19 февраля 2014Медиа
192

Красная свадьба

Марина Ахмедова о границах, которые репортер нарушать не может

текст: Марина Ахмедова
Detailed_picture© Оксана Юшко

В день открытия Олимпиады в зал торжественных бракосочетаний города-курорта Сочи вошли жених и невеста в идентичных красных костюмах от Bosco. Вместо фаты невеста имела на голове красную кепку. Обуты они были так: невеста — в красные кроссовки, жених — в черные. За ними тянулся шлейф гостей и журналистов.

За пятнадцать минут до того в этом же зале бракосочетались беременная невеста в обычном розовом платье и жених — в черных брюках и белой рубашке. Красиво уложенный пучок волос первой невесты был украшен стразами. На церемонии присутствовали: жених, невеста, одна подруга с цветами, ведущая церемонии и я с фотографом.

— Я переехала в Сочи специально из-за Игр, — сказала мне невеста в розовом платье (теперь уже жена), когда церемония закончилась (она была рада, что на ней оказались журналисты). — Олимпиада — большая практика для человека, — продолжила она, — который, как я, занимается организацией праздников. Я тут устроилась в управление культуры и потом познакомилась с этим мужчиной, — дернула мужа за куртку (они оделись и уже собирались уходить).

— Почему вы решили пожениться именно седьмого февраля? Олимпиада для вас — такое грандиозное событие? — спросила я.

— Олимпиада — это грандиозное событие, — ответил теперь уже муж. — Для меня это, наверное, возможность показать, на что мы способны. Мы — как страна. Возможность развеять все мифы о России.

— Я ждала Олимпийские игры, — добавила девушка. — И когда пошел обратный отсчет, у меня слезы — вжух-вжух, — сказала она, и видно было, что готова расплакаться. — Олимпиада пришла, и я к ней пришла, а она меня приняла.

Пара ушла. Через некоторое время ровно на ее месте стояла пара в красных костюмах.

— Это знаменательное событие не только для нас, но и для всей России! — с сильными голосовыми перепадами произносит невеста (теперь уже жена) в камеру и микрофон съемочной группы канала РЕН ТВ. — Мы обязательно выиграем!

— А теперь давайте попрыгайте и покричите: «Россия, вперед!» — говорит им корреспондент.

Пара прыгает и кричит: «Россия, вперед!» Наконец и она уходит.

— Зачем вы попросили их прыгать и кричать? — спрашиваю я журналиста.

— Не ваше дело, — отвечает он. — Вы вообще кто?

Я представляюсь. Он отходит, бросает в сторону меня и фотографа недружелюбный взгляд и произносит что-то вроде «вас я забыл спросить». Я собираюсь сказать ему, что, конечно, «спрашивать меня» — этого я в виду не имела. Но мне все же любопытно: зачем просить героев делать то, что им самим в голову не пришло бы, и неужели ему кажется, что сцена с прыганьем и криками не была наигранной и по эмоциям — ненастоящей? Неужели ему, а в его лице — телевизионному сообществу, кажется, что зритель не способен отличить настоящее от ненастоящего? Ничего из этого я не успеваю сказать, меня опережает фотограф.

— Я — ваша потенциальная аудитория, — говорит Оксана. — И я не хочу постановочных репортажей. Я не хочу, чтобы меня обманывали. Вот почему я не буду вас смотреть.

Не без презрения журналист отвечает, что ему и не надо, чтобы мы его смотрели. Что он попросил героев о том, о чем считал нужным попросить, и отчитываться перед нами не собирается.

Мы уходим. Я вспоминаю случай, рассказанный мне коллегой из «Русского репортера» Юлей Гутовой, которая делала репортаж о мигрантах, проведших много лет в рабстве у хозяйки московского магазина. У одной из них родился мальчик. Практически всю жизнь он провел пристегнутым к батарее, от этого у него случилась травма. Когда рабов освободили, приехали журналисты, и одна из съемочных групп повела маму с мальчиком на детскую площадку, которой этот мальчик в жизни не видел, и не заставила, а попросила его качаться на качелях, которых этот мальчик панически боялся.

А теперь давайте попрыгайте и покричите: «Россия, вперед!» — говорит им корреспондент.

Я заранее знаю, что мне скажут: печатный репортаж и телевизионный — это не одно и то же. О, я знаю. Я-то знаю. Много раз ко мне обращались телеканалы — просили поделиться контактами героев моего печатного репортажа. Если я делилась или им каким-то другим образом удавалось раздобыть контакты, они выезжали на местность и часто не гнушались задавать героям вопросы, вычитанные в моем репортаже. Меня это не раздражало. И рассказываю я сейчас об этом с одной целью — хочу сказать, что с героями надо разговаривать. Надо тратить время на героев. Надо задавать им вопросы. И тогда, возможно, вы извлечете из них не шаблон, не то, что вы предполагаете, а что-то новое, интересное и для вас, и для зрителя, в моем случае — для читателя.

Два года назад я делала репортаж о чабанах, пасущих свои отары на границе Дагестана и Чечни. Я приехала туда со своей «домашней заготовкой»: чабаны — это такие люди, которые большую часть времени проводят, созерцая неподвижную картинку гор, а по ночам они смотрят на звезды, много думают, и им открываются тайны мироздания.

Приехав, я ужаснулась — в ответ на мои московские вопросы чабаны недоуменно переглядывались и качали головами. Они не знали, что сказать. И я поняла: они не скажут мне ничего из того, что я желаю услышать. Чабаны могут рассказать, что шерсть подешевела, теперь ее невыгодно продавать, что на водопоях с них дерут плату нещадно, что дотаций им не выделяют, что чабанский труд стал самым позорным в республике, что даже мясо им продавать уже невыгодно и что волки вконец обнаглели — подходят к стойбищу даже днем.

А мне-то вдобавок ко всему этому нужна была философия. Я хотела нового, я хотела интересного. Однако больше всего я хотела, чтобы интересно было моим читателям, чтобы они, побывав со мной в горах, увидели этих людей, чтобы они вместе со мной нырнули в этих людей. Но, кажется, нырять было некуда.

Я начала выходить с чабанами пасти овец. Проведя пару дней на пригорке с хлебом и водой, слушая блеянье овец и наблюдая горы, которые оживлялись лишь тем, что прилетал орел или медленно проплывал в распаренном воздухе всадник на белом коне, я поняла, что люди земли, чабаны, привыкли думать и говорить не так, как я предполагала. И не их вина, что люди земли и люди города заговорили на разных языках. И что мне надо наблюдать за ними, подлаживаться под них, задавать много простых вопросов, которые, не раздражая их, дадут мне настоящие ответы. Так и вышло, мы нашли общий язык, и чабаны начали рассказывать.

А потом по моим следам приехала съемочная группа НТВ.

Знаю, что мне возразят и на это — на длинные разговоры у съемочных групп времени нет. Меня это не касается. Меня вообще не интересуют проблемы съемочных групп. Меня интересует только результат. Если я смотрю телевизор, то хочу его видеть. Я, кроме того, не хочу, чтобы кто-то думал, что для людей, живущих с нами в одной стране, и так сойдет. Я очень хорошо помню всех своих героев. В 2013 году это были, например, работницы столовой металлургического комбината из Нижнего Тагила — они проводят долгую смену на ногах, кормя сталеваров. Это была заводская семья из Каменска-Уральского, глава которой работает на заводе пятидневку и получает восемь тысяч рублей в месяц. Это была Лида, многодетная мать с Байкала, которой государство платит крошечное пособие на всех ее шестерых детей.

Я не хочу сказать, что я объективна. Я объективна в пределах моей картины реальности.

И когда наступит вечер и мои герои — женщины из столовой, сталевары, парень с завода и Лида — приползут с работы убитые, приготовят себе нехитрый ужин, сядут на диван и включат телевизор, мне кажется, будет неправильно, если они увидят прыгающую пару в красном. Мне бы хотелось, чтобы из телевизора на них посмотрел кто-нибудь настоящий — например, беременная невеста в розовом платье, которая говорит и одновременно с этим чувствует. Чувствует и говорит.

Я снова предвижу вопрос: «А вы, бумажные журналисты, во всем честны?» Представьте себе — те, кого я знаю, стараются такими быть. Просить героев «прыгать» среди моих коллег, пишущих и фотографирующих, — дурной тон.

Конечно, я творец текста. Я могу сплетать его, как я хочу. Я могу обращать внимание на те детали, на которые хочу. Из длинной диктофонной записи я могу выбрать тот отрезок разговора, который кажется мне самым важным. Но когда я готовлю репортаж, в моей голове появляется что-то вроде фона. Это такое пространство, в котором существуют герои моего репортажа, их истории, сказанные ими слова, природа, детали интерьера, их взгляды, их голоса, их интонация. И когда я собираю текст, то в действительности я это делаю не как хочу, а строго в рамках этого пространства. Границы его, хоть и умозрительные, — прочны, и каждый раз, когда я, ошибаясь, выхожу за эти границы, все содержимое начинает неприятно ворочаться в моей голове.

Я не хочу сказать, что я объективна. Я объективна в пределах моей картины реальности. И мне кажется, что журналист, по крайней мере, должен стараться быть объективным в этих границах. Что не надо просить маленького мальчика, жизнь которого тебе неведома, садиться на качели потому, что ты спешишь снять сюжет и тебе некогда задавать вопросы.

Под конец еще одна история. Мы с моей подругой, фотографом Оксаной Юшко, были в командировке в Дагестане. Нас попросили заехать в прибрежный поселок, где людей выселяли из домов потому, что собирались строить на этом месте Лазурный Берег для богатых. Жители поселка и без того жили в стесненных условиях — но хотя бы в домах, которые принадлежали еще их бабушкам и дедушкам. Журналисты к ним практически не приходили — сюжет неинтересный, кроме того, все боялись мэра Махачкалы (уже бывшего). Когда мы зашли в поселок и жители его прознали, что к ним идут журналисты, да еще из Москвы, они выскочили из домов в чем были — в домашних халатах, спортивных костюмах — и бежали к нам, сжимая в руках тапочки, которые не успели надеть.

— Нам сломали заборы! — кричали они. — Ночью они обещают сломать наши дома! Нам отключили свет, газ и воду! Несите ведра! — кричали они друг другу. — Покажем журналистам, что у нас нет воды. Несите свечи, чтобы было видно — у нас нет света!

— Не надо ничего нести, — спокойно сказала Оксана. Она уже давно взялась за работу. Я тогда подумала: как интересно — люди сами хотят создать для нас картинку с ведрами и свечами. Хотя самые лучшие кадры Оксана сняла, когда они бежали нам навстречу. Жизнь вообще готова подарить нам самые лучшие сюжеты — в ответ на интерес, внимание и честность. Не те, что придумали мы, а те, что придумала она. Чтобы увидеть их и показать другим, не обязательно снимать постановочные ведра, свечи, качели и прыжки.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20243674
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20245194
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202411957
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202418542
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202422692
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202428013
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202428672