Коонен.wav

Вадим Гаевский о «Чайке» Алисы Коонен и Александра Таирова

текст: Вадим Гаевский

Совместный проект журнала «Театр.» и COLTA.RU «Бахрушинский музей онлайн» продолжает публикация нескольких уникальных аудиосвидетельств, связанных с именами Алисы Коонен и Александра Таирова. Это записи фрагментов из знаменитых спектаклей Камерного театра — «Адриенны Лекуврер» Эжена Скриба (басню из которого Коонен прочла на вечере, посвященном своему 80-летию), «Оптимистической трагедии» Всеволода Вишневского (запись, сделанная в 1951 году, вскоре после закрытия Камерного театра) и финального эпизода чеховской «Чайки» — одной из вершин кооненовского искусства звучащей художественной речи. О последней из этих записей рассказывает Вадим Гаевский.

В 1944-м, еще военном, году Александр Яковлевич Таиров поставил — отчасти в концертном исполнении — чеховскую «Чайку» с Алисой Георгиевной Коонен в роли Нины Заречной. В своей «Книге встреч» я в самых общих словах вспоминал этот спектакль, его психологическую предысторию, его эстетическую необычность, не особенно полагаясь на свою память. Теперь же, спустя еще некоторое время и почти семьдесят лет спустя после премьеры, но прослушав сделанную в 1946 году радиозапись, могу высказаться более конкретно. Этот радиомонтаж, конечно, памятник ушедшему — по-видимому, навсегда — театру. Не только Камерному театру, просуществовавшему три десятилетия, а русскому театру вообще, драматическому театру первой половины ХХ века. В современном театре так произносить текст уже не умеют. Либо не считают возможным. Изменилась вся, говоря мейерхольдовскими словами, «дикционная» эстетика актерской игры, вся дикционная палитра спектакля.

Сцена из «Чайки» А. Таироваallchekhov.ru

Здесь, в чеховском (но и таировском) спектакле, она выпукла и ярка, так что кажется, что какая-то связь с прошлым Камерного театра, с «Бубновым валетом» и московским кубизмом сохраняется — как и память о московской поэтической школе. И не о Брюсове (переводчике «Федры») думаешь, а о Бальмонте — слыша музыкально окрашенную интонацию, деликатно подчеркнутое звучание гласных звуков (к некоторому ущербу звуков согласных). Общее же впечатление можно свести к двум словам: актерская речь здесь весьма энергична (почти постоянно под ударением последнее слово реплики) и нескрываемо театральна — играют актеры, профессиональные актеры, из той же семьи, к которой принадлежат их далекие предшественники из итальянской commedia dell'arte.

Это создает общий стиль исполнения, и это не вполне относится лишь к одной участнице действия — самой Алисе Коонен. Ее стиль индивидуален. Она — другая. Другая Алиса Коонен, другая Нина Заречная, ее героиня.

«Не то... не то...» — в растерянности и тоске повторяет Заречная-Коонен, пока не находит нужного слова: «актриса». Актриса, но такая, которой как раз чужда открытая театральность, театральность в стиле Аркадиной, еще одной героини «Чайки». Есть, оказывается, скрытая, потаенная театральность — открытие Чехова, открытие Таирова, открытие Алисы Георгиевны. Ее голос звучит в «Чайке» не совсем так, как звучал в «Федре» или других ее знаменитых спектаклях. И тембр, и интонация ничего и ни от чего не защищают, это голос незащищенной души, открытой для удара. Такой смертельный удар она получает в конце эпизода, но остается в живых. Такой же смертельный удар, совсем не думая о том, она наносит Треплеву, после чего он расстается с жизнью.

Эта заключительная сцена — абсолютный сценический шедевр, она срежиссирована и сыграна образцово. Все прослежено, все выявлено, ничто не утаено — движение ситуации, ее психологический смысл, волнение, которое возникает в первый момент и которое к концу умирает. Звучит музыка — сначала играет рояль, потом играет оркестр, Заречная читает начальные строки поэтического монолога треплевской пьесы: «Люди, львы, орлы, куропатки...» — и все это чуть напоминает мелодекламацию, любимый жанр чеховской эпохи, когда под музыку на дачных вечерах читали тургеневские стихотворения в прозе; тем более что тургеневские слова Нина вспоминает. Но как же эта сцена далека от любительских концертов: здесь бродит смерть, и лишь слабеющая и почти гибнущая Заречная-Коонен может не дать себя погубить, не позволит себе погибнуть.

Понравился материал? Помоги сайту!