3 октября 2014Современная музыка
318

Ришар Бона: «У меня уши болят от рока»

Виртуозный бас-гитарист и певец из Камеруна о детстве в деревне, поезде Красноярск—Иркутск и балафоне в Нью-Йорке

текст: Александр Беляев
Detailed_picture© Michael Weintrob

«Гений — это негр, которому снится снег», — полагал Владимир Набоков. Бас-гитарист и певец Ришар Бонá — или Ричард Бóна, как у нас называют его на американский лад, — гений современной импровизационной музыки. Уроженец Камеруна, талантливый самоучка, он играет невероятно яркую и притягательную смесь джаза, фолка и традиционной африканской музыки. Накануне концерта в Московском международном Доме музыки 8 октября Ришар Бона рассказал о Сибири, Камеруне и вреде рок-музыки.

О музыке в Камеруне

В моей стране у музыки особое место — она как язык. Люди музыкой, можно сказать, разговаривают. Играют так же естественно, как болтают обо всякой ерунде. Вообще в Камеруне больше 150 «нормальных» языков. Я, например, сам от рождения знаю два: дуала (родной отца) и бамбили (мамы).

Richard Bona — «Engingilaye» (live at RTL Jazz Festival)

 

О детстве без попсы

Я вырос в деревне, где не было даже радио. Я был вообще не в курсе, кто у нас в Камеруне поп-звезда. Да и кто это такие вообще — поп-звезды. Чтобы в этом разбираться, нужны были газеты и телевидение, а у нас ни того, ни другого не было. В детстве единственным профессиональным музыкантом, которого я знал, любил и слушал, был мой родной дед. Первый «хит» я услышал, когда был подростком и попал в город.

Я живу в Нью-Йорке, а какой, на фиг, балафон в Нью-Йорке, скажите мне?

О вреде рок-музыки

В моем детстве самыми популярными камерунскими артистами были Ману Ди Банго, Дина Белл и Франсис Бебей. Вообще-то их немало было, я просто позабыл уже... Все наши музыканты записывали альбомы исключительно во Франции, Европа только так на них влияла. То есть никак. Мы, молодые, интересовались тем, что происходит в Европе. Я, например, обожал джаз. А рок-музыка мне, признаюсь, не нравилась. И не нравится — слишком громко! Конечно, такой рок, как у Mahavishnu Orchestra, — это здорово. А AC/DC — не мое. У меня уши болят от такого. Как-то я играл с рок-группой французской. Там у каждого музыканта были беруши в ушах. Кусочки воска типа. Я не могу играть с берушами — это как в солнечных очках сидеть в кино, так что тут я насторожился. Не зря: начали играть — и я такой: ох, мать твою, что ж за херня-то! Такой был грохот.

Ришар Бона и Бобби Макферрин — «Импровизация»

 

О том, как работать со звездами

У [американского фьюжн-гитариста] Майка Стерна я много импровизирую! Он мне дает пространство. У Стиви Уандера тоже полная свобода творчества.

Кто-то другой может принести материал, тщательно подготовленный, написанный, точно аранжированный. Это меня тоже устраивает. Я и так, и так могу.

Ришар Бона и трио Пэта Метени

 

О голосе

Я специально никак не развивал голос. Просто такой вот верхний диапазон мне Бог дал. Я не пью алкоголь вообще и никогда не курил. Может, поэтому до сих пор могу легко брать верхние ноты. Наверное, лет через десять станет пониже. Естественным образом.

Самое яркое воспоминание моей жизни — поезд Красноярск—Иркутск. 18 часов безумной красоты.

О том, как стать мультиинструменталистом

С тех пор как я впервые в юности услышал у одного француза Portrait of Tracy Джако Пасториуса — я пропал. «Мать твою, ну и инструмент!» — подумал я. Я влюбился в бас-гитару и больше ни на чем не хотел играть. И не хочу. Вообще я в тот момент уже был профессионалом: играл в церкви на органе. В детстве в деревне я, конечно, научился играть на балафоне. Но в Америке принципиально не играю на народных африканских инструментах. Потому что у каждого инструмента — естественная среда. Музыкант играет так, как живет. На него влияет все, что его окружает. Я живу в Нью-Йорке, а какой, на фиг, балафон в Нью-Йорке, скажите мне?

Про Россию

Когда я в первый раз ехал в Сибирь, у меня в голове были картинки из голливудских фильмов. Я думал, там только снег и лед — и ничего больше. А там куча интересных музыкантов. И моя музыка ко двору пришлась.

И вообще, самое яркое воспоминание моей жизни — поезд Красноярск—Иркутск. 18 часов безумной красоты. И потом — Байкал, удивительное море!


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России» Журналистика: ревизия
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России»  

Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо

12 июля 202348742
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал»Журналистика: ревизия
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал» 

Главный редактор телеканала «Дождь» о том, как делать репортажи из России, не находясь в России, о редакции как общине и о неподчинении императивам

7 июня 202342016