Ноэл Гэллагер: «Жесткач — это плохо»

Автор хитов Oasis дал аншлаговый концерт в Москве и поговорил с глазу на глаз с корреспондентом COLTA.RU

текст: Сергей Киселев
Detailed_picture© Getty Images

Невысокий человек с глазами волка, стриженный под волка и с повадками волка заходит в душное маленькое помещение. Через пару часов он доведет до экстаза переполненный зал московского YotaSpace. Человека зовут Ноэл Гэллагер (а не Галлахер), он автор хитов группы Oasis, в 13 лет получил полгода условно за ограбление магазина шаговой доступности. Нынче он — отец троих детей, ведет здоровый образ жизни, в этом году выпустил второй сольный альбом «Chasing Yesterday».

— В нашей стране вы — не Гэллагер.

— А кто?

— Гала-Хер. Так говорит большинство населения. А брат ваш не Лиэм, а Лайям.

(сдержанно) О как.

— У нас беда с ирландскими именами-фамилиями. Но будем работать над собой. Хорошо хоть, люди больше не думают, что у вас на островах жрут овсянку и идут гулять в смог.

— Все европейские страны теперь более-менее одинаковы. Если выбраться за пределы любой столицы, куда-нибудь в глубинку, — там стереотипы, конечно, имеют место, да и то не везде. Города становятся мегаполисами, и Лондон уже не так сильно отличается от Москвы. Москва похожа на Берлин, Берлин на Париж. Все мы — часть единого пространства.

Если цена за отсутствие радикализма — правого, левого, любого — это дать каждому айпэд и модный телик в обмен на полный пофигизм, я выберу такой вариант.

— У вас было шаблонное восприятие России?

— Я впервые приехал сюда еще в СССР, в 1989 году. Я тогда побывал в Эстонии, в Таллине, на музыкальном фестивале. Никаких шаблонов у меня не было. В первый приезд в Москву я сразу обратил внимание, что вижу именно то, что ожидал.

Теперь есть интернет, и можно довольно точно представить, как живут люди в другой стране. А когда вам разрешили в массовом порядке выезжать за границу, начала складываться картинка: как русские говорят, как они одеваются, как выглядят. Так что теперь мы вас более-менее понимаем, эра стереотипов закончилась. Я думал, что на Красной площади будет круто — так оно и оказалось. И памятники коммунистической эпохи тоже оправдали мои ожидания.

В Англии центральные улицы во всех городах одинаковые. Можно даже слегка преувеличить и сказать, что большинство центральных улиц в странах Европы одинаковые. В переулках пока еще сохранился местный колорит, но на главных улицах все те же магазины, те же бренды. У Москвы есть своя идентичность, потому что алфавит другой. Это, в общем-то, уникальная черта.


— Манчестер уже не тот. Теперь все стерильно, благородно. Тэтчер больше не гробит страну, люди благодарно потребляют и молчат.

— Что поделать, глобализация. Но такова жизнь. В те годы была сознательность, но при этом полный жесткач. Если цена за отсутствие радикализма — правого, левого, любого — это дать каждому айпэд и модный телик в обмен на полный пофигизм, я выберу такой вариант. Потому что жесткач — это плохо. Когда холодная война была в самом разгаре, мы пару раз чуть все не погибли. Лучше избегать таких вещей. Да, мир становится скучнее. Поколение, которое придет нам на смену, будет еще больше внимания уделять гаджетам, чем общественной жизни. Но такова цена прогресса. Когда мы были молодыми, мы увлекались панк-роком, а наши родители офигевали с того, что нам плевать на атомную войну и прочее. Каждое поколение такое, какое есть. К лучшему это или к худшему? Время покажет.

— С гаджетами наступила эра индивидуального потребления музыки. Наушники популярнее, чем акт совместного переживания музыки.

— Записанная музыка в принципе снижает необходимость совместного переживания. Но музыка — это не только записи. Вот, например, сегодня мы будем переживать музыку совместно. Мне повезло, что удается продать немного носителей, чтобы люди послушали и пришли на концерт. А все остальное не так важно. Опять же, музыкальный бизнес так быстро меняется, что совершенно непонятно, где мы окажемся через пять лет. Но не думаю, что стоит сильно беспокоиться об этом. Я за то, чтобы люди покупали музыку, я против стриминга. Но для меня самое главное — то, что я продолжаю писать музыку.

— Можно было спасти Creation Records (родной лейбл Oasis. — Ред.) и прочие независимые компании от поглощения корпорациями?

— Независимые лейблы могли легко спасти их хозяева — просто не продаваться мейджорам, и все. Алан Макги принял решение продать Creation Records, потому что он больше не чувствовал себя вовлеченным в процесс. А не чувствовал он этого потому, что подписал несколько групп, которые стали очень успешными, и пришлось расширять штат, нанимать кучу народа. Он вышел на слишком профессиональный уровень — и сам же в этом виноват, мать его. Он один в ответе за эту историю. Я не подписывался на его лейбл ради пары сотен человек в Глазго! Я заключил с его лейблом контракт, чтобы стать рок-звездой номер один. Только ради этого. Мне насрать, что он в результате потерял свой лейбл. Сам виноват.

Песню написать — вот сложная задача. А продюсером любой дурак может быть.

— И теперь настало время одинаковых джинглов, опробованных на фокус-группах.

— После успеха нирвановского «Nevermind» и нашего «(What's the Story) Morning Glory мейджоры заинтересовались инди-роком. Но теперь, выжав из этой темы максимум, они переключились на поп-музыку.

— Новый альбом вы продюсировали в одиночку. Тяжело было выстраивать аранжировки самому?

— Да, я все делал сам. Со мной был только звукооператор. Это определенно один из моих самых лучших альбомов. На нем четыре мои самые любимые песни всех времен — «Riverman», «The Right Stuff», «Ballad of the Mighty I» и «The Girl with X-Ray Eyes». Работа шла очень легко. Не знаю, буду ли я продюсером следующего альбома. Если честно, я только на полдороге осознал, что записываю альбом. Мы же просто работали над черновиками.

Продюсирование — не такая уж сложная штука. Я бы хотел развеять этот миф. Продюсеры не пишут музыку. Ну и что, что я сам продюсировал, — фигня это все, нет там никаких особых чудес. Песню написать — вот сложная задача. А продюсером любой дурак может быть. Это просто чувак, который говорит: «Давай сделаем вот так», наигрывает что-нибудь на гитаре, а ты говоришь: «Ага, нормально». Вот и весь секрет. Мне такая роль не нравится. Настоящий талант у того, кто песни пишет.

Что касается аранжировок, опять же, все зависит от песни. Написал несколько аккордов, они мне подсказали, как их надо оформить, — а я все-таки уже много альбомов записал и много чего послушал. Знаю, какие приемы работают… Нет, не люблю слово «работают», скажу по-другому: я достаточно знаю о музыке, и когда мне слышится какой-нибудь психоделический джаз, я знаю, как его нарулить. Мне тут сказали как-то раз: «С нетерпением ждем вашего следующего альбома, вы идете в интересном направлении». А я ответил, что понятия не имею о направлении. Мой следующий альбом… фиг знает, на что он вообще будет похож — может быть, на какой-нибудь из предыдущих. Главное, чтобы песни были хорошие, и мне неважно, как они будут звучать.


— Ваш вокал на этом альбоме похож на вокал Оззи!

(с неподдельным удивлением) Что? На чей? В какой песне?

— Да во всех практически! Характерные окончания фраз. Слушаю и думаю: кого мне это напоминает?

— Я тоже люблю Оззи Осборна!


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России» Журналистика: ревизия
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России»  

Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо

12 июля 202349606
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал»Журналистика: ревизия
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал» 

Главный редактор телеканала «Дождь» о том, как делать репортажи из России, не находясь в России, о редакции как общине и о неподчинении императивам

7 июня 202342860