Разговор с невозвращенцем
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202410455Несколько месяцев назад небольшая группа украинских журналистов начала делать радиопроект «Хроники Донбасса» — создавать независимые русскоязычные новостные радиовыпуски для жителей Донбасса и бесплатно предоставлять эти выпуски радиостанциям региона. Линор Горалик расспросила Ирину Славинскую, журналиста и участника инициативной группы проекта, о том, как радио, вещающее на территории, где ведутся военные действия, может противостоять российской пропаганде, что важно для людей, живущих на оккупированной территории, и каково создавать передачи, не зная, сколько людей тебя слышит.
— Кто те люди, которые делают «Хроники Донбасса»?
— Мы — Общественное радио (Громадське радіо) — группа независимых журналистов, собравшихся вместе летом 2013 года. Все были безработными в той или иной степени: кто-то уволился из зависимых медиа, как я, кто-то просто был вынужден уйти, потому что его издание продали кому-нибудь, с кем не хотелось иметь дело. Мы собрались вместе и создали Общественное радио, которое первые полгода существовало без копейки денег. Единственными нашими ресурсами были собственные силы и студии друзей, пускавших нас к себе поработать. А 1 декабря 2013 года дружественная радиостанция «Европа-Плюс» дала нам немножко эфира. Станций с таким названием в Киеве две: одна принадлежат младоолигарху времен Януковича Курченко (речь не о ней), а другая — маленькая киевская станция, ее собственник — Константин Кубряк. Они предложили делать информационные марафоны по вечерам с 1 декабря. Ну а 25 февраля 2014 года, после побега Януковича, мы пришли на Украинское национальное радио с предложением делать им контент бесплатно — с тех пор наши ведущие создают программу «Громадська хвиля» в студии Украинского национального радио при их технической поддержке. Соответственно исполнился год с тех пор, как у нас есть два часа прямого эфира на национальном радио каждый день.
— Как устроен проект с радионовостями для Донбасса?
— Месяца два назад мы начали думать о том, что делать такой проект необходимо, потому что до Донбасса доходит очень мало информации о том, что происходит вокруг. Не только о войне, а вообще. И поняли, что нужно делать новости на русском для Донбасса про Донбасс, очень узко заточенные. Мы их начали делать без денег — и бесплатно раздавать всем желающим радиостанциям. Сейчас три радиостанции берут наши новости и ставят в свои слоты. Каждый выпуск длится пять минут. До сих пор мы делали четыре выпуска в день, недавно перешли в режим восьми выпусков в день.
«Хроники Донбасса» можно слушать в начале каждого часа онлайн
— Вы говорите, до Донбасса доходит мало новостей — почему?
— Причин много. Пресса не доходит из-за нарушенной инфраструктуры. Кстати, для многих изданий, живших за счет подписки, исчезновение Донбасса как территории распространения — серьезная проблема. Плюс на большинстве оккупированных территорий украинские каналы не вещают, и единственный источник информации — российское телевидение, которое говорит понятно что. Если говорить о радио, то боевики сбивают ретрансляторы — и теперь многие радиостанции в Донбассе услышать невозможно.
— Есть ли у вас способ узнать, кто вас там слышит?
— Мы знаем, что нас слышно в Донбассе, и на оккупированных территориях в том числе. В некоторые места доходит сигнал Украинского национального радио, в том числе — наши ежевечерние эфиры. Недавно я узнала, что украинские бойцы под Дебальцево слушали нас вечерами — сигнал достреливал. Также новости «Хроник Донбасса» слышно в Донецке, Луганске, Широком, Волновахе, Константиновке, Артемовске, Красноармейске, Краматорске. Как видите, это города по обе стороны новой разделительной линии, проходящей через Донбасс. В этих городах и вокруг них есть сигнал радиостанций, которые берут наши новости.
— Вы как-то говорили, что размер вашей аудитории зависит от силы артобстрелов.
— Иногда наши слушатели сидят днями и неделями без воды и света. Интернет и доступ к медиа в подобной ситуации — роскошь. Для сравнения: в некоторых городках из-за артобстрелов разрушены насосные станции, и воду возят по заявкам, в паузах между обстрелами.
Боевики сбивают ретрансляторы — и теперь многие радиостанции в Донбассе услышать невозможно.
— Вы получаете хоть какой-то фидбек от слушателей?
— Недавно на нашу фейсбук-страницу начал писать пользователь, который подписывается «Луганчанин. Не вата». Один раз он просил дать список частот, где слышно наши новости. В другой раз попросил выпуски новостей начинать пораньше, а то время в Луганске теперь московское. Отклики мы получаем и во время прямых эфиров нашей программы «Громадська хвиля». Например, бывает, что звонят переселенцы — те, кто выехал с оккупированных территорий. Похоже, что звонящие хотят в первую очередь высказаться. Нам кажется, что это важно.
— Высказаться о чем?
— В диапазоне от «у вас в Киеве фашистская демократия» до каких-то рассказов о конкретных трудностях: «мне после переезда сложно оформить пенсию», или «как получить выплаты по материнству», или прикладные вопросы о том, что делать, если банк не хочет отдавать деньги с депозита. Недавно была удивительная история — к вопросу о влиянии эфира на реальную жизнь. Жители прифронтового Дзержинска услышали в нашей «Громадській хвилі» интервью с Ириной Фэдорив, участницей самоорганизованной общины Коцюбинского под Киевом. Она рассказывала об опыте создания сайта и совместной работы по контролю над местной властью. После этого интервью в Дзержинске создали аналогичный сайт и начали организовывать сами себя, поднимать попу с дивана.
— Как вы собираете новостной выпуск?
— В выпуск обязательно попадает все, что имеет прямое отношение к выживанию: разрушенные дома, в которых нет подачи воды, разрушенные в результате обстрелов линии электропередачи, информация об их ремонте, восстановлении инфраструктуры, способах получить воду, например, пока идут ремонтные работы. Плюс обязательно все, что касается эвакуации (как было, например, в Дебальцево): мы объявляем номера телефонов для записи на эвакуацию, номера справочных линий — все, что может оказаться полезным. Еще мы берем международные новости, имеющие отношение к происходящему в Донбассе, — минские переговоры, «нормандский формат», отчеты специальной мониторинговой миссии ОБСЕ.
— А новости о действиях властей ЛНР и ДНР?
— Я лично в свои выпуски новостей не ставлю синхронов с голосами Захарченко, Плотницкого и казачков «Всевеликого войска Донского». Но за событиями в так называемых народных республиках слежу — об этом много пишут и местные медиа, и сами жители оккупированных населенных пунктов. Понимаете, у самих жителей Донбасса много осколков разной информации, преимущественно слухов, и иногда примеры из жизни соседних городков помогают ее собрать в цельную картину абсурда. Особенно интересна для нашей аудитории, как нам кажется, информация о конфликтах внутри «новой власти» — чтобы понять, кто за кого, кто с кем борется и кому сколько отведено «царевать». Некоторые вещи я цитирую, чтобы показать их абсурдность, но бывает, что что-то ставлю в новость из чисто эстетских соображений, как любитель Беккета с Ионеско. Например, мой любимый за последние пару месяцев сюжет — об открытии Луганского водочного завода, на которое приехал Плотницкий, сказал речь ни о чем и выпил водки. Ну, я так в новости и сказала: «Приехал, выступил, выпил водки». В это же время в реальном Луганске очень кисло и с инфраструктурой, и с деньгами, и со всем остальным.
Создавая выпуск, мы стараемся думать и о тех, кто может поддерживать боевиков, — они имеют право на информацию, и их нужно информировать, мы не хотим отталкивать их лексикой.
— С какими источниками информации вы работаете?
— В том, что касается военных действий, мы берем информацию прежде всего из официальных источников — по крайней мере, ту, которую можно как-то проверить: например, места обстрелов. Потому что если количество жертв проверить сложно, то информацию о том, есть ли обстрелы под Луганском, сообщают и официальные спикеры зоны АТО, и пользователи соцсетей, и наши близкие, оставшиеся на оккупированных территориях. Кроме того, есть контакты на местах — люди, с которыми мы на связи. Много помогают волонтеры, правозащитники и активисты.
— Как вырабатывался язык вещания, способ говорить о событиях?
— Язык — это важный вопрос. Самый длительный период подготовки этого проекта был посвящен именно обсуждению языка и способа вести разговор. Мы, в отличие от многих украинских официальных и неофициальных спикеров, используем максимально нейтральный язык: скажем, в эфире мы не называем боевиков «террористами», мы говорим о «самопровозглашенных республиках». Лично мой способ именовать их так называемых лидеров таков: «Александр Захарченко, который называет себя лидером самопровозглашенной Донецкой республики». Все это необходимо держать в голове, потому что, создавая выпуск, мы стараемся думать и о тех, кто может поддерживать боевиков, — они имеют право на информацию, и их нужно информировать, мы не хотим отталкивать их лексикой.
— Вы не хотите делить слушателей на поддерживающих и не поддерживающих боевиков, не хотите отказывать в информации людям с разными политическими взглядами. А сама редакция едина в политических взглядах?
— У нас до сих пор нет редакционного устава, документа, который регламентировал бы нашу работу. Идем на автопилоте. Автопилот пока справляется. Думаю, тут история не о политических взглядах, а о стандартах работы, объективности и всех этих хрестоматийных вещах. Поэтому проблем не возникает.
— Вы до всего этого политического кризиса были далеки от новостей — вы литературный критик и книжный продюсер. Могли ли вы себе представить два года назад, что будете заниматься такой работой?
— В сентябре-октябре 2013 года, конечно, ничто не предвещало. Но, с другой стороны, в Украине в любом разговоре ты часто говоришь о политике. Потому что у нас (как, наверное, и везде), когда ты пишешь о литературе, ты так или иначе апеллируешь к тому, что происходит вокруг. И к политике, конечно, — даже если слова «политика» в тексте нет. Дальше все начало постепенно меняться. Когда начался Майдан, я стала делать первые репортажи, писать подкасты на связанные с Майданом темы. Сначала я записывала наших артистов, художников, писателей, вышедших на Майдан, говорила с ними о том, что они там делали: кто-то готовил для людей борщ, кто-то выступал на сцене, кто-то занимался уборкой, кто-то писал важные программные тексты-статьи-колонки.
Кроме того, мы на Общественном радио с первого дня Майдана, с вечера 21 ноября 2013 года, делали цикл «Голоса Майдана» — и у нас теперь, как мы внезапно осознали, есть огромная серия записей. Мы ходили на Майдан и писали первых встречных, задавая им каждый день какой-то новый вопрос: «Почему вы здесь?» или «Нужен ли Майдану один лидер?» Сейчас, год спустя, становится ясно, что это очень ценный архив. На этих записях есть голоса тех, кто за последний год уже ушел: например, удивительный Олег Лышега, поэт и художник, который недавно умер от пневмонии — а заболел-то он на Майдане, в январе-феврале, когда протестующих щедро поливали водой на морозе, разгоняя митинг.
А с 1 декабря 2013 года Общественное радио начало делать прямые эфиры. Четыре или шесть часов прямого эфира нельзя заполнить только готовыми материалами или только литераторами и литературой. Майдан — то, чем мы все жили, возникавшие у нас вопросы были вопросами, которые задает себе любой нормальный человек, наблюдающий и проживающий ситуацию вокруг себя. Разговоры, беседы в студии — это для меня, как для бывшей тележурналистки, было привычно. Сложно было научиться не бояться говорить с политиками и разными партийными упырями, научиться формулировать им те самые вопросы, отвечать на которые им не очень хочется. Потом с «Громадською хвилею» все стало намного легче. А самым сложным для меня был переход в режим новостей. Сейчас я продолжаю делать прямые эфиры в ток-шоу на Национальном радио и начинаю входить в колею с новостями.
Я так в новости и сказала: «Приехал, выступил, выпил водки».
— Почему с новостями сложнее?
— Это постоянная монотонная работа. Выпуск новостей — каждый час, это значит, что нужно собрать новости, отфильтровать, найти звуки синхронов, если они есть, переформулировать новость человеческим языком. Ты превращаешься в большой живой фильтр, который четыре часа подряд то и дело нажимает кнопку F5.
— А эмоционально это тяжело — учитывая, о каких новостях сейчас идет речь?
— Я недавно поняла, что, когда делаю новости, скажем, о так называемом лидере так называемой ЛНР или ДНР, я пытаюсь видеть в нем литературного персонажа из гротескного романа. Так удается немного отстраняться и дышать. Тяжелее справляться тем из коллег, у кого на аннексированных территориях много родственников, знакомых, которые проводят дни в подвалах, прячась от артобстрелов.
— «Хроники Донбасса» — проект, призванный закрыть дыру в информационном пространстве. Какие еще, по вашему ощущению, дыры в украинских медиа стоило бы закрыть?
— У нас много идей. Это и образовательные просветительские проекты, и программы для повышения правовой грамотности, и моя большая мечта — программы о науке, ближе к поп-науке. Грубо говоря, все это — ниша общественного украинского радио на украинском языке, над созданием которого мы успешно работаем с лета 2013 года. Еще одна ниша (мы мечтаем закрыть ее когда-нибудь) — общественная разговорная радиостанция, которая вещала бы на русском языке для Украины. Мы мечтали сделать такую радиостанцию еще до Майдана. Факт есть факт: очень многим гражданам программы на украинском кажутся не имеющими к ним отношения. Что, естественно, не означает, что есть альтернатива украинскому как единственному государственному. Просто на данном переходном этапе нужно разобраться, что важнее — «шашечки» или ехать. В скобках поясню контекст: в Украине очень много русскоязычных СМИ — больше, чем украиноязычных. Но при всем этом разнообразии шансона и попсы нет нормального разговорного общественного радио на русском.
— Такая радиостанция не бывает нейтральным существом. У нее обычно есть взгляды.
— Конечно. Скажем, наше двухчасовое шоу на Национальном радио — это шоу мнений. Как правило, мы приглашаем вменяемых людей с очень разными взглядами — и экспертов, и «героев дня». Сказать, что мы проводим какую-то единую линию, нельзя. Тренируем у своих слушателей думательные мышцы головы, приучаем к плюрализму мнений.
— А что для вас значит «вменяемый»?
— Ну, не знаю… Вменяемые — это те, кто говорит, что нельзя есть детей. Это сложно объяснить как-то по-другому, очень понятно, кто ест, а кто не ест детей. Словом, нам кажется, что на выходе получается довольно вменяемый, не пропагандистский продукт. К нам приходят аналитики, волонтеры, журналисты. Мы говорим о международной ситуации в самом широком диапазоне: от массовых убийств в Нигерии до недавнего убийства в Гюмри. Такая передача — конечно, не самое нейтральное животное, но мы стараемся балансировать, учимся искусству равновесия. Если кого-то начинает заносить, скажем, в сторону нетерпимости к Другому, то лично я просто в прямом эфире перебиваю и прекращаю этот пир духа.
— Как вы соотносите себя и дискурсы, которые вы, наоборот, не поддерживаете? Себя — с российской официальной медийной риторикой? Это противостояние? Или вы — лекарство от пропаганды?
— Я бы не назвала нашу работу ни лекарством, ни противостоянием. Я бы сформулировала так: российские официальные СМИ пытаются донести идею о том, что Путин якобы прав в отношении действий в Украине, что Россия якобы поступает верно, что Крым — якобы законная российская территория. Мы стараемся не провозглашать «телеги», а информировать. Рассказывать вещи, которые кажутся нам полезными и важными.
— Вы можете представить себя не новостником и не ведущей, а, скажем, военкором?
— Во-первых, я не умею делать репортажи. Я умею делать интервью. Если научусь, тогда об этом будет проще думать. И во-вторых, я очень плохо бегаю, плохо стою, плохо сплю, плохо ношу тяжести, и вряд ли моя спина и грудная клетка выдержали бы бронежилет — скорее всего, я буду просто обузой на территории военных действий. Есть люди, которые умеют делать эту работу. А я умею о них рассказывать и предоставлять им слово.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202410455Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202411621Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202414651Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202415615Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202420155Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202420809Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202422531