Йенни Абрахамсон: «Я — сама себе босс»

Шведская певица о независимости, феминизме, знакомстве с Питером Гэбриелом и сравнениях с Кейт Буш

текст: Денис Бояринов
Detailed_picture© Beata Cervin

16 июня в московском клубе Powerhouse и 17 июня в нижегородском Milo Concert Hall выступит певица Йенни Абрахамсон, которая записывает очень шведскую поп-музыку — с модным электронным саундом и четко артикулированной социальной позицией. Перед концертами COLTA.RU поговорила с певицей о ее сотрудничестве с Питером Гэбриелом и сравнениях с Кейт Буш.

— Как называлась ваша первая группа?

Heed. Мы играли что-то вроде трип-хопа — смесь поп-музыки и электроники. Очень в духе 90-х. Нас сравнивали с Massive Attack.

— Сколько вам тогда было лет?

— Кажется, 18, когда мы подписали контракт с EMI. А когда мы выпустили первый альбом, мне было 20 или 21.

— Получить в таком юном возрасте контракт с мейджором — о таком начале карьеры мечтали многие молодые музыканты.

— Для меня это был странный опыт. Я выросла на севере Швеции и с детства была погружена в музыку. Очень много пела и играла. Но у меня не было ни малейшего опыта в музыкальном бизнесе. Когда я с ним столкнулась, для меня это было подобно катастрофе. Мне все это очень не понравилось.

— Почему? Вашу творческую свободу ограничивали?

— Мы были студийной группой. Мы начали с того, что стали записывать собственную музыку. Каждый день мы работали в собственной студии. Мы все делали сами — сами сочиняли, сами играли, даже сами сводили. И представьте себе, что к вам в студию приходит какой-то человек и начинает говорить, что надо делать и как выглядеть, чтобы заработать больше денег. И все разговоры только про деньги. Я была юна и испытала большое разочарование.

Когда я столкнулась с музыкальным бизнесом, для меня это было подобно катастрофе.

— После этого опыта вы решили не иметь дело с мейджорами и все делать самостоятельно?

— У меня была еще одна попытка поработать с крупными компаниями, когда я начала сольный проект. Я не хотела этого, но один мой приятель мне посоветовал. Мол, ты должна стучаться во все двери. Это закончилось переговорами длиной в шесть месяцев с двумя мейджорами о выпуске моего дебюта. Но эти переговоры ни к чему не привели, потому что начались процессы слияний и поглощений. Компании купили, переформатировали, людей, которые вели переговоры, уволили. После этого я твердо решила, что мне надо все делать самой — по крайней мере, я буду сама контролировать ситуацию. Я решила, что мне хватит опыта запустить собственный лейбл. Я была очень наивна (смеется).

— Как вам живется в качестве главы собственного бизнеса?

— Мне очень нравится та свобода, которая у меня сейчас есть. Если я завтра запишу песню, то я ее могу выпустить на следующей неделе. Мне не надо ждать ни от кого разрешения. Боюсь, что я уже не смогу работать по-другому. Я — сама себе босс. Обратная сторона медали состоит в том, что тяжело совмещать артистическую сторону процесса и управленческую. На все не хватает времени. Но, поскольку я — босс, если я ничего не сделаю, то ничего и не произойдет. А иногда очень хочется побыть просто артистом и чтобы тебя никто не трогал.

— Насколько я знаю, в вашей группе играют те же музыканты, с которыми вы начинали.

— Да — басист и барабанщик. Мы с ними играли еще до Heed. Они были со мной в самой первой группе, с которой я дала первый большой концерт в городе недалеко от деревни, где я родилась и жила. Мы вместе уехали в Стокгольм. Вместе сняли студию. Бас-гитарист также является моим сопродюсером — он сводил мои записи. Мы вместе работаем, гастролируем и проводим время вне работы. Они — довольно известные музыканты в Швеции и работают и в других проектах. Но моя музыка у них в приоритете. Они вкладывают в нее очень много любви и усилий.

Все разговоры только про деньги.

— То есть вы как семья?

— Да мы и есть семья. За одним из них я замужем (смеется). А второй мне как брат — я четыре года встречалась с его младшим братом и вошла в их семью. Его родители считают меня своей дочкой — я приглашена на все семейные праздники.

— При взгляде из России кажется, что в Швеции сформировалось отдельное направление в поп-музыке — независимая женщина, которая поет. К нему принадлежите вы, Фрида Хювенен, Ана Брюн и другие. Как это произошло?

— В 90-х и начале 2000-х, когда мы с Heed записывали альбомы, рекорд-лейблы были достаточно богаты и контракт с ними был желанной вещью. Надо было получить подтверждение от музыкального бизнеса, что ты — о'кей и можешь записывать музыку. Но потом, когда люди начали скачивать музыку в интернете, когда появился Napster, музыкальный бизнес подкосился. Тогда в среде музыкантов стала развиваться DIY-философия: что мы все можем сделать самостоятельно. Ана Брюн была одной из первых артисток, которые обзавелись букинг-агентом и менеджером, а потом завели свой лейбл. Ана вдохновила многих пойти по тому же пути. Это не просто направление в музыке — это, можно сказать, сообщество взаимопомощи. Мы хорошо друг друга знаем, общаемся, помогаем друг другу и новым артисткам, которые хотят этим заняться.

— Насколько для вас важно озвучивать в песнях феминистские идеи?

— Все-таки Швеция не является страной полного равноправия, как многим кажется. Например, у нас здесь большой эффект имело движение #MeToo — актрисы, музыканты, адвокаты и многие другие открыто говорили о случаях сексуального харассмента и мизогинии, с которыми им приходилось сталкиваться в жизни. Я — феминистка и не могу отделить это от своей работы. Поэтому для меня исключительно важно затрагивать в своих песнях проблемы неравноправия полов — как большие, так и малые. Но я не пишу песни только об этом. Однако, если у тебя есть мнение, ты должен его высказать.

Я — феминистка и не могу отделить это от своей работы.

— Пожалуй, ваша самая известная совместная работа была с Питером Гэбриелом. Как вы познакомились?

— Благодаря Ане Брюн. Она делала с Питером за несколько лет до этого симфонический проект. Я боготворила Питера Гэбриела в детстве и юношестве и была под большим впечатлением от того, что один из моих близких друзей с ним работает. А потом Питер затеял большой тур в честь 25-летия своего альбома «So». Ему были нужны две певицы, так что он пригласил Ану и меня. Он услышал, как я пою, на лондонском концерте, и ему понравилось. Но во время канадских репетиций Ана заболела и была вынуждена покинуть проект. Замены ей так и не нашлось, поэтому я была вынуждена работать за двоих во время этого мирового тура. Это была непростая работа. Изнурительная.

— Вы с ней блестяще справились. Рецензенты замечали, что ваш голос удивительно похож на голос Кейт Буш.

(Смеется.) Я столько раз это слышала в свой адрес и с этим совершенно не согласна. Я училась на преподавателя вокала, поэтому могу авторитетно заявить: мы с Кейт Буш поем совершенно по-разному. У меня тоже высокий голос, немного похожий по тембру. Но мы используем совершенно разную технику. Она поет в классической манере, как оперная артистка. Только она поет поп-песни. Я же пою тем же голосом, что и разговариваю, но при этом разгоняю свой вокал по динамике и громкости. Вообще у журналистов плохое воображение. Любую певицу с высоким голосом они сравнивают с Кейт Буш. Каждый мой альбом сравнивали с Кейт Буш, хотя музыка у нас совершенно разная. Моя старшая сестра много слушала Кейт Буш, а я всегда избегала ее музыки — не хотела, чтобы она на меня оказывала влияние. Но, по иронии судьбы, пару лет назад я приняла участие в большом концерте — трибьюте Кейт Буш с Гётеборгским симфоническим оркестром и хором. Мы готовились год. Я очень глубоко погрузилась в мир ее песен и видео. Открыла для себя много нового. Так что теперь, думаю, вполне оправданно можно писать, что Кейт Буш на меня повлияла.

— Ваш последний альбом «Reversery» вышел полтора года назад. Какими проектами вы сейчас заняты?

— Мне предстоит большой тур с «Reversery» — 18 шоу запланировано на осень. Я хочу полностью поменять аранжировки этих песен. Сделать их в акустическом формате, добавить много инструментов. Еще мне предстоят два масштабных симфонических проекта, один из которых — как раз трибьют Кейт Буш. А после этого я начну сочинять песни для нового альбома, который начну записывать весной следующего года.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20247009
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202413571
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202418211
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202423431
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202425034