Полина Аронсон, которая переживает пандемию во встревоженном Берлине, будет вести на Кольте записки «На полях карантина».
В ленте фотографии опустевшей Венеции — как будто безумный реставратор за одну ночь убрал всех людей с холстов Каналетто. Бегущие, идущие, согнувшиеся над прилавками, сидящие в лодках, что-то втолковывающие другим прохожим — исчезли все. Никто не суетится, не дышит заразой, не шарит по карманам. Осталось только торжество стен. Повсюду стены.
Еще две-три недели назад для большинства из нас мир был прозрачным шаром; мы крутили его в руках в попытках разглядеть свое будущее. Вот тут я навещу брата в Израиле, здесь мама ко мне прилетит, там отпуск на Гоа, тут командировка в Мюнхен, здесь подруга выходит замуж в Лондоне, а вот это я наконец в Штаты на конференцию полечу. Маленькие пятнышки на поверхности кристалла — визы, подорожавшие авиабилеты, страховки — раздражали, но не заслоняли общей картины: мы — дети Галактики, эге-гей! Но в считанные дни прозрачный шар сделался непроходимым лабиринтом. Я успею отсюда вылететь? А там приземлиться смогу? А когда вернусь? Никто не знает, отойдите, следующий, откройте рот, скажите «а-а-а-а», вымойте руки, ждите ответа оператора. Стены, стены, стены, шлагбаумы, оцепления, замки, пустые аэропорты, пустые вокзалы, пустые прилавки. Мир обнулился. Женщина-астронавт, отпустите нас в космос.
Мы хорохоримся — у нас есть Фейсбук, наш интерфейс вечной молодости и вечной дружбы, наш онлайн-«Декамерон». Теперь, когда трогать друг друга руками окончательно запрещено, цифровые прикосновения большим пальцем — лайк! лайк! лайк! — сходят как лавина. В Фейсбуке гвалт, крик, ор — но за ним особенно хорошо слышно, как на взлетно-посадочных полосах наступает тишина. Как будто кто-то дернул громадный рубильник и гаркнул: «Замри!» На 14 дней, на 30 дней, до 2036 года…
В обиход вернулось слово «разлука». Когда теперь увидишь любимых? Вот же они, совсем рядом, в твоем кармане — слышишь, как вибрируют? Но, проводя пальцем по стеклу, чувствуешь только, как сердце уходит в пятки: пиксели не заменят клеток эпителия.
Расстояние — реально. Далеко — это правда очень далеко. Когда не можешь обнять, прижаться, зарыться лицом — это значит именно то, что не можешь обнять, прижаться, зарыться лицом. В аналоговом мире реки во-о-от такой ширины и горы во-о-от такой вышины, а люди маленькие-маленькие, к ним часто не добраться даже на перекладных, и иногда они умирают от невидимой глазу дряни. Есть те, кому можно написать: «Как ты?» — и они ответят, разлука отложится на несколько гигабайт. Но хуже всего дело обстоит с теми, кому уже не напишешь: то ли поссорились когда-то в хлам, то ли потеряны адреса и имена — с ними расстаешься как будто по второму-третьему разу. Не потому, что непременно что-то должно случиться, а потому, что до дна души наконец доходит необратимость некоторых раскладов.
Китайский вирус воплотил императив «руками не трогать» до гротеска и насмехается над нами. Нате, получите ваш мир работающих из дома фрилансеров, мир анскулинга, мир победившего «Нетфликса», мир несообщающихся сосудов. Вот вам ваше новое Средневековье с древним венецианским словом quarantena. Не выходи из комнаты, не совершай ошибку, умой руки — что тебе еще остается.
Но, осторожно приоткрывая окно рукой в латексной перчатке и глядя на улицу поверх ватно-марлевой повязки, чувствуешь, наоборот, странную близость и с теми, и с этими, и вот еще с теми, которых теперь не пускают через Бреннерский тоннель. По всему миру человеческие стада бодаются об ограждения — и сотни тысяч беженцев, запертых между Грецией и Турцией, уже как будто и не совсем чужие нам — белым и богатым, сидящим по домам с пачкой обнулившихся билетов и планов. Да и панголинам с летучими мышами в общем-то тоже нелегко.
За новым Средневековьем придет новое Новое время. Увидимся в нем.
Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо
Главный редактор «Верстки» о новой философии дистрибуции, опорных точках своей редакционной политики, механизмах успеха и о том, как просто ощутить свою миссию
Пятичасовой разговор Елены Ковальской, Нади Плунгян, Юрия Сапрыкина и Александра Иванова о том, почему сегодня необходимо быть в России. Разговор ведут Михаил Ратгауз и Екатерина Вахрамцева
Вторая часть большого, пятичасового, разговора между Юрием Сапрыкиным, Александром Ивановым, Надей Плунгян, Еленой Ковальской, Екатериной Вахрамцевой и Михаилом Ратгаузом
Социолог Любовь Чернышева изучала питерские квартиры-коммуны. Мария Мускевич узнала, какие достижения и ошибки можно обнаружить в этом опыте для активистских инициатив