Алексей Вишня: «Меня развлекали, чтобы я не упал лицом в проявитель»

Человек, записывавший альбомы «Кино», о том, как он запел сам и откуда взялось «Политтехно»

текст: Иван Чувиляев
Detailed_picture© Сергей Семкин

4 июля в клубе China-Town-Cafe выступит Алексей Вишня, записывавший большинство альбомов группы «Кино», — культовый певец-аутсайдер, создатель сатирического проекта «Политтехно», в котором использовались речи российских политиков, и блогер-затейник. Накануне концерта он рассказал COLTA.RU о том, возвращаются ли сейчас 1980-е и почему политтехно уже не такое смешное.

— Как так получилось, что вы тридцать лет не выступали в Москве?

— А я вообще никогда не выступал в Москве. Число 30 взялось из воздуха, ровно столько лет назад меня пригласили на квартирный концерт с Петром Мамоновым во втором отделении. Я позиционировал тогда себя как студийный маньяк, который делает все сам и создает фонограммы. Выступать под фонограмму традиционно не принято, поэтому я и не выступал до тех пор, пока московские музыканты не предложили сыграть с ними сет.

— При этом и сейчас вы в местах вроде «Чайна-тауна» и в Питере не особо играете. Принципиально?

— Отчего же? Совсем недавно сыграл на фестивале «Ионосфера», очень понравилось. Кроме того, и нет в Питере людей, готовых бросить все ради концерта со мной. Электронную программу готовлю.


— Группы, с которыми вместе будете играть в Москве, — вы знаете, откуда они?

— Из табакерки, интернета, московской субкультуры. Написали мне «ВКонтакте», предложили сыграть; почему бы не попробовать? Выступить без квантайза и без привязки к тональной сетке. Такое приключение впервые у меня.

— Вы сейчас, кроме прочего, выпустили сингл «Вишневое Кино», на котором поете песни Цоя. Почему именно сейчас решились перепеть их?

— Хорошо помню момент, когда Виктор впервые исполнил свою программу специально для меня. Я печатал фотографии для оформления обложки альбома «45», и меня развлекали, чтобы я не упал лицом в проявитель. Мне было тогда 18 лет, Виктору, соответственно, 20. В течение пяти лет после этого я постоянно помогал записывать их альбомы. И в процессе, и до, и после я впитывал этот материал, и он никуда со временем не исчез. Качество записи в наши дни несколько лучше, чем в то время, поэтому резонно хотелось бы слышать хорошие песни с полным набором необходимых частот.

Забудут ровно всё и всех через 200 лет, так что о месте в истории можно особо не заботиться.

— То есть это то звучание, которое бы вы песням придали тогда, имея нынешние технологии и возможности? И вообще — вы довольны тем, как «Это не любовь», например, звучит? Или что-то по-другому бы сделали?

— Ну что вы, я же в «Вишневом Кино» песни играл сам. Как гитарист я далеко не Каспарян, пользуюсь виртуальными инструментами, и у меня ни в коем случае нет амбиции, что так бы оно и звучало, если бы да кабы. Нет, если бы у нас были в то время такие технологии, все звучало бы безупречно, потому что прежде всего музыканты хорошо знали, как все должно звучать, но после каждой записи их настигало неизменное разочарование. Им никогда ничего не нравилось, у них всегда все было впереди. Когда свели «Это не любовь», никто ничего не ждал от этой записи, она появилась внезапно и так быстро, что прощались все несовершенства.

— Получается, что со временем вы стали играть роль такого хранителя, архивариуса, что ли, той культуры, которая существовала во второй половине 80-х. Что-то изменилось в ее восприятии вокруг, как вам теперь кажется? И что?

— Больше производителя, если честно, никогда не любил нумизматику и что-либо долго хранить. Культура на месте, все вертится, и все работают, кто этого хочет. Здесь я не вижу проблем. Что нашего внимания достойно — непременно его обретет. Просто сегодня всему уже определено свое место, а в то время оно еще определялось.


— Ну вот, например, Свину и «Автоматическим удовлетворителям», с которыми вы тоже работали, места именно в музыкальной культуре не нашлось — Свин остался просто таким человеком-легендой (тут в каком-то журнале его фотография даже в списке «светских львов» вдруг оказалась). 

— Забудут ровно всё и всех через 200 лет, так что о месте в истории можно особо не заботиться. В память об Андрее Панове ежегодно проводится панк-рок-слет, так что, пока жива его супруга, память о нем не угаснет. При жизни Андрей не обрел признания масс, он просто был и остался первым в своем роде, и о нем будут помнить, пока будут живы те, кто его знал.

— Тут же появляются все эти истории про то, что Цой был агентом ЦРУ, еще что-то. Есть ощущение, что ваши «братья по оружию» превратились уже во что-то, совсем на них непохожее, не принадлежат себе?

— А герои никогда не принадлежат себе. Они принадлежат своей цели. И они всегда в чьей-то разработке, разумеется, потому что производят продукт массового потребления. Человек вообще редко когда самому себе принадлежит. И музыка ведь в каждой голове интерпретируется по-своему: кто-то услышит лишь металлический лязг, а кто-то звук скрипки примет за скрежет, а потом еще и опишет свои ощущения, и они останутся частью истории.

Люди возвращаются, чтобы досказать недосказанное, — вот.

— Сейчас начинается как будто такое возвращение восьмидесятых — кого-то юбилейно чествуют, как Курехина и БГ, кто-то входит, как Борзыкин, в новую полосу активности, кто-то просто возвращается, как «Странные игры». Есть какое-то объяснение у вас, может, просто эмоциональное, ощущенческое, почему так?

— «Странные игры» должны быть в первых рядах, они из тех самых времен и всегда были заслуженно популярны. На смену Грише пришел Филипп, сын Виктора Сологуба. Это обстоятельство существенно изменило картинку — теперь они реальные, современные суперзвезды в глобальной перспективе. Хотелось бы, чтобы никто не пропадал, как это происходит во всем мире, когда уж коли зашел на сцену, так на ней и должен умереть. Если появляется спрос, нужно составлять предложение. Это же всё уходящая натура, интерес тут вполне резонен. Люди возвращаются, чтобы досказать недосказанное, — вот.

— Как получилось, что вы стали петь — перековались из соавторов в авторы? Был вообще какой-то поворотный момент или само пришло?

— Я не был соавтором, я был продюсером — организатором записи. Работал с группами, и они меня чему-то учили. Я всем пел свои песни, ставил записи и дарил альбомы — и получилось. Славы захотелось, что греха таить.

— А в сети как оказались? Кстати, вы считаете себя блогером?

— В 2000 году я сделал сайт на om.ru и стал писать свои новости: куда ходил, кто пришел, что говорил, фотки выкладывать. Потом появился ЖЖ, а затем и все остальные сети. Вся наша тусовка сидит в Фейсбуке, и каждый практически всегда на связи — это удобно. Никуда не нужно ходить — это просто замечательно. А теперь появилось много забот, и сети ушли на второй, более утилитарный план: донести новую запись, похвастаться странной шмоткой, сказать что-то своему узкому миру, когда есть что сказать. В последнее время, кстати, такого все меньше и меньше. Больше хочется делать.

Все работы сразу попадали на стол в администрацию президента.

— Есть чувство развиртуализации?

— Любой концерт — это заряд энергии на несколько дней. Сидя за компом и ставя лайки, можно незаметно сползти под стол и истечь к чертям собачьим. Если не устраивать выходы, есть вероятность зарасти паутиной. Только в наше время даже редкие встречи перекрываются личными средствами связи, люди используют их в качестве энергетической защиты от окружающего мира. Творчество за пределами студии неполноценно, в работе люди мне не всегда нужны. А когда сделаешь что-то, тут уж без людей не обойдешься. И тогда начинают работать социальные сети с той отдачей, насколько силен твой посыл.

— Кстати, похоже, у вас карма интернетовая — в сети есть видео, где вы поете в передаче «Брейн-ринг», а за спиной у вас танцует натуральный Онотоле, который Вассерман. Откуда взялось «Политтехно»? Ну то есть идея подкладывания ритма и музыки под речи политиков очевидная, но все-таки?

— Из пропаганды, конечно. Первый канал — Доренко — Путин и только Путин — я записывал передачи с телевизора и доносил до пользователей интернета в отредактированной форме. Делал что хотел вообще, переставлял слова местами, но смысл каким-то чудом удавалось сохранить. В то время русский интернет не так был широк и многообразен, поэтому все работы сразу попадали на стол в администрацию президента. Познакомился с Константином Рыковым, он придумал название проекта, мастерски его продвинул, помог оформить и напечатать пластинки. А потом меня так прокачали идеологически, что прикладное творчество потеряло всякий смысл. Да и людям, обществу постепенно становится уже все это не смешно — в наше-то время.



Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России» Журналистика: ревизия
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России»  

Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо

12 июля 202349549
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал»Журналистика: ревизия
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал» 

Главный редактор телеканала «Дождь» о том, как делать репортажи из России, не находясь в России, о редакции как общине и о неподчинении императивам

7 июня 202342798