Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20242585Этой весной известные журналисты Алексей Ковалев и Семен Кваша запустили новое медиа. У проекта Coda не совсем стандартная концепция. COLTA.RU расcпросила коллег о специфике издания.
— В описании проекта Coda говорится: «мы не гонимся за горячими новостями» и «следим за кризисами, когда в других СМИ они давно уже ушли с главных полос». То есть вообще не пишете об актуальном?
Алексей Ковалев: Конечно, у нас есть и репортажи о каких-то актуальных событиях, но главная идея — в том, что мы хотим отказаться от навязанной всем концепции новостного издания, когда мы все становимся рабами и заложниками «Яндекс.Новостей» и крупных информационных агентств. Потому что только у них есть ресурсы, чтобы быть везде и отовсюду докладывать. Но грустная ирония заключается в том, что сами агентства оказываются заложниками KPI по трафику и попаданию в «Яндекс.Новости», их деятельность превращается просто в заполнение пространства каким-то белым шумом. Идея нашего родительского издания Coda Story, которому мы обязаны своим музыкальным названием, — в том, чтобы следить за историями после того, как они исчезают из заголовков. Новостной цикл для большинства событий — сутки, для очень громких историй — неделя или месяц. Постепенно эти истории из заголовков пропадают. А в результате после чтения новостей за день ты понимаешь, что о происходящем в мире знаешь меньше, чем в начале дня.
— По какому принципу вы выбираете темы? На сайте написано, что вы берете «важную и масштабную проблему», — но у нас же кругом такие проблемы.
Ковалев: Первая же статья, которую мы запустили, разошлась довольно широко. Звездный корреспондент «Комсомольской правды» Нигина Бероева написала свой отклик на события в Кемерове: текст о том, как в 2012 году, через год после трагедии с «Булгарией», она устроилась буфетчицей на прогулочный теплоход, — такой репортаж о репортаже. Это один из не очень характерных для нас текстов, потому что мы стараемся не рубить клики на хайпе, но некоторые вещи все равно приходится публиковать по горячим следам.
Семен Кваша: Этот материал идеально попадает в рамки нашей идеологии: год спустя после большой трагедии человек идет разведывать, к чему привели многочисленные административные меры, и обнаруживает, что ни к чему. Проходит еще шесть лет, и журналист высказывается о будущем нынешней административной истерики. У меня вот ни тени стыда нет оттого, что мы хайпанули, потому что мы хайпанули совершенно четко по нашему профилю.
Ковалев: У каждого журналиста остается масса материала, который не вошел в основную статью. Каждая статья сопровождается огромным количеством каких-то баек, страшных историй, анекдотов. Мы очень любим такие рассказы коллег и хотим попробовать ввести для этого новый формат в нашем издании и предоставить им возможность высказаться. Очень часто получается, что репортаж о репортаже чуть ли не важнее самого репортажа, потому что там делаются какие-то выводы, которым просто нет места — в силу специфики жанра — в самом репортаже.
— Собственно, коды.
Ковалев: Да, это оно и есть. Репортаж вышел, газета выступила, герои этого репортажа живут дальше, процесс наблюдения за ними на них повлиял, и интересно на них взглянуть уже после того, как история закончилась и ушла из новостной повестки.
— Российская Coda — часть международного проекта. Coda Story — не самое известное медиа в России; расскажите о нем.
Ковалев: Издание Coda Story появилось два года назад. Они не следуют назойливой новостной повестке, а выбирают конкретный сюжет — у них это называется «кризис» (crisis) — и разрабатывают его. Материалы очень хорошо оформлены визуально, они складываются в большие группы, потоки, в хронологическом порядке, удобно отслеживать тему. У Coda Story офисы в Нью-Йорке и Тбилиси и многонациональная редакция: главный редактор — бывший репортер Би-би-си Наталья Антелава — из Грузии, арт-директор — из Италии, редактор по расследованиям Саймон Островский — из Нью-Йорка.
— А как возникла идея российской версии?
Ковалев: Она пришла в голову Наталье Антелаве. Они экспериментировали с переводом статей на русский — сейчас это довольно популярная вещь, многие издания переводят статьи-расследования по какому-то региону на язык этого региона. На сайте The New York Times можно найти статьи на китайском, я переводил для них и для The Guardian на русский. В Coda Story пришли к выводу, что простым переводом текстов на русский не обойтись. Текст, написанный даже российским журналистом для англоязычной аудитории, выстраивается иначе, с другой точки зрения. В прямом переводе такие статьи — я этим занимался в качестве редактора сайта «ИноСМИ» — для российского читателя выглядят несколько чуждо. Поэтому возникла идея, что про Россию для русской аудитории должны писать российские журналисты, знающие контекст. Наталье меня рекомендовали общие знакомые, мы все это долго обсуждали и решили попробовать. Потому что у нас проектов, которые занимаются исключительно большими текстами, не так много — это, в общем, самая неприбыльная из всех медиамоделей (как наверняка известно Кольте). И по первым откликам мы видим, что да, идея зашла неплохо.
— В каких отношениях русская Coda находится с международной? Это лицензия?
Ковалев: У нас все это очень неформально, нет взаимных обязательств, кроме того, что мы время от времени обмениваемся друг с другом материалами. Им нужно для своей англоязычной аудитории переводить репортажи российских журналистов. Мы пользуемся их медиастудией, иллюстраторами, аниматорами, операторами, монтажерами, чтобы делать свои видеоматериалы. Пока масштаб очень небольшой, и нет необходимости отношения как-то формализовать.
— А по количеству обновлений и трафику вам задач не ставят?
Ковалев: Ну, разумеется, у нас есть свои какие-то внутренние KPI: сколько мы выпускаем материалов, какую от них ожидаем отдачу. Пока это все на начальном этапе. Сейчас наших ресурсов хватает на два-три больших фичера в неделю плюс видео для соцсетей, например. Трафик — смотря как считать, мы, в общем, в поствебе живем, делаем контент для разных платформ, у которых разные метрики. У нас самая большая отдача от Телеграма, будем его развивать. Хотелось бы полмиллиона уников через полгода на сайт, но это нужно значительно больше материалов выпускать. Надеемся, получится.
— Но вы ведь финансово с Coda Story связаны?
Ковалев: Нас полностью финансирует головная организация Coda Media Inc. У нее гранты от нескольких фондов, поддерживающих независимую журналистику, и доходы от собственной медиастудии, которая производит контент для других изданий — они делали анимацию для Би-би-си, совместный проект с американским сайтом журналистских расследований Propublica.org и так далее. Сейчас это популярная бизнес-модель, когда издание — это приложение к приносящей доход медиастудии. Значительную часть дохода им приносят подписки и краудфандинг.
— А планируете в будущем сами зарабатывать? Рекламу будете ставить?
Ковалев: Чтобы рекламодатели воспринимали издание как рекламную площадку, должно быть миллиона три заходов в месяц. А чтобы этой цифры достичь, нужно становиться заложником системы — получать лицензию Роскомнадзора (условие попадания в «Яндекс.Новости»), образовывать юрлицо, заводить устав редакции, выпускать от 20 до 60 материалов в день, строчить новости по лентам агентств, чтобы был какой-то трафик. Пока у нас такой задачи нет. Мы только разгоняемся и существуем на уровне коллективного блога. Чтобы организовать краудфандинг, тоже нужно завести юрлицо, для нас это пока слишком большая бюрократическая нагрузка, нас всего двое в редакции.
— Кто у вас главный?
Ковалев: Фактически главный редактор — я, но, поскольку нас всего двое, это выглядело бы странно: два редактора, один из них главный. Мы пока будем просто редакторами, а потом решим. Если у меня будут хотя бы двое подчиненных, тогда я готов стать главным.
Мы попадаем в такой поколенческий провал: люди, которым 34—37 лет, только сейчас более или менее ясно начинают осознавать свое положение в истории. Они в расцвете своего творческого потенциала. А кругом говорят, что будущее России зависит от тех, кто родился в 2000 году, при Путине: «давайте их спросим, а что они думают». Но я должен сказать, что у нас, людей в возрасте от 30 до 40, тоже пока еще есть большие планы.
— Кто ваши читатели, как вы представляете себе аудиторию Coda?
Ковалев: Наша аудитория — это люди, которым еще не лень прочитать довольно длинный текст. Я сейчас как раз смотрю в «Яндекс.Метрику» — уже набралось достаточно данных для анализа — и вижу, что 35% нашей аудитории — люди в возрасте от 25 до 34 лет, грубо говоря, наши ровесники. Хотя интересно, что читателей от 35 до 54 лет примерно столько же. Мы, конечно же, не молодежное издание. Мы ориентируемся — скорее, по умолчанию, чем сознательно, — на своих сверстников, на людей, которым сейчас около сорока, чье детство прошло в Советском Союзе (и они его помнят). Мы попадаем в такой поколенческий провал: люди, которым 34—37 лет, только сейчас более или менее ясно начинают осознавать свое положение в истории. Они в расцвете своего творческого потенциала. А кругом говорят, что будущее России зависит от тех, кто родился в 2000 году, при Путине: «давайте их спросим, а что они думают». Но я должен сказать, что у нас, людей в возрасте от 30 до 40, тоже пока еще есть большие планы. Мы такие еще не старички, но довольно серьезные, скучные дяди, которые пишут про разные серьезные вещи, потому что они им начали казаться очень важными.
— Как вы авторов находите?
Ковалев: Мы работаем уже 15 лет редакторами, и, естественно, у каждого из нас есть свой пул знакомых. Масса людей, очень хорошие журналисты, узнав о том, что мы запускаемся, написали: хотим у вас публиковаться.
Кваша: Я с большим удивлением обнаружил, что есть довольно высокий спрос у читателей на то, что мы делаем. Еще до того, как мы начали рекламироваться, выпускались на «Медиуме» и писали об этом в своих фейсбуках, наши материалы уже читались очень хорошо. Но кроме того, есть большой спрос у писателей. Журналисты провинциальных изданий, московских, наши друзья, которым мы забыли позвонить, позвонили сами и сказали: мы тоже хотим. Для них это возможность писать об актуальных и действительно важных проблемах, не натыкаясь на ограничения, — тут двойная сплошная состоит только из Ковалева и Кваши. Появились и авторы, которых мы не знаем, — присылают питчи, показывают свои заметки; это о многом говорит.
Ковалев: Правда, тут мы столкнулись с другой проблемой. Сейчас у российского журналиста, который хочет писать и не пошел на какой-то моральный компромисс, не сидит ждет пенсии в государственном информационном агентстве, остается небольшой выбор. Если это финансовый журналист, он идет работать аналитиком в банк. Многих хороших журналистов схантили иностранные бюро — нанять хорошего российского журналиста вместо своего корреспондента гораздо выгоднее: не надо делать визу, снимать квартиру и так далее. Сейчас все лучшие умы современной российской журналистики сидят либо в «Яндексе», либо в банке, либо на Би-би-си.
Кваша: У них эксклюзивные контракты. Половине людей, которым я хотел бы что-то заказать, я даже писать не стал, посмотрев, где они сейчас, — все понятно, эксклюзивный контракт. И не напишут они нам текст, даже если захотят.
Ковалев: К счастью, еще есть издания, которые могут себе позволить отправить на две недели журналиста писать один репортаж. Но таких становится все меньше. И темы, не связанные с внешней политикой, стремительно уходят из заголовков, потому что все участвуют в этой гонке за место в «Яндекс.Новостях»: хочешь не хочешь, приходится писать про Сирию, «Новичок», Украину. Это порочная система, из которой очень многие журналисты хотят выбраться. Им мы тоже хотим дать такую возможность.
— А гонорары у вас конкурентные?
Ковалев: Мы не можем демпинговать и предлагать какие-то заоблачные гонорары, они нормальные, средние по российскому рынку. Когда я пишу в российские издания — в The New Times, в Republic, я получаю точно такие же.
— Статьи русской Coda посвящены российским событиям. Будете ли вы заниматься общемировыми проблемами?
Ковалев: Скорее, нет. Мы, собственно, от этого и хотим уйти. Зачем нам еще залезать на поляну геополитики, когда на ней и так уже тесно, дышать нечем? Наша идея в том, чтобы отойти от навязанной внешнеполитической повестки. Мы — российское издание, в котором российские журналисты пишут про российскую жизнь.
— Переводить тексты из Coda Story тоже будете по этому принципу — если касаются России?
Кваша: Да. Это должна быть очень серьезно связанная с Россией тема. Может быть, не строго про Россию, но к нам относящаяся.
Ковалев: Например, у нас вышел переводной материал очень въедливого британского репортера Шона Уокера, который прожил в России 14 лет. Как раз когда он перешел из The Independent в The Guardian, разразилась вся история с Украиной, он там провел год, практически не вылезая.
Сейчас у российского журналиста, который хочет писать и не пошел на какой-то моральный компромисс, не сидит ждет пенсии в государственном информационном агентстве, остается небольшой выбор. Если это финансовый журналист, он идет работать аналитиком в банк. Многих хороших журналистов схантили иностранные бюро.
— Вы отказались от стандартных рубрик и группируете материалы сайта в «журналы». Не боитесь, что читателю трудно будет ориентироваться?
Ковалев: Ну слушайте, рубрики — это такой уже Web 1.0. Все это уже давным-давно условность, люди приходят читать статью в интернете в основном по ссылкам из соцсетей и, прочитав ее, уходят. Надо смотреть на вещи реалистично и понимать, что рубрики — устаревший формат. Конечно, внутренняя организация у нас есть: тэги, довольно понятно сгруппированные подтемы. У каждой подтемы — вступительный текст, который объясняет, про что она. Первый большой объединяющий темы журнал — «Война с разумом». Мы на нем обкатаем концепцию и потом будем вводить новые.
— И какие еще журналы предполагаются?
Ковалев: Следующий журнал, наверное, будет про сложные отношения современности и истории. У нас есть очень хороший материал в неформальном жанре «разговор с умным человеком», который объясняет, почему все происходит именно так, как описано в репортажах этой серии. Например, социолог Илья Будрайтскис объясняет синтетическую природу современного российского сталинизма, который очень мало имеет отношения к исторической эпохе и исторической фигуре. Будет очень важный журнал, где мы немного заходим на территорию наших коллег, друзей и в каком-то смысле конкурентов из «Медиазоны», — будем рассказывать про насилие всех видов: семейное, полицейское, психологическое. Вот такие у нас примерно планы.
— А каких тем у вас точно не будет?
Ковалев: Ну, например, про химическое оружие мы ничего не знаем, поэтому ничего не пишем про «Новичок», Скрипаля и так далее. Я вижу тему и понимаю, что я тут ничего нового не добавлю, нагромождено уже столько, что ответов на конкретный вопрос мы явно не получим, все потонет в жутком пропагандистском гуле со всех сторон. Или тексты о том, что еще хочет запретить Государственная дума. Зачем?
Кваша: Я бы сказал, что есть просто фальшивые темы. Например: депутат Х внес предложение запретить электробритвы. Во-первых, депутат Х сделал это, чтобы попасть в «Яндекс.Новости», а во-вторых, в газете «Известия» сидят люди, которые по повестке дежурно обзванивают депутатов Х, Y и Z и говорят: а вот сегодня у нас ударом тока от электробритвы убило ребенка, не считаете ли вы нужным запретить электробритвы? И депутат Х говорит: да, конечно, надо запретить электробритвы.
Ковалев: И потом это появляется уже в газете Daily Mail с заголовком «В России запретят электробритвы». Такие темы для нас просто запретные. Мы можем разве что написать текст про информационную гигиену. Меня как редактора сайта «Лапшеснималочная» часто спрашивают, как распознать фейк в новостях, в соцсетях. И я обычно отвечаю, что меня гораздо больше беспокоят не фейковые новости, а настоящие, но не имеющие никакой информационной ценности. Темы, которые заставляют нас становиться рабами трафика.
Кваша: Примерно по этой же причине мы сделали вид, что выборов не было. То есть можно писать про определенные выборные технологии, про агитацию силами лажовых программистов и несчастных бабушек из собеса. Но вникать в так называемую предвыборную гонку нет смысла.
— А свою «Лапшеснималочную» вы, Алексей, будете продолжать?
Ковалев: Очень хочется, но у меня просто на это физически нет времени. «Лапшеснималочная» — мой личный блог, где участвуют время от времени волонтеры, но поскольку все держится на мне одном, то я уже, честно говоря, задумывался о том, как ее в какие-нибудь надежные руки передать. Кроме того, ее концепция довольно-таки сильно мутировала. Сначала я поставил перед собой совершенно неподъемную задачу — разоблачать всю ерунду, которую говорят по телевизору и пишут в газетах. Потом понял, что в основном занимаюсь проповедованием церковному хору — объясняю это людям, которые и так не смотрят телевизор. «Лапшеснималочная» перестала заниматься разоблачением телевизионной ерунды, сейчас с этим и без нее успешно справляется, например, издание The Insider, они это делают гораздо системнее, чем я. И на «Дожде» это есть в передаче Ильи Шепелина. А «Лапшеснималочная» превратилась в краудфандинговый проект по большим журналистским расследованиям. Эта концепция очень сильно перекликается с тем, что я делаю на основной работе в Coda, так что на хобби времени уже не остается — все свои редакторские силы и журналистский задор я вкладываю в то, чем занимаюсь вот сейчас.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20242585Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20243473Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202411081Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202417665Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202418366Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202421041Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202421851Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202426958Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202427178Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202427971