской властью, и скользящей на звенящем льду пластикой «Звуков Му», между романтизмом для терменвокса Иосифа Шиллингера и наивными электронными экспериментами «Центра», между предвосхитившей musique concrète документальной аудиопьесой Дзиги Вертова и первыми пробами в постиндустриальной музыке «Ночного проспекта», между изысканной, игнорирующей дух времени звукописью Гавриила Попова и странным романсом «Аквариума». Главная рифма тут, пожалуй, вот какая: русские авангардисты и советские рокеры жили на заре эпох, манивших их голосами в иное, упоительное будущее, и, как положено художникам, записывали свои прозрения о грядущем, находя их в смурной реальности настоящего. Эпохи продлились недолго, голоса обманули, но это уже совсем другая история.