Новый тип отцовства: звучит убедительно — стоит попробовать

Текст продолжает совместный проект COLTA.RU с официальным сайтом Швеции на русском языке Ru.Sweden.Se — «Например, Швеция».

Мама с ребенком, папа на работе. Короткие вечерние встречи детей с отцами за ужином проходят обычно в атмосфере нервного перерыва перед прошедшим броском на труд и следующим. В результате дети вырастают в гораздо большей близости к матери.

Так было — так перестало быть повсеместно с тех пор, как концепт отцовства был переосмыслен в скандинавских странах, в том числе в Швеции. Этому посвящена новая книга Александра Фельдберга и Романа Лошманова «Nordic Dads», главу из которой мы публикуем здесь: в ней рассказывается о большом начальнике, испытавшем на себе декретный отпуск.

Кроме того, Кольта попросила Александра Фельдберга, по совместительству — автора серии колонок «Московский папа», рассказать, что нового он для себя открыл в процессе работы над книгой и во время удивленных встреч со шведскими отцами.

1.

Моя старинная знакомая, давно живущая в Стокгольме и защитившая на днях докторскую диссертацию по микробиологии, как-то рассказала мне такую историю. В течение трех лет они проводили в лаборатории какое-то очень важное исследование. И вот, когда настал день Х и должно было наконец выясниться, удался их эксперимент или нет, ее начальник-швед вдруг встал и сказал, что ему надо забрать ребенка из садика, — и ушел, не дождавшись судьбоносных результатов. «У нас на кону три года работы — а он просто встает и уходит!» — недоумевала моя знакомая (сама, между прочим, прекрасная мать двух очаровательных дочек).

В другой раз, когда все начальство лаборатории вызвали на ковер к руководству в связи с тем, что они как-то не так мыли или вытирали бедных подопытных мышей, тот же босс встречу просто проигнорировал. «Понимаешь, он серьезный ученый, но так уж у шведов заведено: если сегодня “твоя” пятница или “твой” вторник, то ты просто идешь забирать ребенка из садика».

Во время работы над книгой «Nordic Dads» у меня была возможность поговорить с тремя шведскими отцами, живущими в Москве. Это были так называемые тренировочные интервью, не вошедшие в окончательный текст. Каждому из них я рассказал эту историю и получил три разных ответа.

— Наверное, — сказал первый, — все дело в work-life balance, балансе между работой и личной жизнью, — это очень важное для нас, шведов, понятие. Когда я работал не в шведской компании, то все вокруг говорили о том, что мы всегда должны быть готовы работать больше. Были заказы, поступавшие после полуночи, и так далее. Но семья не должна подстраиваться под твою работу, у всех должна быть самостоятельная жизнь. Кажется, что только разок останешься позже, а завтра придешь домой вовремя. Но стоит только начать так делать, как всё, привет, потому что всегда есть что-то суперважное, что надо сделать сегодня, чтобы спасти мир. И ты приходишь домой, когда дети уже спят. Так что здесь нужно ставить очень жесткие границы и не позволять работе вмешиваться в твои планы. Возможно, человек, о котором вы рассказываете, считал именно так.

— А может, — предположил второй, самый молодой из троих, — он так поступил из-за острого чувства гендерного равноправия? Ведь это не только про то, что надо справедливо делить домашние обязанности, но и про осознание того, что мои интересы и интересы партнера равны и ее работа так же важна, как моя. Я вот не считаю возможным даже намекнуть жене: мол, моя работа важнее, поэтому я сегодня задержусь до девяти, а ты займешься детьми. Она точно увидит в этом неуважение, да и сам я считаю это неправильным.

— Возможно, это связано с таким важным для шведов понятием, как duktig — чувство ответственности и стремление следовать правилам, — высказался третий. — Все свои обязанности надо непременно выполнять, а если уж что-то обещал — например, забирать ребенка из садика по вторникам, — нужно это делать, и тут уж все исследования отходят на второй план.

Изучив всю доступную литературу о work-life balance, duktig, гендерном равноправии и активном отцовстве, я отправился в Стокгольм на встречу с загадочными шведскими отцами — будущими героями книги.

2.

45 лет назад Швеция стала первой страной в мире, предоставившей отцам оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком. Тогда, рассказывал мне социолог Рогер Клинт, с которым мы тоже встречались в Стокгольме, «люди со всего света приезжали сюда, чтобы своими глазами увидеть и побольше узнать об этом сумасшествии: отцам платят за то, чтобы они сидели дома со своими детьми!»

Кстати, поначалу шведские папаши не проявляли особого интереса к уникальному нововведению: первое статистическое исследование, проведенное в 1975-м, показало, что практически никто из них не воспользовался этим правом. К середине 90-х на долю отцов приходилось около 10% отпуска по уходу за ребенком.

Тогда в качестве стимулирующей меры правительство ввело «отцовскую квоту»: часть родительского отпуска теперь могли использовать только мужчины, а если они такой возможностью пренебрегали, то это время «сгорало». В 90-е отцовская квота составляла 30 дней, сейчас — 90, так же как и материнская (равноправие!), а еще 300 дней отпуска родители могут разделить между собой так, как они захотят.

Женщины по-прежнему сидят в декрете больше, но уже 30% отпуска по уходу за ребенком, который берут шведские семьи, приходятся на отцов. И это заметно: папы с детьми на детских площадках, папы с колясками на улицах, компании пап, часами болтающих в кафе, пока их малыши мирно посапывают в колясках у входа, — такие картины видишь в Стокгольме на каждом шагу.

Два шведских отца, ставших героями нашей книги, очень разные. Один — 34-летний программист Эссе Вудс в мятой бледно-розовой футболке, в прошлом неформал с дредами, ныне вегетарианец и феминист. У него двое своих детей и еще двое «бонусных» (так в Швеции называют детей от предыдущего брака партнера).

Другой — 47-летний генеральный директор крупной железнодорожной компании Даг Локранц-Берниц в черном костюме и при галстуке даже в жару; в прошлом у него — служба в десанте, ныне — 600 подчиненных в офисе и один-единственный сын дома, которому отец мечтает привить любовь к отечеству, королю и церкви.

Первый — живая реклама шведской семьи в эпоху гендерного равноправия, но при этом человек очень искренний и живой. Второй — тоже очень непосредственный, хотя и более закрытый, потому что чувствует себя немного чужим на этом празднике новой этики. Тем интереснее было узнать, что у этих отцов может быть общего.

Первое, что их объединяет, — это, конечно, присутствие при родах. Вообще, как я понял из разговоров с героями книги (а кроме Швеции я побывал еще в Финляндии и Исландии), отцы в северных странах присутствуют при родах всегда и везде. В моей жизни такого никогда не происходило: с первой дочкой, родившейся во Пскове в 1992-м, это было просто невозможно — в роддом никого не пускали, а когда в Москве в 2003-м на свет появилась вторая, наверное, можно было настоять, но я дезертировал. Поэтому я пытался вначале подкалывать моих собеседников: мол, а зачем отцы вообще там нужны?

Но, как говорит моя младшая дочь Ася, шутка не зашла. Даг на мой вопрос лишь пожал плечами и ответил в том духе, что поддержать в такой ситуации жену — долг мужа, а Эссе и его жена Тира подробно рассказали про кесарево и необходимую повторную операцию после родов, в результате чего первые пять часов с их новорожденной дочкой Ши провел именно папа.

Вторая общая черта их отцовского опыта — любовь к прогулкам, жизни на природе, тому, что норвежцы называют «фрилуфтслив», но шведы любят, кажется, не меньше.

«Когда я привожу старших детей домой из школы, то сразу говорю им: “Идите гулять, поиграйте на улице”», — рассказал мне Эссе, описывая типичный распорядок дня их семьи. А Даг считает одним из главных достоинств своей квартиры в престижном стокгольмском районе Эстермальм то, что они живут через дорогу от парка короля Густава Адольфа, где его сын Рикард может до вечера гонять с друзьями в футбол. Еще они вместе ходят в походы: «Ставим палатки, разжигаем костер и готовим еду на огне — я хочу, чтобы мой сын всему этому научился».

На возникающий в подобной ситуации вечный русский вопрос «А как же уроки?» два шведских героя книги отвечают уже по-разному. В семье Вудс стараются не перегружать детей ни уроками, ни разными кружками и не придают особого значения школьным оценкам. Даг же, наоборот, в восторге от российской системы образования (как он ее представляет: все читали Толстого, знают родную историю, а некоторые даже шведскую), поэтому Рикард учится в частной школе, куда он был записан с рождения (очень большая очередь), а в семь лет у мальчика уже репетитор по английскому и занятия в художественной школе — и тут уж футбол в парке подождет.

А еще оба этих шведских папы, конечно, ходили в декрет: Даг взял девятимесячный отпуск, когда сыну был год, а Эссе сидел дома с маленькой Ши как раз во время нашего приезда в Стокгольм, причем они с женой делят неделю пополам: он работает понедельник, вторник и половину среды, а она — остаток среды, четверг и пятницу.

3.

Рассуждая об отцовстве и детях, легко впасть в пафос и банальности: ведь и то, и другое — прежде всего, большое счастье. А как писать и рассуждать о счастье, не очень понятно — мне всегда казалось, что о счастье лучше всего молчать. С этим, наверное, связано ощущение, что любая рационализация отцовского опыта, рефлексия эмоционально его обесценивают. Так же, собственно, как и отношения: я всегда считал, что если два человека любят друг друга и ценят, то уж как-нибудь договорятся, кто моет посуду, а кто забирает ребенка из садика.

Поэтому до поездки в Швецию я несколько скептически относился к тому, что читал и слышал о тамошнем равноправном родительстве. «Давай-давай, поезжай, — говорил мне один знакомый, — увидишь, как они там даже посуду моют строго по расписанию — и не дай бог пропустить свою очередь!»

Так что, пожалуй, главная вещь, поразившая меня в шведских отцах, — их умение думать об этом, размышлять о собственной родительской роли и при этом ничуть не страдать от наличия графиков или, по крайней мере, устных договоренностей о разделении обязанностей в семье.

Вот, например, как Эссе объяснил мне, почему они с Тирой решили взять декретный отпуск одновременно: «Когда один из родителей все время сидит дома, а другой работает, то у вас две совершенно разные, отдельные жизни. У меня жизнь, в которой я хожу на работу, а у жены вся жизнь вокруг детей, и они почти не пересекаются. А если вы оба и работаете, и сидите с ребенком, то тот, кто на работе, всегда знает, что происходит с другим: вот сейчас малышка обычно засыпает — или, наоборот, в это время она обычно просыпается и нужно с ней погулять. Пусть сегодня я на работе, но я сам кормил и укладывал ее позавчера. Мы живем одной жизнью, нам всегда есть о чем поговорить и легче друг друга понять».

Идеальная иллюстрация того самого баланса между семьей и работой, о котором рассказывал мне первый шведский папа из Москвы, и одновременно — гендерное равноправие с человеческим лицом, о котором рассуждал второй.

Возможно, дело здесь в том, что Эссе хорошо запомнил пример дисбаланса из собственного детства, приведшего в результате к разводу его родителей: «Отец всегда считал, что его работа важнее всего на свете. А мама работала в разных паршивых местах и получала гораздо меньше, чем он. Поэтому, конечно, дома с детьми всегда сидела она, а в это время отец получал повышения, его заплата росла, и разница в их доходах после ее декрета еще больше увеличивалась…»

У самого Эссе теперь все по-другому: баланс — ключевое понятие, описывающее жизнь семьи Вудс. Даже ночь, когда надо вставать, чтобы успокоить плачущую дочь, заранее поделена пополам: папа отвечает за ее первую половину, а мама — за вторую. Таким образом, объясняет Эссе, никогда не возникает вопроса, чья очередь вставать.

С больными детьми они тоже остаются дома по очереди. «Точных подсчетов я не вел, — рассказывает Эссе, — но мы стараемся распределять такие дни поровну. Сверяем наши графики и смотрим, у кого загрузка меньше».

Точно так же распределяются и домашние обязанности. Графика мытья посуды у Вудсов, правда, нет, но вот то, что жена в последнее время чаще, чем он, занимается стиркой, вызывает у Эссе серьезную озабоченность. На этот случай у них с Тирой существует проверенный способ: сесть и все обсудить. Проговорить, что именно кого расстраивает, определить болевые точки и найти компромисс. «Компромиссы у многих ассоциируются с поражением, хотя на самом деле хороший компромисс — это когда все довольны, когда проигравших нет».

Впрочем, разговор с Дагом показал, что и у шведов бывает по-разному: отцовский отпуск он с женой не делил и уверен, что только полное отключение от работы на девять месяцев позволило ему полностью сосредоточиться на ребенке. В обычной же жизни Даг — скорее, более привычный для нас «воскресный папа»: в течение недели он сконцентрирован на работе, зато уж в выходные, которые Локранц-Берницы обычно проводят в своем загородном доме на острове Адельсё, его время целиком посвящено семилетнему Рикарду — они гуляют, играют, болтают обо всем на свете и вдвоем построили в лесу секретный дом на дереве.

Социолог Елена Рождественская, один из экспертов, принявших участие в нашей книге, тоже считает, что поверять алгеброй гармонию и стремиться строго пополам разделить все обязанности по воспитанию детей и работе по дому совершенно не обязательно: «Это очень высокая степень рационализации и упорядоченности, и она подходит не всем. Есть, например, семьи, которые замечательно живут на расстоянии. Пять дней отец живет там, где работает, а на выходные приезжает и все субботу и воскресенье отдает ребенку. При этом качество его вовлеченности не страдает, напротив — она более концентрированная».

4.

C героями нашей книги мы беседовали не только о равноправии в семье, но и о гендерных стереотипах, с которыми они сталкивались при воспитании детей. Широко известно, какой путь прошла в этом направлении Швеция: в детских садах там теперь нет отдельных ящиков с игрушками «для мальчиков» и «для девочек», и конструкторы и футбольные мячи лежат вперемешку с куклами и игрушечной посудой. Даже консерватор Даг говорит, что, если бы Рикард захотел играть в куклы, он бы не возражал; правда, пока сын только гоняет в футбол и исключительно с мальчишками.

Что уж говорить об Эссе — тот хоть и радуется, что теперь в школе от учителя не услышишь «Не реви, ты что, девчонка?» (за такое и уволить могут), но в то же время сетует, что не все стереотипы еще изжиты. И в подтверждение рассказывает мне историю про штаны с розовыми лампасами. «Как-то раз, Одду тогда было пять, я вез его в детский сад. Когда мы приехали, сын вдруг расплакался и отказался выходить из машины. Оказывается, накануне он услышал от одного из родителей в садике, что розовый — девчачий цвет. А на Одде в тот день были черные штаны с розовыми лампасами. Причем дома это его не смущало — он любит разные цвета, а когда мы доехали до сада, он разревелся. Сначала я злился, так как уже опаздывал на работу, но потом сказал себе, что мальчик ведь не виноват. Тогда я попытался объяснить ему, что нет никаких девчачьих цветов и каждый может носить то, что ему нравится, но это не помогало. Слава богу, у нас с собой были другие штаны, полностью черные. И прямо на этой автостоянке, в плюс четыре градуса, глотая слезы, он переоделся и пошел в сад. В тот же день я купил себе эту розовую футболку, которая сейчас на мне».

Для меня это история даже не про стереотипы, а про то, как поддержать своего ребенка не словом, а делом, — и, конечно, про то, что, если близкому человеку плохо, можно и наплевать на принципы. Ведь в жизни главное не правила, а любовь.

И в активном отцовстве, кстати, тоже. Социолог Рогер Клинт рассказывал мне, как опрашивал для своей книги шведских отцов, уходивших в длительный декретный отпуск, чтобы выяснить их основную мотивацию: «Некоторые указывали на важность гендерного равноправия и необходимость справедливо делить обязанности в семье, но абсолютное большинство говорило о том, что хотят установить близкие отношения с ребенком».

А Эссе, когда я в очередной раз стал донимать его вопросами про то, не помешал ли длительный декретный отпуск его карьере, ответил так: «Мы учимся в целом лет 20, считая детский сад, — ну, лет 15 как минимум, работаем потом вообще лет 40, так почему же не потратить всего год на ребенка? Тем более что речь, возможно, идет о самом важном событии в вашей жизни. Думаю, вы никогда не пожалеете о времени, проведенном с собственными детьми. А если пожалеете, мне кажется, лучше побыстрее это выяснить — и не с чужих слов».

По-моему, звучит убедительно — стоит попробовать.

ОБЩЕСТВО: ВЫБИРАЙТЕ ГЕРОЕВ ДЕСЯТИЛЕТИЯ

Понравился материал? Помоги сайту!