16 ноября 2021Современная музыка
152

Неиерархизированное творение

В книге «Жвачка Нины Симон» Уоррен Эллис, многолетний соратник Ника Кейва, — о ностальгии, любви, спасительном мусоре и содержании своего дипломата

текст: Александр Чанцев
Detailed_picture© Brighton Source

Александр Чанцев прочел книгу Уоррена Эллиса «Жвачка Нины Симон» («Nina Simone’s Gum»), которая обязательно должна попасть в списки лучших музыкальных мемуаров года.

Что делает обычный человек, если вдруг нашел в старом барахле использованную жвачку? Уоррен Эллис, австралийский мультиинструменталист, композитор, участник Dirty Three и всевозможных коллабораций с Ником Кейвом, автор музыки к кино (любит, как и Кейв, всякие артхаусные вестерны и роуд-муви) и, last, but not least, обладатель такой жгуче смоляной гривы и бороды, что после 11.09.2001 его часто останавливали в аэропорту, — берется за целую книгу. Когда, кстати, успевает — только в этом году у него вышли роскошные альбомы с Марианной Фэйтфулл и с Ником Кейвом, с которым он сейчас и отправился в долгожданный постковидный тур.

Все, конечно, несколько ностальгичнее и романтичнее. Тот же Кейв пригласил Нину Симон выступить на фестивале, программным директором которого он был, и этот концерт обожаемого бунтарского идола буквально перепахал Эллиса да и Кейва — до сих пор они вспоминают его со слезами. Выйдя к роялю после порции шампанского, кокаина и сарделек, Нина вынула изо рта жвачку и завернула ее в полотенце. После концерта Эллис пробрался на сцену, запихнул в пакет это самое полотенце — и вот, хранил его как величайшую реликвию и источник вдохновения все эти годы. Друзья обсуждали этот эпизод в посвященном Кейву фильме «20 000 дней на Земле», когда Эллис жарил угря на кухне (а этому эпизоду не верьте, готовить он не умеет, и у него был дублер-повар на кухне, как мы узнаем из этой книги).

Сейчас же настала пора вынуть священный Грааль и предъявить его публике — Эллис жертвует жвачкой, как и своей первой скрипкой (вся в рисунках и наклейках, как школьная гитара какого-нибудь советского недоросля) для выставки Кейва Stranger than Kindness в Копенгагене.

Мусор, признается он, как и музыка, не один раз спасали его.

Это, собственно, и есть весь сюжет, на который нанизываются все воспоминания, байки, истории книги. По поводу которой даже уместно вспомнить избитое ахматовское «из какого сора» — так получилось, что сор стал не только эмблемой жизни Уоррена, но и тем, что его поддерживало. Его увлечение музыкой началось с того, что ребенком он нашел на австралийской свалке старый огромный аккордеон и спас его. Ту самую скрипку чинил и восстанавливал сколько можно и нельзя раз. Во все туры — особенно это было актуально, когда он жил в них, не имея своего дома, — он возил старый дипломат (еще один привет советской моде) с набором всяческого мусора (зачеркнуто) дорогих для него вещей. Старые билеты, фотографии друзей, точилка для карандашей, несколько зубных коронок (чьих, уже не помнит) и так далее.

Французские новые философы в лице Делеза и Бадью любили в свое время вывести философию списка — «это неиерархизированное творение представляет собой сгусток сосуществований и одновременность событий» (Делез, «Логика смысла»). Так вот, книга Эллиса, где он приводит опись содержимого ящика с антресолей своего отца, несостоявшегося исполнителя блюграсса, список содержимого своей детской коробки для игрушек или помещает фотографию дорогих ему вещей на окне в своей парижской студии и прочих «капсул времени», дала бы Делезу массу материала для раздумий. И это действительно «одновременность событий» — Уоррен Эллис не только падает, как Алиса в Кроличью дыру, в свои воспоминания, увлекая и читателя, но, кажется, никогда и не жил без них.

Мусор, признается он, как и музыка, не один раз спасали его. С мусором понятно, тот же аккордеон. Музыка, например, вытащила его из алкогольного и наркотического ступора, когда, регистрируясь на рейс из Мельбурна в Париж, он давал себе зарок завязать, потому что это уже сильно сказывается на его музыкальной карьере, «если только смогу долететь живым».

© Faber

Самое первое воспоминание — о переночевавших в саду под его окном бродячих клоунах — оказывается почти пророческим. «Я мог видеть темноту. Я никогда не боялся. Но потом однажды эти духи ушли. Я ищу их с тех пор. Жду их возвращения». Духи все равно сопровождали его всю жизнь — в виде ли памятных вещей, обычных ли воспоминаний. Он не отпускал их — писал, например, несколько лет имейлы умершему другу, рассказывая о своих музыкальных находках, которые могли бы тому понравиться. И «Жвачка Нины Симон» становится своеобразным памятникам умершим и ушедшему, его благодарностью — недаром, еще до раздела «Благодарности», самыми последними словами становится «Я искал слова. Мое тело гудело. Единственными словами, что пришли в мою голову, были “Спасибо вам”».

А вот что говорит персонаж, увидев Уоррена Эллиса не на сцене, а в собственной мастерской в первый раз жизни: «Он был энергичным и живым, и его истории были полны юмора, любви и ностальгии». Да, в мастерскую Эллис притащил всю ту же жвачку, чтобы извлечь ее из полотенца, сделать 3D-копии, а затем серебряные кулоны. Это еще что! — операция по извлечению жвачки описывается и документируется, как пересадка сердца, а из жвачки он еще планирует сделать скульптуру в Марокко и Антарктиде (по форме, боюсь, она будет сильно смахивать на пресловутую «Большую глину № 4» на Болотной набережной).

© Crack Magazine

Но та женщина не читала еще эту книгу. В которой будет много всего, кроме минора ностальгии и светлого очарования прошлым в духе ваби-саби (японские темы Эллису, кстати, очень не чужды — он не только вспоминает поездку в Японию, но и приводит японские понятия в оригинальном написании). Истории про то, как Уоррен зарабатывал на кров уличным музыкантом в Шотландии, будут перемежаться байками про лидера Suicide Алана Вегу и коров или описанием призрака Бетховена. Как, впрочем, и сама книга менее всего будет напоминать традиционные мемуары рокера или вообще обычный нарратив — текст в ней на равных соседствует с фотографиями, теми же списками, сканами айфоновых чатов с Кейвом или гербарием Эмили Дикинсон.

Так что почерпнуть горячие факты о том, что именно употребляли Ник Кейв, Бликса Баргельд, Уоррен Эллис, Мик Харви и прочая компашка во время туров Nick Cave & The Bad Seeds из книги вряд ли получится — «Жвачка» ближе даже не к воспоминаниям той же Марианны Фейтфулл, но к дискретной мемуарной прозе Патти Смит или Лори Андерсон.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20247070
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202413632
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202418257
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202423479
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202425083