Митя Главанаков: «“Немосква” с первого шага и молча ощущалась как прямая интервенция»

Беседа о том, может ли художник остановить самоцензуру и обойти современный агитпоезд

текст: Анастасия Семенович
Detailed_pictureМаяна Насыбуллова. Опять ничего не происходит! 2020© Михаил Вильчук

Вокруг «Немосквы» клубится черный пиар. На ресурсе Aroundart все новыми абзацами и именами исходит дискуссия об этике «больших проектов», отношении к кураторам, художникам, деньгам. Впрочем, это дела прослойки сообщества, к которой я не принадлежу, поэтому не считаю себя вправе высказываться о таких глубоко внутренних вещах. Мне хочется осмыслить само явление «Немосквы», содержание проекта, не путая его с заявленным смыслом и дискуссией причастных.

В более общем смысле «Немосква» могла стать крутым внутриполитическим проектом — про взаимный интерес, интеграцию, работу на местах. Поэтому меня задел рассказ художника и куратора Олега Устинова — автора проекта, посвященного мозаичному панно в подземном переходе в Ростове-на-Дону. Устинов пишет, как настаивал на реализации собственно в Ростове, а его попытались отправить в колоннаду Манежа, где инсталляция была бы оторвана от контекста почти до обессмысливания. Впечатление привязки к «международной» повестке и курс на «витринность» уж очень диссонируют с заявкой на «оживление регионов»: какое дело регионам до выставки в Брюсселе? До кураторского поезда, проехавшего по Транссибу, — мало ли какие иностранцы тут катаются в поисках экзотики? Наконец, почему нельзя сделать проект в Ростове-на-Дону, раз уж заявлен курс на регионы?

Делая оперативный материал для «Фонтанки» ночью после пресс-показа, я несколько раз переслушала запись своего разговора с томским художником Митей Главанаковым. Его соображения про «Немоскву» во многом совпали с моими: людям в Томске выставка в Петербурге ничего не дает, а местные художники часто не считают искусством то, что делают, да и вообще арт для них — нечто токсичное и зашкварное, поэтому проект Манежа хорошо бы «припанковать». В общем, мы решили сделать интервью, но разминулись на пространствах Родины и пообщались в формате телеграм-чата, отчего, по-моему, материал только выиграл.

Митя ГлаванаковМитя Главанаков© Алексей Акимов

Митя — автор инсталляции «Болото» в петербургском Манеже — срежиссировал и две интервенции в экспозицию «Немосквы». Во-первых, вместе с Полиной Колозариди он вручную внес в тридцать шесть буклетов-гидов к выставке имя Анны Прохоровой, которая занималась художническими закупками и не попала в публичные списки команды проекта. Во-вторых, восстановил работу Сани Закирова «Операция “Мишки”», которая изначально должна была состоять из картины и фантастического рассказа, а по факту рассказа ни в каком виде не было. Подробнее об интервенциях можно почитать в материале Aroundart: никакой реакции от организаторов, по словам Мити, не последовало.

Беседу мы начали сразу со скепсиса в адрес этого крупного «колониального» проекта, но все же воздали ему должное.


Митя Главанаков. Болото. Средовая инсталляция для проекта «Немосква». 2020

— Начать можно вот с чего: масштабные инициативы всегда бесчеловечны, как и все монументализируемое. Как считаешь, какими средствами «Немосква» добивалась условности, отстраненности «большого крутого проекта»? Можно на примере нутрянки, которую я не знаю.

— Я не думаю, что кто бы то ни было специально добивался «условности» или «отстраненности». Да и так прямо обобщать про бесчеловечность всех крупных «крутых!» проектов я бы тоже, наверное, все же не стал, хотя сам, конечно, топлю за меньшие локальные движи. По моим ощущениям, в числе целей проекта не было чего-то противоположного отстраненности, например, удержания режимов включения, партиципации, ситуативного со-чувствия и разделенного опыта. Тут стиль говорит за себя. Агитпоезд, будоражащий аффекты локальностей, скупых на «крутые!» новости. Портфолио-ревью, структурированное как спид-дейтинг в напоминающем улей общем зале. Так же построена публичная речь вокруг нашей выставки — все пресс-релизы начинаются с числа 80 и прочих мегаатрибутов.

Если обратиться, как ты говоришь, к нутрянке — в моей памяти остаются возникновение фигуры куратора над кураторами («что это — наверное, майор?»), многоэтапно-сложные переписывания proposal'а («что они хотят из нас выжать?»), реплики в стиле «сможет ли художник в качественный продакшен?», «в проекте нет хедлайнеров», «Манеж — это ведь мегапиар, может, не будем платить гонорары художникам?». Несмотря на то что в итоге эти вопросы, слава богу, отпали, на раннем этапе согласований было ясно, что любви много не будет.

Можно видеть в этом и других раскладах расхождение «новой» и «старой» (?) этик. Но, на мой взгляд, вопрос о том, насколько любовь или забота может декларироваться как стратегическая ценность крупного или некрупного проекта, — это открытый вопрос для всех нас, и критикой в одни ворота тут не обойдешься.

Арт-группа «Север-7». Портик-гараж. 2020Арт-группа «Север-7». Портик-гараж. 2020© Михаил Вильчук

— Выставка «Дейнека/Самохвалов» в том же Манеже была, на мой взгляд, именно бесчеловечной, но было впечатление, что там так и надо (под бесчеловечностью я имею в виду зрительское впечатление: в плане отношения к художникам любви и заботы, по-моему, нет нигде). Но «Немосква» декларирует некую ламповость и региональный движ, которые с монументальными масштабами не женятся.

— Да, про Дейнеку соглашусь полностью. Когда я вышел оттуда в этом каком-то опиоидном тумане, я сел перед экранами на трибуны. Смотрю на них так отупевше и тут понимаю, что, как и со всем остальным, что-то не так. Смотрю еще немного и вижу, что они замедлили видосы нейросетями. Отсюда такое дикое ощущение подвешенности вне времени, в каком-то сне наркозном. Там видно на быстрых движениях: когда фреймы сильно друг от друга отличаются, алгоритм не сращивает, как их друг с другом плавно свести, и быстрое движение рвется. Там были гимнастки с ленточками, тела движутся медленно, как во сне, а руки то тут, то там. Меня очень поразило, что они даже хронику замедлили для создания этого своего стазиса. Хроника как бы фоновая, еще эмбиентец такой неоклассический там посвистывает, а зомбирует не хуже всего остального.

— Но давай вернемся к «Немоскве». Снаружи выглядит так, что «Немосква» могла стать крутым внутриполитическим проектом про горизонтальные связи, а получилась тусовка с check-in'ом из статусных иностранцев и «международности». Как это ощущалось изнутри?

— Я помню, как за полгода до запуска поезда мне из Новосибирска позвонил Антон Карманов, кратко изложил замысел проекта и мы сразу перешли к планированию превентивных мер — без обсуждения тонкостей или сонастройки своего отношения. Проект с первого шага и молча ощущался сообществом как прямая, на грани с грубостью, интервенция. Эта разделенная самоочевидность, на мой взгляд, привела к тому, что на том этапе не прозвучало резонансной артикулированной критики.

Немосква не за горами. Фрагмент экспозицииНемосква не за горами. Фрагмент экспозиции© Михаил Вильчук

— О, а про интервенцию можно подробнее? Какие превентивные меры? Из чего сложилось такое ощущение? Мне показалось, что идея с поездом — по большей части туристическая бирюлька: посмотреть на «аборигенов». Как на него реагировали? Или я слишком категорична и поезд что-то дал людям на местах?

— Под интервенцией я имел в виду такой резкий чужеродный заход, на который следует достойно ответить, чтобы оказаться не аборигенами, а норм. ребятами. Я плохо помню: кажется, мы хотели сделать обсуждение и подготовить майндсет / пачку текстов. В итоге ничего не сделали. На панельной дискуссии в Новосибирске Антон высказал тезис в духе «ваш поезд — как слон в посудной лавке, у нас все локальные инициативы утонули в инфовсплеске и дисперсии внимания».

На местах поезд дал наведение шороха — что на тот момент, в общем, тоже казалось лучше, чем ничего. Не знаю, как передать ощущение голода, возникающее в силу неумения работать со своим контекстом как с полноценным. Часто на горизонте маячат зарницы метрополий (или, прости господи, арт-мира), и такой протуберанец типа поезда может ощутимо волновать местность. Конечно, лучше бы поднимать упорную работу культурного самосознания, но это, наверное, уже наше дело.

— Отдельно хочу спросить: кому принадлежит фраза «сможет ли художник в продакшен»? И что за «куратор над кураторами»?

— Это была реплика Антонио Джеузы, которую мне передал Герман Преображенский, — «Сможет ли художник обеспечить качественный продакшен?» Антонио изначально был заявлен в проекте как «метакуратор»: «Семь кураторов под предводительством Антонио Джеузы». Сейчас уже эти перлы звучат как ситком от совриска.

Андрей Сикорский. Серия ассамбляжей «Застывшее время». 2019Андрей Сикорский. Серия ассамбляжей «Застывшее время». 2019© Михаил Вильчук

— Вообще эти метакураторы и супермеждународные крутаны — они нужны тебе и художникам в Томске? Мне показалось, что «статус» и мишура большинству проектов «Немосквы» не идут вообще.

— Давай тут вместе вообразим, чем может быть полезен звездный куратор в контексте типа томского, где есть университет, локальные муниципальные и частные музеи, самоорганизованный арт, околоарт- и неарт-движ и другие микрокультурные сообщества типа поэтических кружков и студенческих выставочных залов. Звучит как перспектива крайне интересного и непредсказуемого сотрудничества. Но сколько звезд должно сойтись, чтобы нашелся общий язык? Какие за этими поисками с разных сторон могут стоять мотивации? И кто будет делать всю работу по переводу друг в друга гетерономии языков, которыми мыслят участники, при том что они и между собой договориться никогда не могут? Короче, мне кажется, что тут я в силу художнических привычек мыслю в жанре фантастики.

Я учусь не вестись на экс- или имплицитные обещания халявных золотых гор, дивного нового будущего и прочих бесплатных трансгрессий. Никакой куратор или культурный актор не может, как мистер Пропер, прилететь по свистку, своим лысым всемогуществом оттереть все говно и чтобы дальше все жили долго и счастливо: это смешно. Всегда нужно формировать свой контекст и не надеяться на помощь свыше. Нам нужно много любить и много работать.

— Да, из всех красивых слов, которые есть в описании проекта, мне самыми полезными показались «горизонтальные связи» — некое обещание наведения мостов руками условных мистеров проперов, но с заделом на будущее, в котором диалог будет идти напрямую, а не через Москву. Что-то из этого получилось? Мне всегда кажется, что сплотить не-Москву может только ненависть к Москве, но это наверняка опять категоричность. Может быть, появились межрегиональные проекты? Авторы/кураторы нашли друг друга?

— Я срастился с людьми и пространством студии 4413, пока жил там все это время, отказавшись от централизованного расселения. На студии мы много внимания посвящали раскапыванию критического аппарата относительно мега- и колониальных проектов — так что смешно, но да, в моем случае твое предположение о негативной горизонтальной консолидации работает :)). И я рад был познакомиться с другими ребятами из нашей команды.

В любом проекте ты так или иначе знакомишься с соучастниками, и в развитии наших связей очевидна заслуга «Немосквы». Могли бы без нее вообще друг о друге только заочно знать. Но для меня неочевидно, какие специфические действия или решения были приняты именно по этому пункту. Думаю, мы бы все равно познакомились. Так работают очные проекты: много людей набивается примерно в одно место, тусуется и так далее. За это огромное спасибо «Немоскве» и любому другому проекту, в котором людей куда-либо везут :). Эти тонкие магнитные нити между людьми со временем оказываются очень важны: выставки забываются, но одна из таких связей рождает еще десять проектов.

Митя Главанаков. Графический интерфейс визуальной среды программирования Pure Data, управляющий инсталляцией и звуком патч запущен на установленном в болоте сервере (Raspberry Pi 3B+)Митя Главанаков. Графический интерфейс визуальной среды программирования Pure Data, управляющий инсталляцией и звуком патч запущен на установленном в болоте сервере (Raspberry Pi 3B+)© Предоставлено автором

— Магнитные нити :)) очаровательно. Еще про самоорганизацию: мне кажется, у «Немосквы» сильный перекос в репрезентацию. Например, Алиса Прудникова мне говорила, что была идея сделать выставку с павильонами для каждого региона. Я понимаю, что это была первая наметка вилами по воде и в итоге все не так, но ход мысли очень балаганный. Показывает, что все как раз делается для Москвы, с большим перекосом в ее сторону. Как думаешь, реально ли в том же Томске или Новосибирске организовать вау-проект местными силами?

— У нас есть свой вау-проект в Томске про уличные искусства — Street Vision, он должен хорошо гуглиться: насколько я понимаю, ребята фандрайзят его более-менее сами. В Новосибирске недавно прошел фест «48 часов Новосибирск» (тоже вау-вау), организованный тремя институциями — Гете-институтом в Новосибирске, Центром культуры ЦК19 и кураторами фестиваля 48 Stunden Neukölln («48 часов Нойкёльн», Берлин), но там для меня все было очень человечно: спасибо «Гете» и команде локальной институции ЦК19.

— Мне кажется, интереснее было бы организовать в Петербурге и на местах параллельные процессы, не создавая перекос в сторону мегапроекта. Хотя понимаю, что этого могут требовать инвесторы.

— Конечно, локальности всегда интереснее, их неперевариваемо много, и они все очень разные :). Но на месте понимаешь, что борьба за локальность — это во многом внутренняя борьба. Когда нет «Немосквы», мы успешно практикуем все жанры самоколонизации — начиная с нытья (опять ничего не происходит), продолжая попытками следить за более или менее «глобальными» трендами и заканчивая идентификацией с колониальными мифами или мемами вроде «сибирского андеграунда». Поэтому без специальной подготовки иногда сложнее всего самому развидеть свой «регион», чтобы увидеть его уже как локус: взглядом влюбленного путешественника, которому при этом шкурно знакомы все боли и проблемы.

— А какие моменты вызвали реакцию «что еще из нас хотят выжать»?

— Ну, много раз звучали термины «хедлайнеры», «качественный продакшен», «неизвестные художники». Если кураторы знали, кого и зачем зовут, то откуда тема про недостаток хедлайнеров? Тебя принимают на работу печь вкусные булочки, а потом просят яйца Фаберже. Мы умеем делать нормальные инсталляции, но лоск, который стоит за словом «качественный», — вообще из другой оперы, в которой у автора есть опыт, время, деньги, но нет открытых конфликтов с совестью и тяги к рискам.

Иван Смирнов. Пост (из серии «Праздник»). 2020Иван Смирнов. Пост (из серии «Праздник»). 2020© Михаил Вильчук

— Понимаю, о чем ты: когда в Петербург привезли AES+F, многие говорили, что «наконец показывают КАЧЕСТВО — не то что “Север-7” из говна и палок». Вопрос, скорее, в степени «качества», до которой искусство хотят заламинировать.

— Ну это вроде понятно: я сам не сторонник того, чтобы пугать зрителя (или наскучивать ему) пиписьками из монтажной пены на каждом шагу, да и подчеркнуто эксклюзивные вещи не очень люблю. Но это возвращает нас к вопросу о том, при чем тут локальные искусства. Я посмотрел еще раз последний пресс-релиз: там написано, что «Немосква» — про развитие современной культуры в регионах. Через участие в «качественном продакшене» я могу это понять только таким образом: мне предлагают мотать на ус, как надо делать искусство, чтобы вылезти из подвала.

У меня был опыт участия в поддержании работы галереи, которая жила в ряду бутиков в главном томском ТРЦ. Выставки, перфы, лабы — таким мы занимались. На мой взгляд, тяга к заливанию всего глянцем и ровным дизайн-кодом сродни желанию найти шорткат к легитимации своей практики, исходящему из универсальной вегетативной любви к спокойствию, бесконфликтности, чтобы солнышко всегда светило, внутри и снаружи не было проблем.

Когда ты соглашаешься на ламинирование как базовый принцип подачи — ты как бы говоришь: «Да, моя жизнь тупо прекрасна, как и ваша! Пошли есть конфеты!» Это сразу снимает все лишние вопросы, и уже не нужно никому ничего доказывать, вообще говорить не надо. Мало того что нерефлексивное использование этих эффектов — практика довольно безответственная. Так это еще и стоит кучу бабок, за которыми приходится идти к Потанину, а ему, чтобы отмыться, нужно все больше хлорки и глянца.

И мне как бы подспудно говорят, что вот так и надо все делать в местах, остро нуждающихся в трезвом политическом и культурном самосознании. Ну мрак же полный. Я думаю, что здесь все как в истории со «звездным куратором»: честная и открытая работа часто не обладает ореолом таинственной сексуальности. Это нормально, нужно учиться не вестись на фантики.

Художественное объединение «Гуй» (Марина Плаксива и Егор Ефремов). Ионизация. 2020Художественное объединение «Гуй» (Марина Плаксива и Егор Ефремов). Ионизация. 2020© Михаил Вильчук

— Еще подумала, что в мегапроектах много думают об упаковке из-за ЦА: судя по историям с AES+F и «Севером-7», локально с этим не так заморачиваются. Как мне кажется, большой проект означает деньги, обязательства, требует выхода на большую аудиторию — вот и ламинируют.

— В одном критическом обсуждении проекта собеседница задала мне вопрос о том, почему я ругаю проект, в котором сам участвую. Я думаю, что, когда есть такая настойчивая история — колониальный по духу проект, объявляющий себя главным по «искусству регионов» или чему бы то ни было, — обязательно надо не отмораживаться, консолидируя тухлые оппозиции типа «центр — регионы» или «художник — институция», а, наоборот, собственным телом-участием стараться максимально их размыть. То есть обязательно участвовать, узнавать ситуацию изнутри, стараться, насколько это возможно, топить за свои темы, останавливать самоцензуру. Так мягко или жестко ворочаться в тылу, заражать его и самим мутировать / наращивать сложность, чтобы не быть легко проглатываемыми.

Это, конечно, сложная игра, которая может быть опасной в смысле удержания своих позиций и совести. Но другие варианты — строить жесткие границы/идентичности и начинать войну оппозиций или просто игнорировать, делать вид, что ничего не происходит, — намного хуже или просто неприемлемы. Поэтому свою художническую работу я постарался максимально разложить, чтобы она паразитировала на других авторах, зрителях, водорослях и, кроме подключений, не вносила своих содержаний.

С другой стороны, сейчас я постепенно превращаю ее в лабораторию. Смотрю на зрителей, шумлю и включаю сирену в ручном режиме, документирую, ищу какой-то гибридный жанр между дневником и критикой. То есть выключаю проектную логику сданного продакшена и отправляю все в более свободный дрейф — насколько получится. Но точно нужно найти форму телеприсутствия с «регионами», провести как бы микротерапию выключенности этой выставки из локальных контекстов — но диалектично, через включение их в нее :))).

Короче, важно сказать, что все эти критические переливы должны приводить к преумножению сущностей и вариантов, а не наоборот. И само преумножение можно превратить в лабораторию, то есть партиципативный формат с открытым финалом.


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20248162
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202414798
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202419211
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202424472
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202425953