25 января 2021Современная музыка
213

«Милиционерам сказали, что тут всю ночь орет Высоцкий»

Константин Мустафиди, хранитель уникального архива записей Высоцкого, — о том, как стал записывать барда, и о том, что он любил

текст: Денис Бояринов
Detailed_picture© Архив Константина Мустафиди

Инженер связи Константин Мустафиди — близкий друг Владимира Высоцкого, который первым стал записывать его на профессиональную технику. Он занимался этим систематически с 1972 по 1974 год, и благодаря ему до нас дошел уникальный архив из 285 песен барда, зафиксированных в зените его сил. Среди них есть записи песен, которые сохранились только в архиве Мустафиди. Полностью эта антология выходила только ограниченным тиражом на компакт-дисках в 2003 и 2008 годах, но с декабря прошлого года она доступна на всех стриминговых платформах.

Денис Бояринов поговорил с Константином Мустафиди, который редко дает интервью, о том, как записывался Владимир Высоцкий и как отмечал свой день рождения.

— Когда вы впервые услышали песни Высоцкого?

— Я не помню, когда конкретно я впервые услышал песни Высоцкого. Я так думаю, что это был 67-й или 68-й год. По-моему, это были песни из «Вертикали». В то время я увлекался горными лыжами и ездил всюду. Могу точно сказать, что песни произвели сумасшедшее впечатление. Это было то, что меня волновало в то время.

© Архив Константина Мустафиди

— Услышали с пленки? Не в фильме и не на пластинке?

— Да, это была запись на магнитофонной пленке. Не очень качественная, конечно, но воздействие [песен] было такое же, как и сейчас.

— До того, как вы начали писать Высоцкого, где вы доставали его записи?

— Специально я их не добывал. Они как-то сами попадали. Первые его записи были концертные, видимо. Хотя концертов тогда было очень немного — в институтах и на предприятиях.

© Архив Константина Мустафиди

— В 1971 году, когда вы познакомились с Высоцким, он уже был человеком, которого все знали, или еще только на пути к народной популярности?

— Конечно, все знали. Попасть в его дом могли далеко не все, и отбор был серьезным. А народ стремился хоть как-нибудь познакомиться. Один мой приятель, с которым я вместе учился, мечтал познакомиться с Высоцким и стал меня упрашивать [помочь ему] это сделать. Я ему стал говорить, что неудобно. Нет, ничего не хочет слушать. Попробуй — и все! Я стал говорить Володе, что вот есть приятель, что он меня извел — так хочет с тобой познакомиться. Он мне ответил: передай ему, что это я знакомлюсь, а не со мной знакомятся. Я эту фразу навсегда запомнил. Попасть в его дом было знаком доверия к человеку. С улицы никто не мог войти.

«Песня про белого слона» (одна из тех песен Высоцкого, которые есть только в архиве Мустафиди)

— Как же вы с ним познакомились?

— Я летел на Кубу в составе делегации Министерства связи. Это было 25 декабря 1970 года. Мы там должны были строить космическую станцию «Орбита». Когда мы там начали работать, туда прилетела группа телефонисток Центрального телеграфа — среди них была Люся Орлова, она обеспечивала все телефонные разговоры Володи с Мариной (ей была посвящена песня «Ноль семь». — Ред.). Когда я начал ей что-то говорить про Высоцкого, она сказала: «Я его хорошо знаю. Давай я его с тобой познакомлю». По возвращении с Кубы она меня позвала в Театр на Таганке знакомиться с Высоцким. Посмотрели спектакль — я даже не помню какой, хотя я, кстати, ходил на все его спектакли и «Гамлета» семь раз смотрел. После спектакля мы с ним и Люсей вышли на улицу — начали говорить. Он предложил обменяться телефонами. Обменялись, но я понимал, что звонить ему не буду — неудобно. Но мы потом созвонились. И еще на какой-то спектакль ходили — так завязалось общение.

Тогда же, по возвращении с Кубы, я купил в «Березке» японский магнитофон Aiwa — по тем временам очень качественный.

— Идея записаться принадлежала вам или инициатива исходила от Высоцкого?

— Когда я ему сказал, что купил магнитофон и очень хорошие записи получаются, он говорит: я хочу послушать. Первый раз он приехал ко мне домой в январе 1972 года.

Приехал после театра, где-то в полночь. Предложил спеть под запись — и до трех он пел, а я писал. Кончилось это тем, что пришла милиция по заявке соседей. Им сказали, что тут всю ночь орет Высоцкий. Они отреагировали доброжелательно — молодые ребята. Увидели Высоцкого — разулыбались и лишь попросили нас сделать потише. А надо сказать, что я жил тогда в комнате в двухкомнатной квартире. Всего 11 квадратных метров. Рядом — соседка. Но главное, что мы тогда сделали запись этой первой бобины, а потом еще до утра крутили ее по кругу.

Высоцкому запись очень понравилась — он сказал, что такого качества никогда не слышал. Я писал его на скорости 19 — качество гарантировалось. Потом, когда он уезжал, предложил еще что-нибудь записать. Мы стали специально встречаться для записей: он приезжал ко мне или я приезжал к нему домой — сначала на Матвеевскую, а потом на Малую Грузинскую.

— Магнитофон сохранился?

— Он стоит в музее Высоцкого.

— Наверное, тяжелая штука и нелегко с ней было ездить.

— Нет, он, кстати, был не очень большой — относительно портативный. Основная проблема была в том, что пленка была дорогая и купить ее можно было только в «Березке». Первые записи мы делали на нем. Потом я где-то раздобыл магнитофон Sony.

А потом уже Володя купил себе систему Sony — достаточно дорогую. Она была установлена у него дома. Там было стерео, магнитофон, два микрофона — один под гитару, другой под голос. Полный комплект. После этого мы в основном писали на его магнитофон.

— В чем был ваш мотив делать эти записи и в чем мотив Высоцкого?

— Знаете, никогда не было такой идеи, что нужно создать архив. Мы были ребята относительно молодые — жизнь у нас была бурная. Просто хотели, чтобы были качественные записи.

Он мне сразу сказал: все пленки храни у себя. Потому что у меня дома друзья-приятели их обязательно утащат в качестве сувенира и знать не будешь. Поэтому, когда пленка была записана, она лежала у меня дома, и потихоньку набиралось их количество.

— Вам не приходило в голову, что все вокруг слушают Высоцкого в концертном исполнении и многократно переписанных версиях, а у вас есть отличные записи и их можно распространить максимально широко?

— Абсолютно нет. Я никогда не занимался вопросами распространения и передачи — каким-то «бизнесом». Я не нуждался в левых заработках, и, честно говоря, зарабатывать на том, что делал мой друг, я считал неприличным. Это была моя шиза такая, и я до сих пор остался с этим мнением.

Записи принадлежали Володе, а я был их хранителем. Например, Володе надо было записать пленку для отца. Он попросил — я перезаписал. Потом для Марины надо было сделать катушку — записали. Когда строился кооператив на Малой Грузинской, Володя никак не мог в него пробиться. Его не принимали — по каким-то политическим вопросам. Как-то он говорит: запиши катушку, мы с Мариной завтра пойдем к Промыслову (председатель исполкома Моссовета с 1963 по 1986 год — «начальник Москвы». — Ред.) по нашей квартире, чтобы что-то решить. Я записал катушечку — хорошую, аккуратненькую. Они ушли, я их дома ждал, вернулись — и говорят: вопрос с квартирой решен! Вот и весь был бизнес.

© Архив Константина Мустафиди

— Как проходили сессии звукозаписи? Высоцкий сам составлял программу песен, которые он хотел исполнить?

— Абсолютно точно. Я что-то мог предложить: давай, мол, вот это запишем. Он говорил: нет, подожди — сначала будем писать вот эту песню, потом вот эту и потом вот эту. Он свой архив знал — он пел то, что ему хотелось записать. У него был какой-то свой принцип отбора. Некоторые песни ему, может быть, больше нравились или меньше — не знаю. Для меня все они были хороши. Я считаю, что работы в кино и театре — это лишь 10 процентов гениальности Высоцкого. Основной его талант — это песни, которые он писал и исполнял.

— Записи происходили по ночам — после того, как он возвращался из театра?

— Нет, как раз все происходило днем. На записях практически никогда никто не присутствовал. Потому что посторонние только мешают. На одну пленку у нас уходил где-то час с лишним. Если он сбивался — начинали записывать сначала. Должен сказать, что он ошибался достаточно редко. Он четко все помнил.

— Песни пел по памяти?

— Абсолютно. Никаких записей на бумаге не было.

— Импровизировал?

— Что-то было. Один раз исполнит один вариант куплета, другой раз — другой, изменит несколько слов. Я сейчас уже не вспомню, где именно. Для меня было гениальным все, что он говорил и что пел. Конечно, его песни производили разное впечатление. Услышать в первый раз «Райские яблоки», «Охоту на волков», «Коней привередливых»… это одно. Но для меня даже самые его простые песни были абсолютно гениальными.

«Золотая середина»

— Писали без перерывов на чай и покурить?

— Покурить он мог, конечно. Перерывов на чай не было. Когда мы собирались записывать, он говорил — у меня есть час или два, и начинали писать. Пока не заканчивали — не вставали. Он всегда смотрел на часы, потому что человек был занятой. Обычно запись шла в течение часа, полутора, максимум двух. Потому что он уставал. А халтуры он не допускал.

— Для советских правоохранительных органов вы занимались не совсем понятным и не совсем легальным делом: записывали друга, опального барда, с неясными целями. У вас было чувство тревоги, что могут прийти милиционеры и вам помешать, арестовать?

— На самом деле чувство напряжения и боязни, может, и было, но не очень. Я понимал, что все может быть. Один мой товарищ, который работал в системе МИДа, сказал мне: зря ты этим занимаешься. Рано или поздно придут и заберут. Опасения были — возможно, придут и заберут. Но страха не было. Я свое отношение к Володе и его песням из-за этого менять не собирался. А Володя вообще никого не боялся — вообще никого! И его окружение было к этому приучено, и мы старались за ним подтягиваться.

«Мы вместе грабили одну и ту же хату»

— Вы не только писали Высоцкого, но и организовывали его концерты — например, в НИИ связи, где вы работали. Он выступал за гонорар или по дружбе?

— Конечно, за какой-то гонорар. У нас зрительный зал был на 400 человек, а билет стоил один рубль. Он не давал концертов из-за денег. Он просто хотел выступать перед зрителями. Было где-то 10 концертов, на которые я его привозил, — в основном это были институты в Москве, залы на 400–500 человек. Как народ его встречал! И провожал!

— Для Высоцкого эти концерты не были способом заработка, это было общение с людьми?

— В целом да. Заработки у него были в основном в кино и театре, но, конечно, и концерты что-то давали.

— А распространение магнитофонных записей тогда не воспринималось способом заработка?

— Я с таким не сталкивался никогда.

— Почему вы перестали записываться с Владимиром Семеновичем?

— Мы перестали записываться за несколько лет до того, как он ушел, потому что он неважно себя чувствовал. Я имею в виду злоупотребление спиртным... В последние годы его жизни это была большая проблема. Несколько раз я ему предлагал: давай еще что-нибудь запишем. «Ай, ладно, уже все записали!» Он уже немножечко остыл. Когда он начал ездить за рубеж активно, у него появилось много вариантов для записи — в профессиональных студиях. У нас-то записи были все-таки любительские.

© Архив Константина Мустафиди

— Поклонники Высоцкого обычно предпочитают его любительские и концертные записи студийным. Когда он, как у вас на пленках, один с гитарой напротив микрофона, без аранжировок — это гораздо более мощная энергетика. А сам Высоцкий какие свои записи любил — с профессиональными музыкантами?

— Я бы не сказал. Мне кажется, более искренние записи, от души, когда были только он и гитара. Я помню, на какой-то день рождения я подарил ему гитару. Такую, может быть, помните ее по фото, черную.

— Расскажите об этом подробнее.

— Я зашел как-то в магазин, где продавались инструменты, и увидел эту гитару. Черная, очень красивая, как сейчас помню — 90 рублей она стоила. Я позвонил Севке Абдулову, его самому близкому другу. Говорю: Севка, вот тут гитара, я хочу Володе подарить на день рождения. «Сколько стоит?» — «90 рублей». — «Ты с ума сошел — дорогая же». Ничего страшного, говорю, подъезжай — посмотри. Севка подъехал — говорит: ну класс!

Когда я ее взял и вручил Володе на день рождения, у него были просто вот та-а-акие глаза (смеется)! Я такого никогда не видел. «Где ты ее взял?» — говорит — и сразу начал ее пробовать. Это была очень хорошая гитара по звучанию — вроде бы какой-то профессионал ее делал. Он с ней выступал — на некоторых записях ее видно: такая черная. А потом сын Марины, Петя, был гитаристом — и Володя через несколько лет передал этот инструмент ему.

— А как Владимир Семенович праздновал день рождения?

— День рождения он никогда не отмечал. В том смысле, в каком мы обычно это понимаем. Один раз на квартире у Севки Абдулова мы встречались в этот день: были Володя, еще друзья, несколько десятков человек. Но тостов никто не говорил. Просто дружеская компания.

«Я был слесарь шестого разряда»

— У него был любимый праздник?

— Я такого не помню. Просто собирались свои люди. Я хорошо запомнил, как Севка Абдулов, очень компанейский человек, попал в аварию — ехал на машине, слетел, перевернулся, от «Жигулей» осталось черт-те что. Володя тут же выехал к нему, Севку в больницу положили. Потом, уже в Москве, когда Севка поправился, мы с ним и Володей идем по Тверской, и Севка говорит: «Я придумал! Возьму на заводе некондиционный кузов. Оформлю его как ремонт — это можно сделать, — и будет у меня новая машина». Я ему говорю: «А зачем тебе покупать некондиционный кузов, когда у тебя уже есть некондиционный кузов?» Мы очень смеялись.

Очень много было юмора. Или вот Гарагуля, капитан теплохода «Грузия», на котором мы все плавали, рассказывал. Мы плывем из Одессы в Сочи. Сидим в каюте капитана — у него рядом с мостиком, где они рулят, есть маленький кабинет для отдыха. Сидим — уже в море, расслабились, все в порядке. А вместе с нами был брат Фиделя Кастро — Рауль. Тоже сидит с нами и что-то рассказывает. И вот кто-то говорит Гарагуле: а что у тебя за дырка в потолке? А это, говорит он, я подарил Володе пистолет — он был поддатый, взял и выстрелил в потолок. Компания, которая была на палубе, была в полном ужасе. Успокоили их кое-как, но дырка осталась (смеется). Вот такой был эпизод и еще много всякого. Ну, конечно, сейчас я не могу все рассказывать...

«Был развеселый розовый восход»

— Что Владимира Семеновича интересовало кроме работы? Все знают его песню «Я не люблю», а что он любил?

— Он очень любил машины. Он рассказывал, что, когда они с Мариной в первый раз на «Мерседесе» поехали из Москвы в Париж и впервые выехали на хорошую трассу — на хайвей, у него было впечатление, что они остановились, а все — едут. Он очень любил скорость. У него было очень доброе и хорошее отношение к друзьям. Он умел дружить. Он жизнь любил.

— Вам приходилось его когда-нибудь просить о помощи?

— Я ничего такого не просил… А, нет, была одна ситуация, связанная с КПСС, — когда абсолютно необоснованно, по навету, в московском горкоме занимались моим делом — соорудило дело. Я рассказал об этом Володе. Он сказал: не переживай. И они уехали в Париж. А потом мне рассказывал человек, который занимался моим делом, — он уже с границы позвонил в горком и сказал: что вы там к Мустафиди пристали — вы там обалдели? И через три дня все было закончено и забыто.

— А о чем мечтал Владимир Высоцкий, как вам кажется?

— Он мечтал о том, чтобы он был признан как автор — и тексты его, и музыка. Это самым важным было для него по жизни. Я вот не понимаю, почему его не приняли в Союз писателей или Союз композиторов. Хотя бы посмертно.

«Так дымно, что в зеркале нет отраженья…»


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20242554
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20243440
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202411055
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202417639
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202421826
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202427150
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202427964