23 октября 2014Colta SpecialsНовые русские
102

«Моя мама называет нас христопродавцами»

COLTA.RU поговорила с беженцами с Украины о военной и мирной жизни. История четвертая

текст: Анна Зотова
Detailed_picture© Rotaenko Ann
Екатерина Квитка, 41 год, художник-модельер

Мы жили в городе Дебальцево Донецкой области. По профессии я швея, и до войны у меня была своя мастерская по ремонту, пошиву и дизайну одежды. Так получилось, что мне пришлось разойтись с мужем и воспитывать троих детей. Дети у меня уже все взрослые, нужно было оплачивать высшие учебные заведения, содержать большую квартиру. Поэтому даже с моей мастерской мне было недостаточно средств. Хотя работа и любимая. Нужны были дополнительные доходы, и иногда я приезжала в Россию на заработки.

Дети учились в университетах. Старшая дочь в прошлом году окончила институт экономики и права в Донецке. Сын в машиностроительном учился, один курс ему не удалось закончить. В марте он получил повестку в Нацгвардию, но у него не было желания туда идти, да и я тоже не хотела. Потому что все мы знаем, что мальчишек туда призывают и сразу бросают буквально в горячие точки. Хотя у них нет никакой военной подготовки. Поэтому встал вопрос о переезде.

Мы не стали дожидаться, пока нас станут бомбить. Над нами только начали летать самолеты, вертолеты, и этого было достаточно. Брат предложил приютить нас на время беспорядков. Он больше 20 лет гражданин России, живет в Подмосковье. Сейчас помогает нам, снимает для нас жилье.

Мои дочь и сын приехали в марте, а я сама чуть попозже. Старшая дочь осталась в Артемовске. Артемовск находится севернее Дебальцева, это ближе к Харькову. Там сейчас стоит Национальная гвардия. Военных действий нет, только иногда слышны взрывы. Так что она живет и работает там. Ну и бабушка наша там живет.

Мы не стали дожидаться, пока нас станут бомбить.

В Дебальцеве у нас осталась квартира. Когда уезжала, отдала ключи своим друзьям и сказала, что они могут пользоваться моей квартирой по своему усмотрению. Сейчас у меня в доме живет пять беженцев. Хотя не так уж далеко они убежали. Дай Бог, чтобы они там действительно могли укрыться, чтобы мой дом был прибежищем для людей и, возможно, мог спасти их. Сейчас там тяжелое положение, идут военные действия, бомбежки. Тот самый «котел» находится непосредственно на территории Дебальцева.

То, что происходит в Европе, и то, что пытаются сейчас навязать всей стране, — это от меня далеко. Ну вот хотя бы то, что Европа за однополые браки. Вот это мне однозначно не нравится. Библия говорит, что в свое время Бог уничтожил Содом и Гоморру. Лично меня только одно это отворачивает от Евросоюза.

Да и потом, если почитать саму эту декларацию, на основании которой Украина может войти в Евросоюз, то в этой декларации сплошные обязательства. То есть у тебя абсолютно какие-то нулевые права. Понятно, что я не хочу, чтобы мои дети были буквально заложниками. Я их родила для свободной жизни. Вот они сейчас повзрослели, и каждый из них выберет свою дорогу. И даже если кто-то из них решит создать однополый брак, то я хочу, чтобы это было его личное решение, а не потому, что страна решила, что это нормально и правильно. А потом — то, что производства, которые существуют на Украине, из-за этой декларации должны быть закрыты. То есть своего производства нет, и мы должны получать продукцию из Европы. Можем ездить работать в Европу за гроши. А своя легкая промышленность у нас закрывается, мы не можем открыть какие-то предприятия, чтобы развиваться, и тому подобное.

Война — это самое выгодное решение, чтобы просто убрать людей с этой территории.

Когда открылись сведения о том, что Донецкая область буквально должна быть стерта с лица земли только потому, что там нашли сланцевый газ, то тут ты просто делаешь выводы. Понимаешь, что война — это самое выгодное решение, чтобы просто убрать людей с этой территории. Вот Славянск был разбомблен. Говорят, что там находятся самые легкодоступные залежи сланца. Становится страшно. Если это все согласовано с правительством страны, то я, конечно, не хочу жить под этим правлением.

Моя мама на стороне Киева. Называет нас христопродавцами. Как-то она в штыки все это приняла. Хотя она всегда была очень рассудительным человеком, и вот эта агрессия, непонятно на чем основанная, нас пугает. Нам тяжело общаться. Хотя понятно, что мы скучаем, время от времени созваниваемся, и ясно, что мы ее любим очень, потому что мама у всех одна. Но тему войны лучше вообще не трогать. Такое чувство, что та информация, которую украинские силовики выдают, отличается какой-то особой агрессией.

Лично мое отношение к ситуации базируется только на том, что я знаю, что мне предоставляют СМИ. И я пытаюсь занимать какую-то нейтральную позицию, но из-за того беспредела, который там творится, это очень сложно. Я склоняюсь больше к тому, чтобы действительно Донбасс и Луганск отделились от Украины и была Малороссия. Уж лучше так. Потому что те правила, которые навязывает Киев, для многих просто непонятны и неприемлемы.

Однако все равно трудно определиться, на чьей ты стороне. Даже по разговорам я слышу, что и дээнэровцы не всегда ведут себя красиво. Сейчас уже, честно говоря, просто хочется мира. Я бы поблагодарила того, кто бы сделал этот мир. А если уж воевать, то как в наполеоновские времена — вышли на поле, побили друг друга и оставили людей. Люди хотят жить, рожать детей, просто встречаться, нормально общаться. Никто вообще не ожидал, что такое может произойти у нас. Делали ремонты, покупали автомобили, все как везде.

Статус беженца — это очень унизительно.

Я поддерживаю связь с близкими. В некоторых районах действительно нет связи, потому что города и поселки буквально стерты с лица земли. Там, где мы живем, есть телефонная связь. Хотя связь сама по себе слабенькая, но тем не менее дозвониться можно. И, само собой, интернет. С дочерью и сестрой мы постоянно только через интернет общаемся. Узнаю новости от друзей, смотрю телевизор. На самом деле тяжело все это. По телевизору одно, а хочешь не хочешь — залазишь в интернет, роешь там и иногда страшные вещи находишь. Уже просто нет сил. Это настоящее эмоциональное выгорание, такое вот перенапряжение. Я уже действительно нуждаюсь во врачах и хороших препаратах. У меня началась серьезная бессонница и другие проблемы, связанные с нервной системой. Поэтому я заставляю себя просто ничего не смотреть. Но все равно приходится, ведь там родные, старшая дочь.

В объявленное перемирие не верит никто. Даже моя мама, находящаяся на другой стороне конфликта, тоже не верит. Странно: они ведь прекрасно видят, что их лидер, президент страны, говорит одно, а делает совсем другое. Сейчас, во время перемирия, мне дочь говорила, что к Артемовску подтягивается в сторону Дебальцева новое вооружение, войска. Мало того что там и так была Нацгвардия, а сейчас еще новая группа военных.

Когда мы въезжали в Россию, то не получали статус беженца, а просто ехали в гости к брату. Поэтому работаю я неофициально, но по своей специальности. На двух работах, два через два. Первые два дня тружусь в частном ателье, а на вторые два дня меня взяли на, скажем так, мини-фабрику. В неофициальной работе есть свои минусы. Я понимаю, что рискует и мой работодатель, и если вдруг со мной произойдет несчастный случай, я прекрасно понимаю, что никто за меня не будет нести ответственность. Мне придется самой лечиться за свои средства. Тем не менее я благодарна за то, что даже на таких условиях они просто взяли меня на работу, что они предоставляют мне возможность заработать на жизнь. Сейчас я ничего не могу сказать о планах на будущее. День прожили, и хорошо. Ждем, когда будет порядок, и я все-таки надеюсь вернуться домой.

Россияне относятся ко мне совершенно по-разному. Есть люди, которым абсолютно все равно, а есть те, кто относится с сочувствием. Какой-то особой помощи нет, да я в общем-то не сильно и жалуюсь. Иногда я просто хочу промолчать. Не хочется распространяться о том, что я беженка. Потому что статус беженца — это всегда очень унизительно. То есть, когда заходит разговор об Украине, тогда я могу что-то высказать. А вообще я стараюсь не афишировать.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202353420
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202337283