Любовь на карантине: стой там — иди сюда

Полина Аронсон о странных играх любви в магических кабинетах пандемии

текст: Полина Аронсон
Detailed_picture 

Полина Аронсон продолжает наблюдать за тем, что происходит в сознании и практиках людей «на полях карантина».

Карантин, расползающийся по земному шару, не только устанавливает новые границы: он сметает и старые. Понятия «далекое» и «близкое» перераспределились в мгновение ока, жизненный мир оказался переформатирован: где стол был яств, там гроб стоит, где было густо, стало пусто. Стоэтажные бизнес-центры пустынны, международные конференции проводятся из спален. Соседи, ежедневно встречавшиеся в лифте, не видятся неделями, а столкнувшись у мусорных баков, отскакивают друг от друга в разные стороны. Внуки звонят по скайпу бабушкам, живущим за три автобусные остановки, чтобы показать пластилиновых человечков. Наконец, состояние тонуса дыхательной мускулатуры у жителей провинции Хубэй волнует сегодня многих больше, чем собственный ревматизм.

В любви тоже сплошные перестановки. Из кафе, баров, скверов, кинозалов, свингер-клубов, кофе-брейков, библиотек, подворотен, гостиничных номеров, с набережных и из аэропортов любовники отправились выживать по домам — кто в одиночестве, а кто вместе.

Многие из тех, кто был рядом, расходятся; их совместное заключение завершится побегом — окончание карантина в Китае уже сейчас сопровождается скачкообразным ростом числа разводов, и совершенно очевидно, что эта тенденция повторится везде. В закрытом помещении раздражение и насилие растут как на дрожжах — одним из последствий этого многонедельного заточения станут множественные травмы, причем не только психологические. Близкое, ставшее слишком близким, рвется и превращается в далекое.

Есть и те, кто под воздействием центробежной силы пандемии, наоборот, стремительно сближается друг с другом. Кто-то, используя формулировку журналистки Анны Наринской, «выйдет из карантина прямо замуж» (впрочем, как сообщают СМИ, заключить брак сегодня уже возможно онлайн — не дожидаясь окончания самоизоляции). Люди, которые еще вчера безжалостно выбрасывали каждую самозародившуюся в доме зубную щетку, внезапно обнаруживают себя в добровольном заключении с человеком, который что-то такое постоянно ест, что-то такое постоянно пьет, раскладывает свой ноутбук на кухонном столе, забывает выключить свет в коридоре, звонит маме в Австралию в шесть утра — и которого, оказывается, отчаянно, невозможно, всю жизнь ровно на этом месте и не хватало.

«Положа руку на сердце — я даже рада, что так все случилось». «Мы вдруг поняли, что готовы к полностью совместной жизни <…> — хотя мы годами жили в разных городах и нас это очень устраивало». «Его переезд повлек за собой какое-то ощущение, что дом становится домом, а не простым местом, в котором я раньше ночевала, и то редко». «Если бы не карантин, мы бы точно не съехались никогда, а сейчас мы оба как-то удивительно счастливы».

Женщины и мужчины от 25 до 60 в Москве, Нью-Йорке, Париже и Берлине с удивлением говорят, что, оказывается, быть с кем-то рядом — это не так страшно. Привыкшие к независимости — а то и просто к одиночеству — люди открывают возможность близости и поражаются, как легко она им дается. «Ощущения удивительные — в том смысле, что я поражена, насколько все хорошо». «Мы сами не можем в это поверить, но у нас вместе получается, и пока чем дальше, тем лучше».

Пандемия как будто многим дала карт-бланш на привязанность, уязвимость, на отказ от борьбы за независимость. «Ощущение такое, что все перестало работать по нормальным правилам и теперь можно посмотреть, чего мы на самом деле хотим, — говорит 27-летняя Юля, бросившая в Москве работу и родственников, чтобы остаться на карантин со своим другом в другом городе. — Мне вообще плевать на квартиру в Москве, на все обстоятельства. Просто хочу быть рядом с любимым. Зачем столько времени цеплялась за какие-то “нормы” насчет того, что нельзя “бросаться” в отношения, — непонятно сейчас».

Атлант больше не хочет расправлять плечи, атлант хочет на ручки и под одеяло; в отсутствие пространства для деятельности атлант кладет голову на подушку и начинает мечтать. Кто-то, сидя на заброшенной даче в Карелии, играет в доктора Живаго: кругом вихри враждебные, а у нас свеча горела на столе и на озаренный потолок ложились тени. Кто-то на Манхэттене впервые за 58 лет понимает, что такое «медовый месяц»: завтрак под бормотание радио; тень фигуры, склонившейся над письменным столом; вечер, который не надо тратить на езду через все нью-йоркские мосты. Кто-то в Берлине, сойдясь на карантин из развода, впервые за много месяцев не боится сказать: «Я ошибалась, ты мне нужен».

У романтических арий о сближении есть, впрочем, и частушечный извод: жанр «возвращение бывшего». В социальных сетях девушки массово делятся впечатлениями от парада планет, внезапно выстроившегося в мессенджерах. Экспрессивная реплика «из карантина я выйду прямо замуж» преломляется в комическом свете в блоге другой замечательной журналистки: «Я практически уверена, что сразу после карантина с легкостью смогу выйти замуж, даже если буду весить центнер. Так что самоизоляцию стоит посвятить шитью платья белого и завивки деланию. Пишут и звонят все 4 стороны света и, чувствуя приближение всадников апокалипсиса, не отлипают от средств связи».

Разработчики приложения Mend, чатботы которого обещают излечить любого владельца смартфона от расставаний с любимыми, издали для пользователей тревожным тоном написанный циркуляр. Писать бывшим не стоит, предупреждают они: если те не загнулись от коронавируса, то напишут сами — а если не пишут, то: а) таки загнулись, б) отлично проводят карантин с третьими лицами, что лично для вас равнозначно пункту «а». Инструкция проста, но разработчики Mend обеспокоены: их пользователи безнадежны, они полны нелепой детской привязанности, им чертовски хочется, чтобы хоть что-то в мире — пусть даже эта козлина — еще было на месте. Даже у частушки обнаруживается трагическая кода: чатботам не удается перенастроить человеческое, трогательное, уязвимое.

Это трогательное и уязвимое, кажется, прорастает даже в самом неожиданном месте — в торговых рядах онлайн-дейтинга. Хипстеры, еще пару недель назад жонглировавшие в Тиндере рулонами туалетной бумаги и горами макаронных изделий, приняли позу «замри». Новых матчей сейчас немного — кто-то кого-то куда-то свайпает, но все больше мимо, все без особой охоты. Зато стала более бурной и длительной переписка между уже сложившимися матчами. «В Тиндере появились ухаживания», «люди стали расспрашивать друг друга, как у них дела, все обсуждают, как им страшно и как все надоело», «в Тиндере появились чувства», — рассказывают пользователи в Европе и в России. Эти субъективные ощущения подтверждаются данными: «Пользователи заходят проверить новые сообщения, но не начинают новые переписки — зато растет трафик на десктопе (переписка) и в видеозвонках. Очевидно, быстрого секса в текущих условиях не получится, но вот общения одинокие люди, наоборот, хотят только больше», — говорят эксперты и разработчики различных сервисов. От запуска приложения со встроенными видеочатами некоторые девелоперы ждут взрывного роста [1]. Средства создания отношений без обязательств — на дистанции — стали средствами сближения и утешения, сокращения дистанции.

Но сближение в одном оборачивается отдалением от другого. Само человеческое тело теряет свою привычную субстанцию, становится чужим, развеществляется. Дано мне тело — что мне делать с ним в изоляции? Куда его носить, во что одевать, кому показывать? Собственное тело становится из чего-то предельно близкого предельно далеким — у него нет смысла, нет цели существования, кроме поддержания той самой «голой жизни».

Более того, тело сделалось не только ненужным — оно сделалось потенциальным врагом. Это оно может оказаться разносчиком невидимой заразы, это его надо запереть на ключ, изъять из окружающей среды, ему ограничить передвижения. Для многих все происходящее стало наказанием, карой за их чрезмерно физический Dasein. Кристина Марлен, известная берлинская секс-просветительница, перформансистка и журналистка, открыто называющая себя Hure («шлюха»), пишет на своей странице в Фейсбуке: «Для таких, как я, происходящее сейчас — это страшный сон. Я из тех людей, кто чувствует свое тело, только когда к нему кто-то прикасается или когда я прикасаюсь к кому-то, чувствую тяжесть Другого на себе. Сейчас я парализована и ощущаю, как с каждым днем теряю рассудок».

Отдаление собственного тела испытывают не только те, кому попросту не к кому притронуться. Оно исчезает и там, где есть близость — но нет пространства, в котором она могла бы раскрыться. Подруга пишет: «Карантин лишил меня тела. Уже три недели я почти не прикасаюсь к своему мужу, а он не прикасается ко мне. И речь идет не о чем-то эротическом, а о том, чтобы случайно задеть локтем, почувствовать прикосновение волос или едва заметное колебание воздуха, когда проскакиваешь друг мимо друга. Я перестала носить украшения, одеваться, смотреться в зеркало. Потеряв тело, я почувствовала себя невидимой — и, должна признаться, мне это нравится. Я не скучаю по своему тщательно выбранному гардеробу. Выпав из социального пространства, я больше не чувствую, что нужно как-то снова заполнять его собой. Невидимость удобна и даже в чем-то приятна. Однако при этом я чувствую, что онемела внутри. Прекрасные закаты, распускающиеся в саду цветы и пение птиц трогают меня только наполовину. Похоже, я выпала не только из общества, но и из мира в целом. Мое тело — мой способ обживания мира — сделалось ненужным, бесполезным, и окружающее пространство стало для него попросту излишним».

Близкое и далекое непрерывно играют в чехарду. Дейтинг, суть которого в going out, сделался практикой going in. Свидания — да и все остальные формы интимной встречи — случаются больше не в кофейнях и винных барах, а сразу на диване или в кухне. Никаких «Завтраков на траве» — только бытовые сцены. Любовникам некуда отвести взгляд, нельзя тайком сравнить себя с другими за соседним столиком, на них никто не смотрит со стороны, не придумывает им историю. Они сами и есть своя собственная история: они выпали из кокона фоновой музыки и оказались сразу в нутряном хаосе жизни друг друга, где из декораций — обои и сохнущие носки.

Вирус удалил из любви чувство перспективы. Из 3D — я, ты и пространство вокруг нас — любовь схлопнулась в 2D: остались только я и ты, а пространство упразднили. Портреты любовников эпохи COVID похожи на живопись раннего Ренессанса: фигуры, не отбрасывающие тени, как будто вырезанные ножницами и поспешно наклеенные на тот фон, где им случайно удалось оказаться. Кто-то держится за руки, кто-то замер перед экраном, кто-то застыл со сжатым кулаком — но всем им не хватает одного: пространства, соразмерного человеческому телу, которое то преодолевается вытянутой рукой, то упруго отскакивает. Это пространство, которое тело обустраивает собой, оставляя для Другого лакуны, ниточки и дорожки лабиринта. Близости нужно далекое, она динамична, не статична. Любви нужна игра — в угадайку, переодевания, догонялки; ей необходимы потайные комнаты, городские площади и заросшие сорняками дачи. Zoom, когда же в тебе наконец появится функция «включить запах» — леса, разлитого пива, горячего асфальта?

Эксперимент по размножению в неволе еще только начинается. Его жесткость и беспрецедентность обнажили даже у самых убежденных одиночек уязвимость и потребность в близости, и каждый ищет ее, где может. Но, даже найдя ее и сплетясь ногами под одеялом — сегодня как вчера и завтра как сегодня, — мы охвачены тревогой, тоской по той невидимой материи, через которую сквозь Вселенную идет сигнал от одной частицы к другой. Может ли состояться любовь, у которой нет свидетелей — и нет пространства, кроме самой себя? Будут ли частицы продолжать изменяться, если их некому наблюдать? В карантине выживут только любовники с фантазией — те, кто придумает себе третье измерение сам.


[1] Благодарю за помощь в анализе данных Сергея Сигитова, Максима Храмова (LovePlanet) и Дмитрия Филатова (Topface).


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202350112
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202335302