14 апреля 2017Медиа
197

Сафронков и новая искренность

Андрей Архангельский о нашумевшей речи представителя России при ООН

текст: Андрей Архангельский
Detailed_picture© Imago / ТАСС

Нужно сразу понять: то, что так поразило нашу интеллигенцию, усмотревшую в выступлении представителя России при ООН Владимира Сафронкова очередное «дно», в представлении российской дипломатии вовсе не выглядит нарушением норм. Напротив, это выглядит как прорыв из контура западного лицемерия.

«Глаза-то не отводи! Чего ты глаза отводишь!» — это, в общем, та самая «новая искренность», которую предлагает Россия международному сообществу. И этот язык дипломатии считается даже лингвистическим ноу-хау; вся «соль» тут в интонации — символического насилия; когда возникает чувство, что разговор вот-вот перейдет в драку, но останавливается на последней черте; уникальность этого языка — также в его амбивалентности.

При переводе на английский или немецкий интонация теряется — и от всего остается только «мы правы, а вы — нет, потому что вы всегда неправы». Система аргументации там тоже давно известна: «вам можно, а нам что — нельзя?» И потому внешнюю аудиторию — мировые агентства и СМИ — не особенно удивило это выступление, оно, по сути, повторяет все прежние. Одновременно внутренней аудиторией в этой речи считываются не аргументы, а только интонация — и, может быть, эта речь и рассчитана в большей степени на внутреннее потребление. Внутри страны речь Сафронкова большинством воспринимается как «он им дал», «умыл их», «наказал». Это встраивается в картину наших ежедневных побед над Западом — «мы ломим, гнутся шведы»; ее идеально отражает топ известного российского агрегатора новостей:

«Представитель РФ отчитал постпреда Великобритании…»

«Опубликовано видео, как Лавров отчитывает журналистов…»

«Пушков высмеял декоммунизацию Украины…»

Россия всех отчитывает и над всеми насмехается — любо! То, что это раздражает интеллигенцию, даже тешит: пусть умоются тоже.

Итак, этот язык действует по-разному на разные среды — и везде достигает нужного эффекта.

Это ответ на вопрос «почему они так говорят» — потому что это выгодно и удобно. Культурные нормы — ну что же, это можно пережить, и Кремль, хваля Сафронкова, дает понять, что нормы сейчас не главное, а главное — «отстаивать интересы России».

Интересно, что так советская дипломатия говорила где-то до 1960-х, до и при Хрущеве, — а потом, с приходом Брежнева, стала тщательно избавляться от «большевизма», искать «общий язык с Западом». Пятьдесят лет, может быть, было потрачено, чтобы избавиться от гнетущего акцента, — и вот опять все коту под хвост, и опять на трибуне ООН — пламенные большевики.

Россия всех отчитывает и над всеми насмехается — любо! То, что это раздражает интеллигенцию, даже тешит: пусть умоются тоже.

Остается только вопрос: почему им самим, дипломатам, это нравится — ведь нельзя эту культурную модель воспроизводить совсем уж против сердца? Нет, внутренняя аргументация тоже есть, они поэтому «не чувствуют диссонанса», все-таки это делается с душой, это видно. Что это за внутренняя аргументация — кроме того, что это «за родину»? Что за «новое мышление»? Что за мировоззрение?

Олег Кашин, пожалуй, наиболее точно описал психологию новых элит — что ни Мария Захарова, ни, допустим, депутат Дегтярев вовсе не были такими всегда. Просто они понимают, что такие манеры сегодня — норма, гарантирующая социальный успех; ты сразу будешь замечен и отмечен наверху. Если мы проследим карьеры самых успешных чиновников нового времени, то увидим, что эта формула действительно работает, главное — совсем не заигрываться.

Но эта новая стилистика происходит вовсе не из дворового сленга или «языка допроса», как многие думают. Как представляется автору, это сравнительно молодой язык заграничных пляжей 2000-х — тогда был пик поездок россиян на Запад. Тогда же возникла странная традиция — ругать все по приезде: грязно, люди злые, много мигрантов, больше не поедем, и это ваш хваленый Запад.

Почему люди, которые еще за 10—15 лет до того и мечтать не могли о таком отдыхе, вели себя так, как будто все детство провели на Майами-Бич? Гипотеза такова: люди брали с собой в поездки много денег — был как раз пик нефтяных цен — и рассчитывали, как учил их советский журнал «Крокодил», что «за деньги на Западе можно купить все». И вдруг столкнулись с тем, что для достижения комфорта нужно обладать чем-то еще помимо денег. Вот это высмеянное многократно западное «умение улыбаться» на самом деле означает просто поддерживать коммуникацию и атмосферу доброжелательности. Пляж — это мини-интернационал, где выяснилось, что без этой бесплатной штуки — умения коммуницировать (и дело даже не в знании языков) — никакой внутренний комфорт невозможен, а никакими деньгами его не купишь — и отдых не приносит удовольствия.

Чтобы эта коммуникация состоялась, нужно хоть немного любить мир, мир людей, мир разных людей; любить других и саму разность. Это, во-первых, не укладывалось в психологию новых бар, а во-вторых, считалось унизительным — «подстраиваться». Из этого шока сформировалась защитная психология: агрессивное высмеивание и отрицание этих «натянутых улыбок». Для самоуспокоения нужно просто обозвать этот мир лицемерным и лживым — они вежливые потому, что слабаки и обманщики. Это же объяснение превращает собственное хамство в своеобразную честность.

Потом эта позиция приобрела экзистенциальную точку опоры — в виде гордости за победы России; патриотическая пропаганда быстро внушила, что мы — лучшие, весь мир нам обязан; тем самым мы получаем своеобразное право говорить от лица абсолютной правоты. Пляжная философия получила моральное обоснование, и любая битва за свободный топчан превращалась в битву за правду на Земле. Это чувство, родившееся на пляжах турецких, итальянских или французских, означало на самом деле принципиальное решение — пользоваться этим миром при одновременном сознательном отказе этот мир принять, а в качестве психологической защиты была выбрана эта презрительно- насмешливая интонация, которая потом окончательно оформилась в пропагандистском дискурсе.

Говорение от лица абсолютной правоты не требует доказательств: мы правы, потому что мы правы. Эта идея была оформлена еще в «Брате» и «Брате-2» — в виде формулы «сила в правде», в которой неясно, что первично — правда или сила, и именно эта неясность и таит в себе скрытую угрозу — «можем повторить», — которая как раз всех устраивает.

Мы уже упоминали про чисто техническое удобство этого речения: оно не требует усилия над собой и очень легко в исполнении, поскольку опирается на два-три аккорда. Воспроизводить шансонный стандарт гораздо проще, чем джазовый. В самой интонации Сафронкова угадываются даже какие-то цитаты из любимых кинофильмов — например «с тобой не гавкает, а разговаривает капитан Жеглов, слыхал о таком?» или финальный разговор из «Брата-2». Важно, что это язык отказа от сложности, язык игнорирования мира.

Противоположностью этому языку насилия является диалог.

При словах «диалог» и «коммуникация» интеллигентному человеку на ум сразу приходит волшебное слово «Хабермас». В начале 2000-х немецкий философ недолго побыл у нас звездой; характерно, что в итоге в коллективной памяти осталась только переиначенная неприличная поговорка о сексуальной ориентации. В России до сих пор не переведен главный труд Хабермаса «Теория коммуникативного действия».

Мы правы, потому что мы правы. Эта идея была оформлена еще в «Брате» и «Брате-2» — в виде формулы «сила в правде», в которой неясно, что первично — правда или сила, и именно эта неясность и таит в себе скрытую угрозу — «можем повторить».

Очень грубо эту теорию можно пересказать так: «диалог» — это не говорение, не открывание рта, а, прежде всего, готовность воспринять Другого, или «ждать Другого», как выразился другой философ, Рикёр. Сам факт готовности к диалогу важнее говорения; важно «принять мир», учитывать мир. Это и есть коммуникация — единственное средство хоть как-то сгладить неизбежный культурный разрыв между людьми. Говорить надо, даже если ни о чем нельзя договориться; нужно думать не о том, чтобы победить в споре, а о том, как сохранить сам разговор, собеседников.

У нас «диалог», как несложно догадаться, понимается как драка, где нужно победить соперника всеми возможными средствами. Наш диалог — это отказ от Другого, демонстрация ему этого всеми возможными способами, в первую очередь с помощью интонации. «Я тебя не слышу, я чихал на тебя, ты никто» — вот как формулируется кратко наш ответ Хабермасу. Отказ от диалога — наш символ веры. Мы будем стоять до последнего, но не дадим ни одного шанса Другому. И вот это «Глаза-то не отводи!» — символическое оформление этой «культуры отказа от диалога».

В представлении нынешней элиты «разговор» с миром должен выглядеть как речь Левитана — «от Советского информбюро»; он должен лишь извещать, информировать, ставить в известность. Наши дипломаты очень талантливы в области язвительных комментариев — но это тот же отказ от диалога. Самое страшное для них — нечаянно вступить в этот диалог. Проблема даже не в том, что они резки; просто для того, чтобы такой диалог вести, нужно хотя бы немного любить и уважать мир.

Не то чтобы они не знали всего этого; но они сознательно отказались от языка диалога вслед за своим Верховным главнокомандующим. Это моментально означает и отказ от человеческого усилия над собой, от всей современной культуры, выпадение из мира. Этот отказ мгновенно передается по капиллярам всему обществу — и усваивается им в качестве нормы. Мы уже наблюдаем это на примере комических диалогов учителей и учеников, которые появились в сети после 26 марта, — это можно уже назвать глобальным «дисконнектом». Вниз всегда легче, чем вверх, и не надо удивляться этому ускоряющемуся падению.

Но есть еще один аспект случившегося 12 апреля в ООН. Ведь что по сути говорит представитель Великобритании при ООН Мэтью Райкрофт — что так задело нашего представителя? Он переводит разговор в универсальную плоскость, на язык этики — дает моральную оценку действиям Асада, предлагая собеседнику перейти на тот же уровень. Это еще один нестерпимый пункт, тут Райкрофт задел больное.

В новейшей России мораль «не придумана», не продумана, не сформирована. Всякий раз, когда слушаешь наших представителей, хочется спросить: от лица каких универсальных ценностей вы говорите? От лица какой человеческой позиции? Советская дипломатия, как ни крути, апеллировала к универсальным ценностям — идеям интернационализма или солидарности трудящихся. А у современной российской идеологии отсутствует для этого понятийный аппарат; для артикуляции моральной позиции там попросту нет слов.

И потому само предложение «поговорить с точки зрения морали» воспринимается как оскорбление, как удар в слабое место. В качестве защиты выдвигается постулат о том, что мораль есть «инструмент давления», спекуляция, пиар. «В мире все всех обманывают, а мораль — это просто слова» — эта отрицательная этика нам тоже хорошо известна. «Посмотри на меня! Глаза-то не отводи!» — тоже язык морали — но другого уровня. Это позиция априорной виновности оппонента.

Дальше из набора аргументов остаются только чашки и блюдца — но до этого, будем надеяться, не дойдет.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20242563
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20243450
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202411062
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202417647
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202421833
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202427158
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202427965