Бальник

Одна любовь Бориса Моисеева — либертина, ставшего лучшим из мужчин

текст: Денис Бояринов
Detailed_picture© Сергей Бертов / ТАСС

Борис Моисеев курит сигарету за сигаретой — за час пошла уже четвертая. Курить ему противопоказано. В декабре 2010 года певец перенес ишемический инсульт, после которого у него была парализована левая часть тела. Уже через полгода Борис Михайлович вернулся на сцену, но и сейчас, спустя четыре года и сотни выступлений, еще не до конца реабилитировался. У него работают не все мышцы лица и затруднена речь. Поэтому Моисеев разговаривает чеканными фразами-афоризмами из двух-трех слов, которые, скрывая усилия, втыкает в собеседника как булавки. «Хочется жить! Хочется кушать!» — выкрикивает Моисеев в ответ на мой вопрос, почему после перенесенного удара он не уйдет на заслуженный отдых, а нагружает себя концертами. Секундная пауза. Затем в глазах Бориса Моисеева мелькают шальные искорки, и он хрипло хохочет.

Юмор здесь в том, что артист-провокатор мало ест и отказывает себе во всем, не считая никотиновой диеты. «Не хочется быть старым! Толстым! — постулирует Моисеев. — Посмотри на меня!» Певец, только что разменявший седьмой десяток, плавно поднимается с дивана — выходит на точку в центр комнаты, приподнимается на носках, опускается, потом медленно поворачивается на 90 градусов вокруг своей оси, демонстрируя подтянутый живот и балетную осанку. Борис Моисеев одет в обтягивающий черный домашний костюм, на шее небрежно повязан длинный желтый шарф, на ногах — тапки Y-3. Мы встречаемся у него дома — в ветшающем лужковском дворце на Садовом кольце. Небольшая квартира Моисеева выглядит крохотной от обилия несоразмерно крупных вещей, впихнутых в интерьер: огромная хрустальная люстра, вычурное ложе, застеленное звериными шкурами, массивный кожаный уголок, гигантская плазма на стене и мраморные столики, заставленные всякой всячиной — от статуэтки бога Ганеши до аппарата по измерению давления.

Пока сцена меня держит, ее надо от-до-ить!

Певца, вытянувшегося во фрунт, буравит взглядом из угла комнаты античный герой с небрежной щетиной на белом лице — это бюст молодого Бори Моисеева, вылепленный сыном народного художника Шилова когда-то в 1990-х. У Бориса Михайловича сейчас другое лицо, измененное пластическими операциями и инсультом, но подача, наработанная годами балетной школы и сценической работы, осталась прежней, драматической — подбородок вверх, грудь вперед, глаза врасхлоп. Даже в тапках он выглядит так, будто застыл на котурнах.

«У Бори на холодильнике висит график, что ему надо сделать в ближайшее время, — в разговор возвращается администратор Моисеева Сергей, вальяжный ухоженный мужчина в кожаном пиджаке и черных штанах с едва заметными черными лампасами. — Самое страшное время для него — это когда там есть свободные окошки. Он не любит отдыхать — максимум три дня может поваляться на солнце. Он любит, когда у него идет работа».

Сергей, выпускник Киевского циркового училища, работает с Борисом Моисеевым с 1991 года, а впервые познакомился с ним еще в 1984-м, в своем 6-м классе, после того как Моисеев провел его на концерт Аллы Пугачевой, приехавшей на гастроли в Вильнюс. Администратор Сергей рассказывает, как трудоголизм вернул Моисеева на сцену в кратчайшие сроки после болезни: 18 декабря у заслуженного артиста России случился удар, 3 февраля его выписали из больницы на реабилитацию, 17 апреля он впервые появился на публике — на концерте у Кристины Орбакайте («в день рождения Аллы Борисовны»), а уже 22 июля пел на юрмальской «Новой волне». «А из больницы он сбежал, — Сергей продолжает влюбленно описывать неутомимый нрав своего босса. — Звонит мне и говорит: приедь! Приезжаю — а он уже стоит одетый. В руках — телевизор и кошелка. Все, говорит, пора домой. Он жил тогда в загородном доме, потому что на этой квартире еще шел ремонт. Так он каждый день приезжал сюда, садился на стул и торопил рабочих, чтобы они быстрее его закончили».

«Пока сцена меня держит, ее надо от-до-ить!» — Борис Михайлович произносит самую длинную сентенцию за время нашего разговора. Сценический стаж у Моисеева идет с 1970-х — молодой танцовщик, родившийся в Могилеве и учившийся в Харькове, работал в каунасском музыкальном театре, потом стал балетмейстером литовского оркестра «Тримитас» под управлением Миндаугаса Тамошюнаса («Он уже умер!» — сакраментально замечает БМ). В 1978 году создал танцевальное трио «Экспрессия», фривольные хореографические номера которого под зарубежные шлягеры стали хитом литовской телепередачи для полуночников. С трио «Экспрессия» — с теми же номерами, движениями и костюмами — Борис Моисеев и его партнерши Лари Хитана и Людмила Чеснулявичюте стали звездами Советского Союза, перейдя в шоу Аллы Пугачевой и появившись в ее фильме «Пришла и говорю». У Пугачевой Моисеев проработал почти 10 лет (до 1987 года) и с ее же подачи начал петь — на бэк-вокале.

Алла Пугачева — «Мне судьба такая выпала» (фрагмент из фильма «Пришла и говорю»)


В перестройку у трио «Экспрессия» началась зарубежная карьера — выступления в клубах Франции, Италии и США. Потом Борис Моисеев оказался на должности хореографа муниципального театра Нового Орлеана, но, по словам Сергея, не вынес тоски по родине и сбежал из Штатов, разорвав контракт и выплатив неустойку. В 1992 году Моисеев перезапускает карьеру трио «Экспрессия» в Москве и ставит в концертном зале «Россия» хореографическое шоу «Борис Моисеев и его леди», где пели Лайма Вайкуле, Ирина Отиева, Тамара Гвердцители, Ирина Понаровская, дебютантка Валерия и попавшая в немилость из-за письма в поддержку ГКЧП советская дива Людмила Зыкина. Спектакль, названный по моде того времени «эротик-элит-шоу», идет дважды в день с аншлагами. Кредит в 15 тысяч долларов на постановку первого шоу Борис Моисеев взял у Иосифа Кобзона, которого чтит как святого-покровителя — его портрет стоит на иконостасном комоде рядом с групповым фото с Владимиром Путиным, на день рождения которого Моисеев возил свое шоу в резиденцию президента на Валдае, и экстрасенсом Анатолием Кашпировским, исцеляющим людей моисеевским хитом «Звездочка».

Борис Моисеев и трио «Экспрессия» — «Учитель танцев» (1988)


После успеха эротик-элит-шоу Борис Моисеев ставит новые спектакли каждые полгода: за совместной программой с немецкими диско-звездами Boney M, в которой он переплясал их штатного танцора Бобби Фаррелла («Бобби умер!» — снова вставляет БМ), последовало шоу по мотивам песен Фредди Меркьюри. В голодной до развлечений России спектакли Моисеева, где чувствовалась «фирма» — импортный дух свободы и мюзик-холльная традиция, выглядели культурным прорывом. «Когда Борю вытаскивали в 92-м году на сцену в гробу, пронеся через весь концертный зал, — это был шок, — рассказывает Сергей. — У нас он стал родоначальником музыкального шоу. Никто до него такого не делал. Сейчас Леди Гага пытается повторить те вещи, которые Боря прошел в 1990-х, — провокации, костюмы, переодевания. Мы с улыбкой на это смотрим». По словам Сергея, в своих постановках Моисеев работал за режиссера, хореографа, художника по костюмам, сценографа и продюсера: «Все идеи для шоу были Борины — песни, образы, костюмы, танцы, декорации. Он все придумывал сам, а художники только реализовывали его идеи, давая свое видение. Никто ему не помогал. Никто в него денег не вкладывал».

«Ни одной копейки! — хрипло подтверждает Борис Михайлович. Потом вдруг выпаливает: — Свет!» Пребывавший в покое певец начинает беспокойно ерзать на диване, тыча пальцем в сторону кухни: «Свет! Свет!»

«Что ты хочешь?» — изумляется Сергей, потом спохватывается и идет на кухню гасить свет. «Электричество нагорает, — рассказывает он на ходу. — Поэтому Боря за этим пристально следит. Он побил все рекорды и в этом доме за электроэнергию платит меньше всех — 700 рублей в месяц». Борис Моисеев довольно улыбается этим словам, сидя под огромной хрустальной люстрой.

Борис Моисеев отрицает свой каминг-аут.

В 1995 году Борис Моисеев ставит шоу «Дитя порока», заявившее его как аномального певца, которому не мешает, что он танцор. «Дитя порока», воспевавшее бесконечную сексуальную свободу и упоение инаковостью, — это символическая ленточка, которую перерезало российское общество 1990-х в недолгом стремлении к либертинизму. При помощи популярного поэта и композитора Виктора Чайки Борис Моисеев смешал все доступные ему цветы зла — провокационные тексты, кэмповые кринолины, туманные стоны и липкий евродэнс как у Army of Lovers и Dr. Alban (до прямых цитат), а в ответ получил бурные и продолжительные овации. Спектакль, на котором к билету прилагался одноименный дебютный альбом певца Бориса Моисеева, выдержал восемь аншлагов в чопорном доронинском МХАТе на Тверском бульваре — на нем побывала вся экс-советская культурная элита, от покровителя Иосифа Кобзона и до великого танцовщика Махмуда Эсамбаева. Насурьмленный Моисеев в женских колготках, сапогах и жабо атаковал своим либидо мужчин в зале — ерзал у них на коленях и забрасывал ноги на плечи, но оскорбленных в чувствах не было: на дворе стояли вольные 1990-е.

«С ним была смешная история, — вспоминает знаменитое шоу Сергей-администратор. — На рекламной афише Боря был представлен в двух образах: в мужском костюме и в красном женском платье, как дитя порока. Татьяна Доронина увидела афишу и воскликнула: “Не может быть! Как это возможно! У нас же театр — храм искусства!” Боря говорит: хорошо, я все поменяю — и на следующий день приносит ту же афишу, на которой эти фотографии переставлены местами — справа налево. Доронина долго смотрит на плакат, а потом говорит: “Ну вот, Боря, я же тебе говорила — совсем другое дело”».

Еще одна визитная карточка Моисеева — дуэт с Николаем Трубачом «Голубая луна» — появилась в 1998-м и тоже сначала была принята на ура. Премьера песни состоялась в традиционнейшем поп-телешоу «Песня года», существующем с советских времен, тут же была подхвачена радиостанциями и ушла в народ. «Голубая луна», странная баллада о толерантности, звучит непристойно смело в нынешние неоконсервативные времена, так что сейчас, когда Моисеев поет эту песню на концертах, зрители недоуменно переглядываются.

Когда Борю вытаскивали в 92-м году на сцену в гробу, пронеся через весь концертный зал, — это был шок!

Бориса Моисеева иногда называют единственным российским поп-артистом, признавшим свою нетрадиционную сексуальную ориентацию. Говорят, что он сделал это еще в 1991 году, едва вернувшись из Штатов, — в интервью газете «Аргументы и факты». Сам Моисеев отрицает свой каминг-аут. «Боря никогда и нигде об этом открыто не говорил, — разъясняет за босса Сергей. — Это всегда его провокации. Да, эта слава за ним идет. Он от нее не открещивается, но и не подтверждает».

«Да!» — говорит Борис Михайлович на глубоком выдохе.

«Не признавались в гомосексуальности?» — уточняю я.

«Нет!» — все так же страстно дыша, кивает БМ.

«Он не признал, — смеется Сергей. — Это публика признала».

До начала 2000-х Борис Моисеев позволял себе поощрять и провоцировать публику, заигрывая с темой нетрадиционных отношений, — гомоэротически шутил про армию, многозначительно вальсировал с Иосифом Кобзоном и объявлял себя хирургически модифицированным человеком-амфибией. Он был непредсказуемым Локи в пантеоне подзабытых богов советско-российской попсы и ловко пользовался репутацией неприкосновенного фрика, сложившейся с 1980-х. Кстати, Моисеев продолжает озорничать и сейчас — он еще способен на соленую шутку в духе Сергея Шнурова, как в недавней песне «Я Бальник», записанной с проектом A-Dessa. Но, уловив изменения в воздухе общественной жизни, в нулевых Борис Моисеев сложил с себя титул «короля эпатажа» и сконцентрировался на обыкновенных балладах о любви. На последнем альбоме, выпущенном уже после инсульта «Пасторе», Борис Моисеев (на обложке — в черной сутане) прочувствованно поет, что ради одной-единственной готов стать лучшим из мужчин, а потом и вовсе сбивается в евангелистские послания о том, что надо всех любить и всех прощать. Можно было бы предположить, что этим артист-трикстер уколол пародией православного шансонье Стаса Михайлова, если бы на концерты Моисеева не собирались полные залы дам, зачарованных обещаниями любви. Очевидцы утверждают, что и после инсульта, медленно двигаясь по сцене на фоне гарцующего балета, Моисеев может полностью подчинить себе зал — такова сила его животного магнетизма, который не парализовало.

Член «Единой России» Борис Михайлович Моисеев рассказывал о своей жизни много чудовищного.

«Ты женат?» — кокетливо спрашивает меня с кожаного дивана Борис Михайлович, выпустив в хрустальную люстру очередную порцию дыма.

«Да!» — говорю я неправду.

«Жаль!» — сверкнув глазом, говорит неправду Моисеев.

Мы, втроем с Сергеем, смеемся отработанной репризе.

Борис Моисеев знает, что такое любовь к женщине. Главная женщина в его жизни — это мама, Геня Борисовна Моисеева (Мойсес), которой в этом году исполнилось бы 100 лет. Ее портрет стоит на прикроватной тумбочке у изголовья застеленного шкурами ложа. Каждый день Борис Михайлович общается с мамой через портрет. Ее смерть в 1989 году стала для него трагедией, от которой он, как кажется, до сих пор не оправился. «Когда она умерла, Боря был на гастролях в Америке по контракту от Госконцерта, — рассказывает Сергей. — Ему не сообщили о смерти, чтобы не прерывать контракт. Он узнал об этом только после гастролей и приехал уже к ее могиле. А он чувствовал, что она умирала, — в тот день он писал ей письмо, которое так и не дошло до адресата».

Википедия сообщает, что памяти матери Борис Моисеев посвятил песню «Глухонемая любовь» — якобы потому, что Геня Борисовна была убита глухонемым, который ошибся дверью. Так либертин, обратившийся в проповедника, неоднократно говорил в интервью. Член «Единой России» Борис Михайлович Моисеев рассказывал о своей жизни много чудовищного: о том, как был зачат матерью для того, чтобы выйти из зоны по амнистии; как чуть не погиб во младенчестве в станках кожевенной фабрики; как мама наряжала его в платья, потому что хотела девочку, и как его не признавали родные братья; как в детстве за красоту и еврейское происхождение подвергался унижению и насилию во дворе. Не всему, что говорит Моисеев, надо верить. Прирожденный артист охотно сознается в том, что он — фантазер и сказочник, который верит в собственные небылицы. Впрочем, сюжеты рассказов Моисеева явно основаны на реальных событиях — они не шокируют тех, кто застал СССР и хлебнул будничных ужасов провинциального быта. Детство и юность, проведенные в репрессивно-консервативной среде, сломали многих нестандартных от природы людей. Моисеева вытащила на поверхность феноменальная любовь к жизни — и из Могилева, и из могилы. Видимо, эта любовь и есть та единственная, которой посвящены все его песни — о которой он пел и как дитя порока, и как лучший из мужчин.

К осени 2015-го Борис Моисеев собирается выпустить новый альбом, а на следующий год — «хореографическо-драматическое» шоу для балета, куда хочет включить все свои лучшие номера за карьеру. Название альбома уже придумано: «Могу, хочу и буду жить!»


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320780
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325895