17 октября 2018ИскусствоАрхитектура
538

Каро Алабян как миф

Нужен ли Москве еще один памятник главному партийному архитектору 1930-х — 1940-х?

текст: Карен Бальян, Надя Плунгян
Detailed_pictureКаро Алабян. Конец 1930-х

В конце октября Московская городская дума должна вынести окончательный вердикт по проекту установки памятника архитектору Каро Алабяну. Идея памятника, предложенная месяц назад армянским посольством, получила положительное заключение Департамента культурного наследия Москвы и Комитета по архитектуре и градостроительству, но вызвала всплеск полемики и даже заметный раскол в профессиональном сообществе архитекторов и исследователей. С протестом и петицией против установки памятника выступила Александра Селиванова, руководитель Центра авангарда на Шаболовке, историк архитектуры и специалист по постконструктивистскому повороту, который принято называть «стилем 1935 года». Письмо против памятника от профессионального сообщества подписало больше сорока человек; среди них — архитектор Юрий Аввакумов, историки архитектуры Дмитрий Хмельницкий, Илья Печенкин и Николай Малинин, искусствоведы Милена Орлова, Анна Романова, Татьяна Левина и Евгения Кикодзе, преподаватель МАРХИ Владимир Давыдов, руководители Института модернизма Анна Броновицкая и Ольга Казакова.

Селиванова уже не первый год борется за пересмотр представлений о роли Каро Алабяна в истории советской архитектуры. Конфликт, который находится в фокусе ее внимания и около десяти лет назад был одной из тем ее диссертации, связан с деятельностью ВОПРА — Всероссийского объединения пролетарских архитекторов. Во многом аналогичная РАПП в литературе и АХРР в живописи, роль ВОПРА выразилась в зачистке искусства от «формализма» накануне создания единого и подконтрольного партии Союза советских архитекторов, инициатором и ответственным секретарем которого был Алабян. К концу тридцатых — началу сороковых архитектор сосредоточил в своих руках и другие ключевые руководящие позиции — первого вице-президента Академии архитектуры СССР и организатора комиссии по научно-техническим проблемам строительства, главы проектно-маскировочной мастерской военных лет, члена Комитета по делам архитектуры при правительстве СССР и автора проекта восстановления Сталинграда; он также контролировал главное профессиональное издание — журнал «Архитектура СССР». Активное участие Алабяна в борьбе с «архитекторами-формалистами» (которыми тогда считались такие ведущие мастера, как Барщ, Синявский, Буров, Гинзбург, Гольц, Леонидов и Мельников) и его тесные отношения с партийным руководством позволяют прочесть предложение об установке памятника как очередной пункт в ряду значимых неосталинистских культурных жестов последних лет, таких, как выставка Александра Герасимова в ГИМе или «Романтический реализм» в московском Манеже.

История партийных вмешательств в советское искусство постепенно тускнеет и теряет свою остроту. На смену общим описаниям художественного процесса приходит перспектива наследников, и детали частной жизни отдельных фигур на время оказываются важнее их общественно-политической роли. Вполне вероятно, что Каро Алабян останется в коллективной памяти не как чиновник, а как соавтор необычного проекта пятиконечного здания театра Российской армии. И все же невозможно не заметить, что памятных знаков Алабяну в Москве сейчас уже три (вернее, даже четыре, если считать известный монумент на Новодевичьем кладбище) — и эти знаки известны почти каждому. Это мемориальная доска на доме, где архитектор жил со второй женой, актрисой Людмилой Целиковской, названная в честь него улица Алабяна и построенный совсем недавно Алабяно-Балтийский тоннель.

О том, в чем причина такого напряженного внимания к одной фигуре и насколько оно проясняет или затемняет реальную личность самого архитектора, размышляет историк архитектуры, специалист по армянскому модернизму Карен Бальян, внук графика и плакатиста Тачата Хачванкяна (1896—1940).

Есть люди и события прошлого, в истории которых факты перемешаны с мифами. Судить о них объективно бывает сложно. Особенно это касается тех, кто жил в чудовищное сталинское время. Думаю, имя Алабяна превратилось именно в такой миф, заключая в себе больше вопросов, чем ответов.

Имя Алабяна я слышал с детских лет. Сестра деда в тридцатые годы работала у него в мастерской, и я знал, что это известный архитектор, что он дружил с дедом, когда они учились во ВХУТЕМАСе. Деда я не видел — он погиб в Магаданском лагере задолго до моего рождения. Но все, что было с ним связано, меня очень интересовало. Многое из жизни деда не имело точных фактических подтверждений и представлялось мне своеобразным мифом. Частью этого мифа была и фигура Алабяна.

Улица Алабяна в Москве. Середина 1950-хУлица Алабяна в Москве. Середина 1950-х© oldmos.ru

После окончания ВХУТЕИНа (так с 1926 года назывался ВХУТЕМАС) Алабян два года работал в Армении. В 1931 году он вернулся в Москву. За эти два года он и его два друга — Геворг Кочар и Микаэл Мазманян — создали новое направление в архитектуре Армении. Я называю его «армянским конструктивизмом». Селим Омарович Хан-Магомедов, главный авторитет в истории советского авангарда, считал, что «новаторскую архитектурную школу Армении конца 1920-х — начала 1930-х годов можно рассматривать как одну из первых (не только в советской, но и во всей мировой архитектуре) удачных попыток формирования современных национальных особенностей». Все постройки Алабяна в Армении были строго конструктивистскими. Среди них и «шахматный дом», дом-коммуна. Думаю, это лучшее произведение Алабяна — начатый, кстати, еще на последнем вхутемасовском курсе, проект был выполнен совместно с Микаэлом Мазманяном.

Ереван. «Шахматный» жилой дом. 1930. Архитекторы К. Алабян и М. МазманянЕреван. «Шахматный» жилой дом. 1930. Архитекторы К. Алабян и М. Мазманян

Но конструктивизм в Армении будет разгромлен, репрессирован и до сих пор по большому счету так и не реабилитирован. Сегодня почти все постройки или разрушены, или находятся в полуразрушенном состоянии. Сохранились главным образом поздние, постконструктивистские работы. Оставленный Алабяном чисто конструктивистский след почти что стерт. При этом в Ереване есть улица, названная именем Алабяна, и есть памятный знак, посвященный ему.

Слева направо — Геворг Кочар, Каро Алабян, Самвел Сафарян. 1930-еСлева направо — Геворг Кочар, Каро Алабян, Самвел Сафарян. 1930-е

Пять постконструктивистских лет — с 1932-го по 1937-й, когда в этом стиле были созданы интереснейшие работы, тонко сочетающие с рациональной, еще конструктивистской композиционной основой элементы классики и ар-деко, — не спасут оставшихся в Ереване основателей конструктивизма. В 1937 году Кочар и Мазманян будут арестованы. Будет арестован и Николай Буниатян — главный архитектор Еревана, приглашенный на эту должность Таманяном. Буниатян, как и Щусев, умел работать в обоих «суперстилях» (опять же термин Хан-Магомедова). В это же самое время Алабян находился на вершине архитектурной власти в Москве. При этом Кочар и Мазманян окажутся не в лагере, а в шарашке, выживут, вернутся в Армению и еще успеют построить модернистские здания. Буниатяна удастся вызволить из ереванской тюрьмы. Он уедет в Москву, будет заведовать аспирантурой Академии архитектуры. Имел ли к этой череде событий отношение Алабян?

Каро Алабян и Микаэл Мазманян. 1930-еКаро Алабян и Микаэл Мазманян. 1930-е

Самая известная постройка Алабяна в Москве — театр Красной армии (совместно с Василием Симбирцевым). Архитектура этого здания, похожего в плане на пятиконечную звезду, — это тоже передающийся из поколения в поколение архитектурный миф. Миф о том, что Каганович обвел чернильницу карандашом, миф о том, что идея принадлежит Сталину. При этом истории о возникновении образа в воображении самого архитектора нет. Между тем думать, что этого не может быть, означает очевидным образом упрощать представления об архитектурном процессе. Сколько в той же Армении есть построек позднего советского времени, в планы которых архитекторы вписывали запретный крест, подчиняя функциональное решение его контурам?

Москва. Театр Красной армии. 1934—1940. Архитекторы К. Алабян и В. Симбирцев. Фото 1950-хМосква. Театр Красной армии. 1934—1940. Архитекторы К. Алабян и В. Симбирцев. Фото 1950-х

Алабян был выдающимся организатором. Так бывает, когда творческая личность имеет также и талант организатора. В истории архитектуры мы знаем близкий пример Альберта Шпеера. Чтобы подчеркнуть роль Алабяна — ведь и в академии, и в Союзе архитекторов формально он был вторым, — ему приписан мифический пост главного архитектора Москвы. Но главным архитектором Москвы Алабян не был.

Джим Торосян, бывший аспирант Алабяна в Академии архитектуры, рассказывал сюжеты о невероятном влиянии Алабяна, сохранявшемся в академии даже в начале 50-х годов, когда после известной истории тот был лишен всех своих должностей. История, дошедшая до нас благодаря свидетельству Ю. Савицкого, — не миф, но очень на него похожа. Алабян выступил против Берии, заявив, что проектируемые московские высотки не будут экономически оправданными. А через какое-то время по настойчивому требованию соответствующих «товарищей» принял в свою мастерскую человека, который вскоре оказался «иностранным шпионом».

I Съезд Союза советских архитекторов в Колонном зале Дома союзов. 1937I Съезд Союза советских архитекторов в Колонном зале Дома союзов. 1937

Алабяна ждал арест. Спас его Микоян. Они были друзьями, учились в знаменитой армянской Нерсесяновской семинарии в Тифлисе. Автор монографии об Алабяне Татьяна Малинина приводит такой факт: Микоян вызывает Алабяна к себе, вручает билет на поезд и на год командирует в Армению.

Меня крайне удивлял этот сюжет. Каким образом не сохранились свидетельства о пребывании Алабяна в Армении? Где жил этот очень известный и очень внешне заметный человек? Чем он занимался? И как не сохранилось ни одного свидетельства об этом времени, тогда как каждый приезд Алабяна в Армению известен по фотографиям, воспоминаниям архитекторов?

Когда я думаю о реальном, не мифологизированном Алабяне, на память приходит имя Александра Фадеева, в 1956-м, когда уже все кончилось, выстрелившего в себя.

Совсем недавно я познакомился с Владимиром Сергеевичем Микояном, внуком Анастаса Микояна. Речь зашла об Алабяне. Он со слов своего отца пересказал этот сюжет несколько иначе. Оказывается, Микоян вызвал Алабяна на вокзал — встреча в служебном кабинете или дома мгновенно «раскрыла бы все карты». Представив сопротивляющемуся отъезду Алабяну безвыходность ситуации, велел ехать в Армению, переждать это время в глухой деревне.

Раствориться в глухой армянской деревне? Но где, в какой деревне? Как раствориться такому видному столичному человеку среди крестьян? Разве такое может быть не мифом?

Николай Колли (крайний слева), Иван Леонидов (в центре) и Каро Алабян (справа) на встрече с сотрудниками Московского дворца пионеров. 1936Николай Колли (крайний слева), Иван Леонидов (в центре) и Каро Алабян (справа) на встрече с сотрудниками Московского дворца пионеров. 1936

Сохранились документы, официальные письма Алабяна, его выступления в Союзе архитекторов конца 1930-х годов. Их риторика схожа с той, которая была принята в этот жуткий период, «обличительный» голос Алабяна, конечно, похож на голоса вокруг, хотя порой и звучит сильнее в общем хоре. Хор репрессивной сталинской системы действовал во всех созданных ею архитектурных структурах — от мастерских до Союза архитекторов.

Это не попытка оправдать сталинизм. Нет, я совсем не собираюсь оправдывать сталинизм, скорее, если могу позволить так о себе заявить, — пытаюсь его обличать, особенно когда вижу все еще живые свидетельства.

Хор репрессивной сталинской системы действовал во всех созданных ею архитектурных структурах — от мастерских до Союза архитекторов.

Все в разной форме, сознавая или нет, были жертвами той сталинской системы. Хрущев, Микоян были исполнителями злодеяний. Но без них не было бы ХХ съезда. Не было бы правды. И не были бы оправданы невинные люди. В том числе и мой дед. Я благодарен им за это.

Когда я думаю о реальном, не мифологизированном Алабяне, на память приходит имя Александра Фадеева, в 1956-м, когда уже все кончилось, выстрелившего в себя.

Не был ли выпад Алабяна в отношении Берии таким выстрелом в себя?

Николай Никогосян. Памятник Каро Алабяну на Новодевичьем кладбище. 1959Николай Никогосян. Памятник Каро Алабяну на Новодевичьем кладбище. 1959

Алабян обладал чрезвычайно яркими внешними данными — профиль, осанка, голос (он и пел замечательно). Внешностью, видимо, гипнотической и не в последнюю очередь способствующей сложению мифа. В самом начале девяностых — собственно, это был август 91-го, забыть невозможно — в дни путча мы с женой и детьми отдыхали в Суханове. Как-то, дожидаясь автобуса на остановке, оказались невольными свидетелями разговора двух женщин. Одна (она была сильно старше) рассказывала своей молодой визави о работе в доме творчества. И вспоминала, как вместе с другими сотрудниками она простаивала на главной аллее, дожидаясь момента, чтобы увидеть Алабяна, выходящего из главного здания. Ко времени ее рассказа от кончины Алабяна прошло более 30 лет. Реальный образ превратился в миф — и, кажется, не только для нее одной, а для многих, многих других, лишь слышавших о нем…

Москва. Новинский бульвар, 18. Мемориальная доска Каро АлабянуМосква. Новинский бульвар, 18. Мемориальная доска Каро Алабяну

Для меня Алабян вполне реален в его архитектуре. Это авангардный и одновременно национальный «шахматный дом», формальный театр. И сам он ведь не был так далек от меня — всего в одном рукопожатии. Я имею в виду даже не сестру деда — ее давно нет в живых, — а Джима Торосяна, руку которого я держал в своей еще совсем недавно. Но разве и само это рукопожатие не является еще одним мифом?

I Съезд Союза советских архитекторов в Колонном зале Дома союзов. 1937. Выступает Каро Алабян (справа, со спины)I Съезд Союза советских архитекторов в Колонном зале Дома союзов. 1937. Выступает Каро Алабян (справа, со спины)

Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20242579
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20243468
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202411077
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202417661
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202421847
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202427174
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202427970