Джефф Маккормак: «Мы с Боуи чувствовали себя инопланетянами в СССР»

В конце октября в Новой Голландии открылась выставка фотографий британского продюсера и музыканта Джеффа Маккормака «Rock'n'Roll with Me». В течение трех лет, с 1973 по 1976 год, он путешествовал с Дэвидом Боуи как бэк-вокалист, танцовщик, перкуссионист — и ближайший друг. Все это время Джефф фотографировал Дэвида, а Дэвид снимал их поездку по Советскому Союзу на кинопленку и рисовал. Наталия Киеня встретилась с Джеффом Маккормаком в Санкт-Петербурге, чтобы поговорить о впечатлениях от путешествия по ту сторону железного занавеса и о живописи Дэвида Боуи.

— Вы говорили, что в СССР были как шпионы с Марса. Вы правда чувствовали себя здесь инопланетянами?

— В немалой степени да. Но перед путешествием по Транссибу мы побывали в Японии, а она очень инопланетная. Еда, улицы — все постоянно напоминает тебе, что ты в другом мире. Ты чувствуешь себя беззащитным, и это придает столько сил. Волшебное свойство моментов, когда находишься в точке, о которой тебе практически ничего не известно.

Я только что пережил то же самое тут, в Петербурге. Улицы перекрыли из-за марафона, и я шел до галереи пешком. Я ни у кого не мог даже спросить дорогу, не понимал, что написано на указателях. В этом было что-то настолько первозданное — когда у тебя не получается узнать даже то, что ты узнать намеревался.

Это ощущение было у нас в Японии и после — в Советской России. Но к тому моменту оно уже казалось привычным. Вторая часть путешествия стала логическим продолжением первой.

— Россия с тех пор немного изменилась. Тогда разница с Западом была более ощутимой для вас?

— Да, особенно если учесть, что тот тур начался в США. По моим фотографиям и по видеозаписям Дэвида видно, что Советская Россия выглядит довольно пустынной. Мы не могли даже представить себе, как живут люди в таких местах.

А еще быстро обнаружилось отсутствие одной привычной вещи — цвета. Вокруг совсем не было цвета. Яркие пятна можно было заметить только на кладбищах, окруженных разноцветными заборами из штакетника. Нам это показалось очень необычным — что самым ярким местом в городе, как правило, было кладбище.

— Почему Дэвиду нравились такие места, как СССР и Западный Берлин?

— Думаю, дело было в культуре. И он очень любил немецкое искусство.

— Группу «Мост»?

— В том числе. Еще ему нравились Kraftwerk, мы часто их слушали. Мне кажется, они сильно повлияли на музыку Дэвида. Но я не был с ним в Берлине, поэтому не смогу много об этом рассказать.

— Я думаю, некоторые его песни — это на самом деле холсты.

— Они очень похожи на картины, написанные маслом. Мне кажется, Дэвид мыслил именно таким образом: в формате живописи. Еще он много занимался искусством миманса, играл в театре. Хотя писать красками Дэвид тоже любил. Думаю, сам он воспринимал свою музыку в основном визуально.

— Он рисовал, пока вы путешествовали?

— Во время съемок «Человека, который упал на Землю» мы поселились в доме в Санта-Фе (Нью-Мексико) и оба начали рисовать. Где-то у меня, наверное, даже есть фотоснимки его картин, написанных тогда.

— Что это был за стиль?

— Это был немецкий экспрессионизм.

— Как вы думаете, мы когда-нибудь увидим работы Дэвида на выставке?

— Вполне возможно! Если только он не оставил инструкций, согласно которым его картины нельзя выставлять. Дэвид никогда не разрешал что-либо показывать или публиковать, если его это не устраивало.

— Просто у меня есть впечатление, что Дэвид много занимался живописью. Что у него на самом деле много картин.

— Насколько я помню, он рисовал, когда чувствовал себя как дома. Съемки «Человека, который упал на Землю» были для нас довольно счастливым временем. Думаю, это видно по моим фотографиям. Дэвид счастлив. Умиротворен.

Живопись помогала ему расслабиться. Моменты, когда он мог схватить кисточку и заняться этим, были редкостью. Мы постоянно куда-то ехали, Дэвид много работал над альбомом. Некогда было отдыхать.

— Вы тоже писали в стиле немецкого экспрессионизма?

— Нет, меня все-таки больше интересовала фотография. В то время мне нравились работы Дианы Арбус, Дэвид тоже их любил. А еще я увлекался фотографиями Картье-Брессона.

Я всегда думал, что самое главное для меня в этих турах — это фотографировать. Мне очень повезло, что тогда у меня была хорошая камера и я снимал Дэвида. В то время с ним рядом было не так много фотографов. Если бы я по какой-то причине решил этого не делать, боюсь, от этого периода не сохранилось бы практически никаких фотографий.

— Как Дэвид описал бы ваше путешествие по СССР?

— Думаю, он получал от всего этого удовольствие. Единственной частью поездки, которая была достаточно жесткой, оказался момент пересечения границы между Восточным и Западным Берлином. Выяснилось, что компания неправильно оформила документы, необходимые для выезда из ГДР. У нас был сопровождающий — крепкий русский парень, который к концу вечера обычно жутко напивался. В этом не было ничего страшного, даже весело. Но в ту ночь он стал с криками ломиться к нам в купе. И вот тут мы немного испугались.

Поезд тем временем въехал на территорию Восточного Берлина, и очень скоро в дверь снова начали стучать. Это была полиция ГДР. Мы, разумеется, впустили их. Вошли двое парней в кожаных плащах и дама, которая выглядела очень жестко. Мы решили, что раз она женщина, то окажется чуть более отзывчивой, но она только грозно оглядела нас и приказала предъявить документы. У нас не было нужных бумаг для проезда на Запад, и мы подумали, что нас сейчас арестуют и оставят в Восточной Германии.

А потом поезд пошел через нейтральную зону, где были лишь черные остовы зданий, над которыми сияла луна.

Это был напряженный момент. Полицейским каким-то образом удалось оформить нужные документы, но затем нас заставили выйти из купе и встать в коридоре. Пришли вооруженные военные или пограничники, выхватили у нас из рук паспорта, потом буквально швырнули их обратно. Один из них подошел к туалету и с силой пнул дверь, чтобы посмотреть, не спрятался ли там кто. Они нарочно старались вести себя агрессивно. Давили на нас.

А потом поезд пошел через нейтральную зону, где были лишь черные остовы зданий, над которыми сияла луна. После всех этих впечатлений такое зрелище было очень тревожным. Уверен, этот случай повлиял на музыку Дэвида — на «Station to Station», например.

— Коко Шваб, ассистент и друг Дэвида, говорила, что он был очень худым и уставшим, когда вернулся из этого путешествия. Как он выдерживал такой ритм?

— Да, тур получился довольно длинным. Мы приплыли на корабле из Лос-Анджелеса в Сан-Франциско, там поужинали с Бетт Мидлер, потом отправились в Канаду. Снова сели на корабль до Гавайских островов, поплыли в Японию, оттуда — в СССР и потом — на поездах в Европу.

Я помню, что после всего этого мы остановились в отеле Georges Sand в Париже. И мы никак не могли сесть. На столе лежали сладости и фрукты, но мы вдвоем растерянно бродили по комнатам и не знали, куда себя девать. Культурное искажение. Нормой стало то, что обычно абсолютно ненормально.

— Дэвид выбрал музыку и сцену, хотя с легкостью мог бы стать художником или искусствоведом. Почему?

— Думаю, ему проще было выразить себя через музыку. Особенно если учесть его бэкграунд. Дэвид получил звездный статус поздно, в 27 лет. Он обладал огромным талантом, и для него было мучительным отсутствие возможности быть услышанным. Но все, что Дэвид делал в юности, — искусство миманса, театр, фильмы — в результате позволило ему сформировать полную картину того, как развлекать людей. Создать целую систему.

К тому моменту, как Дэвид стал знаменитым, он уже все знал. Вы видели его в роли мима на сцене? Это сногсшибательно! Совершенно не то, что обычно делают рок-группы. А он играл рок-н-ролл, но при этом был мимом.

Я помню, как он плакал, когда расстался с Гермионой Фартингейл в конце 60-х. Ему было действительно тяжело, бедняге. Их группа Feathers — трио Дэвида, Гермионы и Джона Хатчинсона — распалась, Дэвид все потерял. Но постфактум эта ситуация оказалась очень полезной. Все препятствия в его карьере, все повороты, за которыми, как казалось, не было ничего, на самом деле были невероятно ценными.

На выставке в Новой Голландии (Санкт-Петербург) представлены 68 фотоснимков Джеффа Маккормака и документальная пленка, которую Дэвид Боуи снял в 1973 году, во время поездки по Транссибу и на первомайской демонстрации в Москве. Джефф, друживший с Дэвидом с восьми лет, путешествовал вместе с ним с 1973 по 1976 год. Он фотографировал друга на сцене, за кулисами, в дороге и во время съемок фильма «Человек, который упал на Землю», ставшего для Дэвида ключевым в профессиональном и личном плане.

Выставка открыта в Павильоне Новой Голландии до 16 декабря 2018 года. Вход свободный.

Понравился материал? Помоги сайту!