Разговор с невозвращенцем
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 20249917То, что случилось 25 марта в Кемерове, ударило под дых — мы никак не можем сделать вдох, не можем разогнуться.
Почему так невозможно больно? Почему именно пожар в «Зимней вишне» сделал это с нами? Потому что легко представить себя и своих детей на месте тех, кто сгорел в обычном торговом центре? Потому что кошмар устроили не террористы, а обычные тетки-дядьки и на их месте тоже легко себя представить? Потому что слишком наглядно, что мы ничего не контролируем — и ни от чего не защищены? Что нам никто не поможет?
Но ужас испытали и те, кто проводит воскресенье не в торговых центрах, не ходит без охраны, очень многое контролирует и очень хорошо защищен.
Трудно заработанный триумф заново избранного президента, законный воскресный отдых его присных, хорошо поработавших ради результата на выборах, нарушили не лавина, не теракт, не происки англичанки — пожар в обычном торговом центре. Оказалось, что человек, даже очень могущественный, у которого все под контролем, предполагает — но располагает все-таки не он. Он тоже бессилен перед роком. Путин, которому пришлось вместо отдыха лететь на пепелище в Кемерово, не скрывал досады и горечи.
Трагедия к тому же обнажила фатальный дефект вертикали. До верха стало совсем плохо доходить. В часы, когда в кемеровском ТЦ горели люди, телевидение не торопилось отменять воскресные торжества — не было же отмашки. А отмашку не торопились давать — то ли и некому было в воскресенье, то ли не решались огорчать верховного. Оказалось, что вести о настоящем положении дел ползут по вертикали в десятки раз медленнее, чем расходятся по горизонтали, среди обычных пользователей соцсетей.
Оказалось, что человек, даже очень могущественный, у которого все под контролем, предполагает — но располагает все-таки не он. Он тоже бессилен перед роком. Путин, которому пришлось вместо отдыха лететь на пепелище в Кемерово, не скрывал досады и горечи.
Власть не оценила сразу масштабов, была застигнута врасплох, и все успели это заметить. Так уже бывало, и мы знаем, что момента своих испуга и растерянности, того, что они стали заметными, власть теперь не простит. А ведь ее еще практически вынудили реагировать: объявить вопреки правилам не региональный, а национальный траур, вылететь вопреки планам на место происшествия, объяснять, почему так долго молчала.
Согласиться даже на такие мелкие требования общества для нашей власти означает дать слабину. Это все равно что на уступки террористам пойти — нет, пусть все горит, пусть все полягут, но никаких обществу уступок. Вообще допустить, что люди имеют право чего-то от власти требовать, — это гораздо больший ужас. Этого не может быть.
Верную, хоть и слишком дребезжащую, ноту первым взял Аман Тулеев. Зря его считают развалиной, зря все так изумились, когда губернатор Кемеровской области объявил многотысячный сход оглушенных, осиротевших горожан бузотерами, подогретыми оппозиционной силой. Эстафету подхватил его заместитель Сергей Цивилев — заявив прямо в лицо человеку, у которого в «Зимней вишне» сгорела вся семья, что тот пиарится на трагедии. Путин на встрече с родными погибших призвал не верить мутным соцсетям — и все более твердо и развернуто к этому призывает. В общем, сразу было видно: это не самодеятельность труханувших местных начальников, а генеральная установка.
Вы хотите знать, сколько все-таки людей погибло и сколько пропало без вести в Кемерове? Вы требуете ответа, как такое могло случиться? Вы самостоятельно чтите память погибших? Это провокация! Это происки оппозиции. Это вбросы из-за границы. Так говорят президент Путин и замглавы его администрации Кириенко, так говорят депутаты и чиновники. Эта официальная конспирология отличается от самодеятельных видео в сети, где виновниками трагедии называют евреев или Терезу Мэй, только тем, что она официальная, ее транслируют в своих репортажах и на все лады повторяют в студиях праймовых ток-шоу крупнейшие телеканалы страны — они дождались отмашки.
Узнав, что люди собираются на стихийный траурный сход, градоначальство обеих столиц ринулось на перехват: срочно организовать официальную, правильную скорбь — и пораньше, пораньше. Спешно закупили казенные цветы, свечи, рассадили в ряд одинаковые игрушки с ценниками, подтянули в центр ОМОН, сгруппировались.
Люди могут объединиться сами — не по разнарядке, не за плату; это казенным работникам трудно понять, этого власть не может допустить.
Это никого не остановило. Многие пришли положить цветы и на казенные, и на несанкционированные мемориалы. Впервые за долгое время людей в разных городах вывел на улицы не протест, а горе. Невозможность его осознать. Невозможность ему помочь. Они встретились без лозунгов и плакатов — подержаться друг за друга, побыть вместе, не сидеть с этой мукой наедине. Среди нескольких тысяч собравшихся на Пушкинской в Москве кто-то пытался скандировать — этот момент так старалось подловить государственное ТВ, — но большинство стояло молча. Люди, столько раз уже стравленные и разведенные по разным углам этим самым государственным ТВ, стояли рядом, соединенные общей болью.
У властей вопреки ожиданиям хватило выдержки не тащить их в автозаки, не выметать неуставные цветы и разномастные игрушки. Но промолчать о том, что граждане вышли все-таки не туда, где им было предписано скорбеть, сил не хватило. Уже через час после завершения траурного схода на Пушкинской ведущий телеканала «Россия-1» Владимир Соловьев заявил, что он был организован на деньги Ходорковского.
Люди могут объединиться сами — не по разнарядке, не за плату; это казенным работникам трудно понять, этого власть не может допустить. После всего, чем их запугивали в последние годы, люди все еще способны собраться и вместе плакать. Власть, как мы видим, нервирует возможность даже такого тихого объединения. Это для нее самый большой ужас.
Ее можно понять. Эти небольшие молчаливые толпы на слишком холодных для конца марта площадях Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Сочи, Кургана, Новосибирска, Тюмени, Читы, Барнаула, Мурманска, Дербента, Ижевска, Костромы, Беслана, Рязани, Красноярска, Великого Новгорода, Элисты — они страшнее, чем громкая многотысячная Болотная, чем дерзкие подростки, лезущие с лозунгами «За Навального» на фонари.
У этих молчаливых людей сгорело будущее — и им, в общем, нечего терять.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 20249917Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202411098Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202414140Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202415128Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202419647Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202420387Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202422090