Kedr Livanskiy и «хороший сексизм»

Знакомьтесь: Яна Кедрина — новое лицо российской электроники с постеров фестиваля Primavera Sound и рекламной кампании Apple

текст: Денис Бояринов
Detailed_picture© Из архива Яны Кедриной

Брови вразлет и ветреная челка, выбивающаяся из-под капюшона худи. Яна Кедрина выглядит и одевается как взбалмошная старшеклассница. Но не судите книгу по обложке: к своим 27 годам москвичка, занимающаяся электронной музыкой, уже немалого добилась — выпустила под псевдонимом Kedr Livanskiy в прошлом году альбом «Ariadna», который заслужил хорошие рецензии в международной прессе, объездила с концертами мир и стала лицом, представляющим российскую электронику, в рекламной кампании Apple Music. В ближайшее время она выступит в Москве — в ночь на 31 марта на выставке ART.WHO.DARK, а дальше ей предстоят первые появления перед большой международной аудиторией — на фестивалях Primavera Sound в Барселоне и Melt в Германии. Денис Бояринов встретился с Яной Кедриной, чтобы поговорить о том, как она играла панк, и немного о феминизме.

— Давненько я не давала интервью — уже почти два месяца.

— Ты училась на журналиста. Тебе самой приходилось брать интервью?

— Да, когда училась в Институте журналистики и литературного творчества. Мы делали журнал для курсовой работы и брали интервью у студентов и подростков. Он назывался ужасно: «ЮМ» — типа «Юношеский максимализм». Я в те времена панк-роком увлекалась, поэтому меня волновали эти темы.

— Почему ты решила уйти из института?

— Я никогда не хотела быть журналистом, да и у меня нет к этому таланта — я очень плохо формулирую мысли. Я несколько лет поступала в театральный институт, но у меня не получилось. Надо было куда-то идти учиться — и я выбрала журфак, потому что меня всегда интересовали литература, философия и искусство. А там были хорошие преподаватели. В принципе, я там углубленно изучала литературу.

— Панк-группа, в которой ты играла, была женской?

— Нет, там все были парни, кроме меня. А я была на вокале, сочиняла песни и мелодии. Песни были о вечеринках, наркотиках и алкоголе — что-то типа того, о чем сейчас поет «Пошлая Молли». Такой поп-панк, но исключительно гитарный, без электроники. Моими ориентирами были «1,5 килограмма отличного пюре» и Blink-182. У нас был ужасный сырой звук — играть умел только басист.

Мы привлекли внимание потому, что пели на русском, а еще потому, что девчонка поет. Тогда в панк-роке было мало женщин, да и сейчас их мало. Везде.

Мы были в аду, и зрители были в аду.

— Что было самым большим достижением вашей группы?

— Мы съездили в тур — объехали четыре города на ставшем легендарным минивэне «Автобус смерти». Это был единственный наш тур. После таких туров надо в рехаб отправляться на несколько месяцев. Мы были в аду, и зрители были в аду, но это то, зачем они приходили на концерты. У нас была такая совместная дионисийская вакханалия.

А параллельно я изучала литературу, увлекалась дворянской культурой, и многие мои друзья-панки об этом не догадывались. Думали, что я только бухаю.

— Почему панк в твоей жизни закончился?

— Я не считаю, что панк — тупая музыка. Но тот панк, который мы играли, я переросла. В какой-то момент надоедает угорать и хочется делать что-то серьезнее. Даже когда я ходила на панк- и хардкор-концерты, я не переставала слушать альтернативную музыку и электронику — CocoRosie, Xiu Xiu, Boards of Canada.

— Когда ты начала делать электронную музыку?

— В 23 года. Я попала в компанию ребят, которые сделали клуб «НИИ» и лейблы «ГОСТ ЗВУК» и Johns' Kingdom. Время требовало нового шага. Мы все были про музыку — ходили на вечеринки и на концерты с электронной музыкой. Начали с того, что сперва делали все вместе, а потом раскололись — и каждый стал сам по себе.

© Из архива Яны Кедриной

— А как ты влилась в эту компанию?

(Смеется.) Просто замутила с челом из этой компании — с Пашей Миляковым, который сейчас известен как Buttechno. Но он прямого отношения к тому, что я делаю, не имел. Мы вместе росли — думаю, что наши отношения дали развитие нашим проектам.

Когда я закончила с панком, мне очень хотелось делать музыку. Но я не умею играть на инструментах. Я училась играть на гитаре, но для того, чтобы выучиться играть как следует, надо быть очень терпеливым человеком. А для того, чтобы делать электронную музыку, не обязательно уметь играть на инструментах (смеется).

— Да, это многих привлекает.

— Прикол в том, что вот я уже четыре года занимаюсь электроникой — и уже интуитивно чувствую инструмент, понимаю, что где находится, и ловлю гармонии.

Я периодически смотрю обучающие ролики в YouTube. Изучала синтез звука. Что это значит с точки зрения физики. Но все это очень плохо держится у меня в голове (смеется).

А еще очень клево пойти к кому-нибудь в гости и вместе делать музыку, чтобы посмотреть, как человек использует софт. Например, основной мой инструмент — это Ableton, но десять разных людей могут работать с ним десятью разными способами. Ты подхватываешь какие-то фишки и открываешь для себя что-то новое.

Когда у меня появляются деньги, я покупаю инструменты — синтезаторы и драм-машины. Но я не пользуюсь ими во время концертов — у меня такая музыка, которая не очень-то удобна, чтобы одновременно играть и петь.

Профессиональный уровень — это не обязательное условие хорошей музыки.

— Ты делаешь музыку дома — типичный bedroom artist. Подумываешь о том, что надо выходить на новый уровень и идти в профессиональную студию?

— Профессиональный уровень — это не обязательное условие хорошей музыки. Вот у Тимати и Black Star Burger, например, профессиональный уровень, они в студии все записывают, и что? Конечно, нужно разбираться в предмете — изучать сведение и мастеринг. Но хорошего результата можно добиваться и дома, если у тебя есть студийные мониторы. А если нет — то идешь к своим друзьям, которые лучше разбираются в звукоинженерии. Это не та сторона, куда я хочу идти. Я понимаю, что для массовой аудитории нужен другой звук, более глянцевый, что ли. Но у меня нет задачи завоевать большую аудиторию.

— А какая у тебя задача?

— Больше делать музыки, и чтобы она трансформировалась и продолжала приносить мне удовольствие. Мне нравится, когда все происходит гармонично. У меня нет задачи прославиться, и, возможно, с моей психикой я бы этого и не перенесла.

— Какие российские электронные музыканты у тебя вызывают уважение?

— Все резиденты «ГОСТ ЗВУКа», артисты лейбла «Рассвет», который сделал Паша Миляков, и самарского лейбла «Область». Они не очень известны, но я вижу, как эти ребята живут. Их знают 200—300 человек, которые ходят в «НИИ», но они больны музыкой. У них нет эго-мотива. Это клево.

— Как получилось, что ты стала известнее их?

— У меня музыка проще. Она построена на мелодиях. Она проще, понятнее и доступна для восприятия. Но проще не значит хуже. Просто, чтобы воспринимать экспериментальную музыку, требуется подготовка. Нужно поднапрячься и увидеть красоту в других вещах.

Плейлист Kedr Livanskiy для Apple Music составлен из музыки, для которой «требуется подготовка»

— Сейчас ты сотрудничаешь с американским лейблом 2MR Records. Как выстроены ваши отношения? У тебя есть контракт?

— Да, у меня есть контракт. Я вообще не очень серьезно отношусь к таким вещам. Только недавно я осознала, что подписала контракт на четыре LP (полнометражный альбом. — Ред.)!

— А выпустила пока один.

— Да. И выпустила еще EP (мини-альбом. — Ред.), но они вообще никак не считаются. И это немного грустно, потому что мне пишут с других лейблов, очень неплохих. Но все, что я делаю, я должна отдавать 2MR или, по крайней мере, согласовывать с ними. А они ничего не хотят никому отдавать. Так что я в заложниках ситуации, но пока меня это не жмет. Я, к сожалению, не очень продуктивный артист. Я не могу по альбому в год выпускать.

© Из архива Яны Кедриной

— Ты им должна еще три альбома, а они что тебе должны? Они тебе дают финансирование?

— Они мне могут дать аванс — тысячу долларов на клип, например. Но эти деньги потом вычитаются из тех «роялтиз» (гонорары. — Ред.), которые пойдут с продаж. Они мне дают взаймы. Они не меценаты, они — лейбл.

— Они тебе не предлагают ходов по раскрутке твоей музыки: вот сейчас надо снять клип и есть такой хороший режиссер?

— Слава богу, нет. Они только чуть-чуть подталкивают меня. Вот, например, пишут: надо обязательно дать этому изданию интервью. Или пишут: Яна, в этом мире артист не может молчать по три месяца — надо обязательно выпустить сингл или клип. А я им отвечаю: сорри, ребята, попозже (смеется).

— Тебе предстоят выступления на больших европейских фестивалях — Primavera в Барселоне и Melt в Германии. Собираешься сделать что-то специальное?

— Я собираюсь делать visuals (видеосопровождение. — Ред.). Обычно я без этого обходилась, но когда аудитория больше 2000 человек — надо, чтобы не только я на сцене стояла. Еще я собираюсь встречаться со звукорежиссером — мы будем пересматривать мою live-программу, может быть, ее перемастерим. Я уже выступала за рубежом, но на вечеринках, куда приходит моя публика, — для тех, кто знает мою музыку. А здесь надо завоевать внимание аудитории, которая меня совсем не знает. И это вызов!

— Яна, в этом мире артист не может молчать по три месяца.

— В музыке Kedr Livanskiy есть проявленная русская идентичность, чего не хватает большинству наших проектов — не только электронных. У тебя это есть: тексты на русском, даже русская поэзия и флер позднеперестроечной «новой волны» и электроники типа «НИИ косметики». Ты специально работаешь в этом ключе?

— Нет, не специально. Когда я пыталась что-то делать специально — а давай-ка я сейчас сделаю «Стук бамбука в 11 часов», — у меня ничего не получалось (смеется). Получался такой шлак! Хоть и звучит отдаленно похоже. Это мир, в котором я варюсь, и это потом проявляется в некоторых деталях. Но впрямую сп**дить и подставить не получается (смеется).

© Из архива Яны Кедриной

— Что ты думаешь о феминизме?

— Я за феминизм! В последнее время меня стало еще сильнее бесить наше общество. Я сейчас очень много смотрю YouTube. Смотрю всякий шлак, но когда читаю комментарии людей — меня просто вышибает. Думаешь: это реальные люди пишут или боты — и когда понимаешь, что реальные люди, очень грустно становится. Очень много неуважения и хамства. Вот, например, я посмотрела дебаты Навального и Собчак. А потом почитала комментарии. Если возникает критика Навального, она какая-то конструктивная. А если про Собчак — то комментарий, по сути, один: «А баба тупая! Куда она лезет». Сексизм меня очень раздражает.

— А ты за Навального или за Собчак?

— Ни за кого.

— Ты в свой адрес еще не получала таких комментариев? Мол, музыка Kedr Livanskiy пользуется популярностью, потому что ты — красивая девушка и не стесняешься этого.

— Такого не было. Бывали просто засерные комменты (резко негативные комментарии. — Ред.), но они не были связаны с моей внешностью (смеется). А еще бывает, типа, «хороший сексизм»: «Ой, посмотрите, какая девочка у нас поет!» Такого много.

А когда я еду с таксистом и он спрашивает, чем я занимаюсь, я вру и не говорю, что я — музыкант. Говорю: я работаю ассистентом на сериалах (смеется). Мне почему-то не хочется делиться с ним сокровенным.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320747
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325864