«Все, о чем я думаю, — это концерт, который будет через сорок минут»

Знаменитый саксофонист Мэйсио Паркер о смысле фанка и работе с Джеймсом Брауном и Джорджем Клинтоном

текст: Егор Антощенко
Detailed_picture© Philip Ducap

30 июля на фестивале «Усадьба Jazz» в Петербурге выступит Мэйсио Паркер — многолетний соратник Джеймса Брауна, Принса, Джорджа Клинтона и саксофонист, без которого фанк-музыка звучала бы совсем не так, как мы ее знаем. Несмотря на свою скромность и то, что большую часть карьеры Паркер проработал сайдменом, он заслуженно считается одним из столпов жанра. В свои 73 он продолжает активно гастролировать и доказывает на сцене, что грув — это что-то в сердце и в крови, что не подвержено возрастным изменениям.

— Один ваш брат играл на барабанах, другой — на тромбоне, так что музыки вам, видимо, было не избежать. Почему вы выбрали саксофон?

— Сначала я играл на фортепиано. Где-то в три года я впервые его услышал и был совершенно очарован звуком. Я начал брать аккорды, учить какие-то мелодии — и, в общем, решил, что буду пианистом. Но однажды мы с мамой смотрели на оркестр, который шагал по нашей улице, — и он меня тоже необычайно впечатлил. Я спросил у мамы: «Где же пианино?» Но оказалось, что ему нет места в таком оркестре — пришлось выбирать что-то другое. Так я стал заниматься на саксофоне.

James Brown — «Mother Popcorn»

— Правда ли, что Джеймс Браун хотел нанять в свою группу только вашего брата Мелвина, который играл на ударных? Как вы вообще познакомились с Брауном?

— Когда Джеймс Браун приехал к нам в Северную Каролину, мы с Мелвином уже играли в разных группах. Вообще мы учились в одном колледже, но Мелвин был на год младше. Я уже вовсю играл с разными группами и в тот день был на концерте в каком-то другом штате. А Мелвин джемовал ночью в одном клубе, куда и пришел после своего выступления Браун. Мелвин ему так понравился, что он сказал, что возьмет его на работу в любое время. Через год мы закончили колледж и стали думать о работе. И вспомнили о Брауне, когда он вернулся к нам в Гринсборо. Когда мы встретились с ним и Мелвин представил меня, он спросил: «Ты умеешь играть на баритон-саксофоне?» Я посмотрел на него и понял, что если отвечу отрицательно, то карьера может прерваться, не начавшись. И сказал: «Ну-у-у… да!» Тогда он спросил: «А у тебя есть баритон?» И я опять сказал: «Ну-у-у… да!» В общем, он пожал мне руку и сказал: «Если у тебя действительно есть баритон, можешь учиться сколько надо — две недели или даже три: работа у тебя будет».

По Клинтону, жизнь — это вечеринка, так зачем одевать всех в униформу?

— И что же, пришлось днем и ночью осваивать баритон?

— Ну, нельзя сказать, что для меня это был чистый лист — я играл на этом инструменте в колледже. Просто пришлось купить инструмент и немного перестроиться. Но я таскал с собой и тенор тоже. И однажды нужно было подменить тенор-саксофониста на два-три концерта. Брауну понравилось, как я солирую, и мы с тем саксофонистом поменялись местами: я начал больше играть на теноре, а он на баритоне. В те времена, когда у него появлялась идея для нового хита, мы тут же оккупировали какую-нибудь радиостанцию в том городе, где выступали, чтобы его записать. И вот мы записываем «Papa's Got a Brand New Bag», и вдруг Браун понимает, что забыл сказать, кто должен играть соло. Но мы продолжаем играть, запись не останавливается, и он поет: «I want you to blow, Maceo!» Так появилась эта фраза, благодаря которой все стали узнавать мое имя. Он часто повторял ее перед тем, как я вступал.

James Brown — «Papa's Got a Brand New Bag»

— Браун был авторитарным лидером? Судя по воспоминаниям, он спуску своим музыкантам не давал: чуть залажал — плати штраф, пришел в непотребном состоянии — увольнение.

— Да, пожалуй. Но это была хорошая школа — я вообще называю это «Университетом Джеймса Брауна». У него масса всяких титулов: крестный отец соула, мистер Динамит, еще что-то — но он же и правда был непревзойденный. Как он танцевал и двигался на сцене! Я был с ним с 16—17 лет и очень многому у него научился. Бывало, что музыканты в группе менялись, но и возвращались назад тоже. В этом смысле Браун был демократичным: хочешь играть — играй, хочешь идти — иди, двери всегда открыты.

— Про Брауна еще говорили, что он каждый инструмент заставляет звучать как барабан — в том смысле, что все должны играть хлестко и агрессивно. Как вы выработали ваш стиль игры?

— Думаю, это просто то, что я слышал внутри. Это как с почерком — у каждого есть индивидуальный почерк, все мы воспринимаем разные почерки по-разному. Проще всего объяснить так: в то время, когда все играли на саксофоне jazzy-jazzy, я решил, что смогу выделиться, если буду играть funky-funky. То есть не буду стараться всех переиграть технически, а найду свой грув.

— Для вас фанк ближе к джазу или к эстраде, ритм-н-блюзу?

— Фанк — это синкопированная танцевальная музыка. Мне кажется, этот стиль вышел из новоорлеанского джаза. А привел в результате к хип-хопу. Свою музыку я бы охарактеризовал так: на 2% джаз, на 98% фанк. Мне до сих пор не надоело играть фанк, потому что он заставляет публику чувствовать себя частью вечеринки. Забудь о проблемах, просто двигайся — эта музыка именно об этом.

Maceo Parker & P-Funk Allstars — «Atomic Dog»

— Что скажете о другом вашем постоянном партнере Джордже Клинтоне?

— Мне очень нравилось с ним играть — и нравится по сей день. У Клинтона свой концепт — он появился из космоса, чтобы научить всех фанку. Он и выглядит так. Меня поражало, как он легко относился к дресс-коду. Ты мог прийти к Клинтону и сказать: знаешь, мне нравится, как одеваются индейцы, можно я выйду на концерт в перьях? Кто-то другой мог явиться на концерт в ковбойской шляпе. Или выйти на сцену босиком. У Клинтона все сходило с рук, в отличие от Брауна, который требовал от всех идеальных стрелок на брюках и отполированных ботинок. По Клинтону, жизнь — это вечеринка, так зачем одевать всех в униформу?

— Вы следите за тем, что происходит в музыке сейчас? В том же хип-хопе, которого без вас с Брауном просто не было бы?

— Если честно, то нет. Иногда я попадаю на какие-то концерты во время собственного турне, но специально не слежу за пластинками или новыми артистами.

— Чем вы заняты сейчас кроме концертов? Ждать ли новых сольных записей?

— У меня нет конкретных планов: все, чего мне хочется, — оставаться здоровым и подольше выступать. Когда я не работаю, чаще всего смотрю фильмы. Обожаю вестерны, часто смотрю их перед сном. Фильмы с Джоном Уэйном, Джимми Стюартом, солдаты Баффало, ковбои, индейцы — у меня полный ноутбук вестернов, я очень их люблю.

— То есть о пенсии вы пока не думаете?

— Конечно, рано или поздно это случится. Но мне все еще нравится играть: не обязательно фанк, в моей дискографии есть и джазовые пластинки. К сожалению, когда тебе за семьдесят, какие-то вещи, которые ты мог делать в 30 или 40, тебе уже недоступны. Но я все еще Мэйсио и кое-что умею в музыке. Если спросить у меня, о чем я думаю, я отвечу: это концерт, который будет через сорок минут. Вот и все.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России» Журналистика: ревизия
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России»  

Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо

12 июля 202350926
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал»Журналистика: ревизия
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал» 

Главный редактор телеканала «Дождь» о том, как делать репортажи из России, не находясь в России, о редакции как общине и о неподчинении императивам

7 июня 202344252