Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20242470Вышел новый альбом Shortparis — «Яблонный сад», и я решила почитать музыкальную критику. Обычно таким не занимаюсь — не так много музыки я слушаю и обычно про нее не читаю. А тут стало интересно, как воспринимают Shortparis специалисты, — а то у меня, считайте, никак с аудиовосприятием. Этот текст — про Shortparis как про живопись, но не угар по их визуалу, а именно про звук, который работает как цветовые пятна.
Отзывы на новый альбом напоминают русскую художественную критику XIX века — когда художников упрекали в недостатке «гражданского чувства». Сегодня это — тыканье в «непонятность» текстов, «двойственность» смыслов и упреки в отсутствии/недостатке идеологии. Но претензии к текстам Shortparis (и любого артиста, который не заморачивается с литературной ценностью) не новы, а вот про идеологию и «двойственность» — это интересно. Речь про этот текст «Афиши», где к тому же называют Shortparis «музыкой богатых» — и, кажется, это не самоирония издания.
Помните, недавно люди гуляли по городам и пели «Перемен»? Не уверена, что критики хотят такой «идеологии», но вектор очевиден. Неоднозначность считывается как недостаток, хотя come on, она-то и продлевает жизнь высказывания и образа и вообще-то отличает искусство от агиток (и «музыки» вроде группы «Порнофильмы»). Но нужен не образ, а социально-документальный кик, как у тех же «Порнофильмов» или IC3PEAK («Я отсидела свой срок в интернете»). Нужно небрежно-молодежное бормотание, шапочный сбор примет времени под глазурью 80-х и с напылением 90-х, как написали бы музыкальные критики.
С этой точки зрения Shortparis немодные, хотя осколки глазури сидят и в них — мелкими раздражающими занозами-ранками. Но они сильнее эстетически, и их проблема в том, что они не обозначают, «чьих» они, с «теми» или с «этими», — а мы, так уж сложилось, живем в 2021 году, когда эта неопределенность — серьезный барьер. Алло, товарищи, у нас тут артисты давно поделились на тех, кто «рукопожатный», и тех, кто выступает на фестивалях шашлыков.
Но «политика» — только первый слой. Упреки в недостатке идеологии и непонятности текстов звучат как кряхтение из окопов, где «Цой жив». К сожалению для нашей музыки, это так, люди поют «Перемен» — и это проблема не Цоя или музыки, а общества. Ему нужны стихи про Родину под три аккорда, два притопа или рэп, а не это ваше не пойми что. Никаких перемен тут, конечно, не ждут.
Если смотреть не напряженным гражданским нервом и окопной оптикой, окажется, что на том месте, где у критиков «идеология» и «гражданское сознание», у Shortparis должно быть просто что-то, подходящее по ритму. Звуки-пятна и пятнышки, певучие восклицательные кляксы искусного каллиграфа. Рисунок их музыки не так уж сложен, они не экспериментируют с композицией и вычищают лишние штрихи. Фишка с ритмичностью слов/слогов не их и не нова, так же работает Иван Дорн (тоже «пятнышками», послушайте) — но поп-звездам не предъявляют за «мысль народную», да и Ваня такой незапарный и артистичный, как можно ему что-то предъявлять?
А Shortparis, конечно, сами хороши: формально они — рок-группа в России, и спрос с них соответствующий. И если представить иконостас «русского рока», то в центре там Цой, а Shortparis, если и есть, — неочевидным силуэтом ближе к сводам, сбоку в пророческом ряду.
Но вот мы обсуждаем Дорна, и вы спросите, при чем тут живопись: это же группа, у них выходят альбомы и треки, они дают концерты. Однако эту «музыку» и тем более концерты (а у Shortparis все главное происходит там) удобнее воспринимать и объяснять зрительно-осязательно, они сами об этом говорят в «непонятных» текстах — в «Скуке», например, такие образы: «за моей сетчаткой стоит вина, за моей виной потерялась ты», «сложно смотреть в глаза» и «я меняю имя, меняю цвет» — это все резкий, медицински-подкожный визуал, как и вся система координат; если вы слышите живопись — услышите и Shortparis.
Я недавно поймала себя на мысли, что из традиционного «русского рока» люблю только «Наутилус», который работал примерно в той же плоскости — тоже очень визуально. В текстах Ильи Кормильцева много красного, как на концертах Shortparis, контрастного зеленого, причем иногда контраст бьет в глаза, как в «Джульетте»: «Джульетта лежит на зеленом лугу <…> Расколот, как сердце, на камне горит / Джульетты пластмассовый красный браслет». Я эту песню помню с детства — и не мелодией, а именно картинкой: браслет «горит» на зелени. «Цветы поменяли свой цвет» — тоже очень кормильцевская фраза, для него цвет всегда соотносится с содержанием, так изящно обозначалась перемена (как в «Последнем человеке на Земле»: «Красные пришли и обагрили закат, / Белые пришли и полегли, словно снег, / Синие, как волны, откатились назад»).
Но вернемся к Shortparis: их «живописность» — не указание на цвет (они, скорее, давят им на концертах), и цвет не обозначает содержание, зато слова про сетчатку выдают амбиции. Они предлагают восприятие с установленной по умолчанию эстетикой — их эстетикой, над которой и на которую они работают. Остальное не важно, а «идеология», «гражданское чувство» и «понятные тексты» — не основа этой эстетики. И это предложение-ультиматум, без торга — что дает Shortparis несколько истеричный нерв (хотя кто-то скажет — обаяние).
Если искать что-то живописно родственное, то есть ощущение, что Shortparis — живопись старая, классицистическая: она контактирует с аудиторией в похожем режиме, чем тоже идет вразрез с цеховым этикетом. Сегодня музыкант, говоря собирательно, — это милый лохматый британец, который стримит с телефона, как он сидит в своем саду и тренькает на гитаре. Небрежность, открытость, тотальная милота и доступность. Обнимемся, братья, сестры и все другие идентичности! А Shortparis герметичны, никаких треньканий и небрежных стримов, все выверенно и лаконично — вам никогда не покажут процесс, только результат. Такая фасадность, как ни странно, выглядит очень по-петербургски (декоративно, если хотите), а дистанция и отношение к форме — классицистически, и понятно, почему за братание и обнимашки здесь бьют по рукам. Это вам не современная музыка, тут так не принято. В том же тексте «Афиши» есть упоминание облака тегов и экзотизации России, хотя мне очевидно, что это стеб, просто со слишком серьезным лицом. Вы хотели «актуалочки»? Вот вам, как конфетти, в лицо заряд модных тегов, довольны, нормально? Есть что обсудить? Не принимайте фантики за фактуру. Фактура здесь — то, что между уколами, то, что расплавилось в красном свете прожектора. Элитарность, о которой все говорят, — не в «музыке для богатых», а в готовности к спаррингу с интеллектуальными подколами вроде этого перевертыша, музыки-живописи. Вы будете бегать-прыгать, как вокруг стола для пинг-понга, и потеть, хотя вся интрига в том, кто первым скажет: «Заткнись, умник». В этом плюс герметичных продуктов — как Shortparis, так и лучшей живописи классицизма: они не милые и не заигрывают с вовлечением-братанием. И этим наглухо несовременны.
Впрочем, у герметичности есть другая сторона, болезненно-оборонительная. Я искренне считаю русскую/российскую визуальную культуру недоразвившейся, поэтому когда мы делаем что-то эстетически сильное (даем «картинку») — получается красиво, но стерильно. Это и про Shortparis — про ледяную выверенность их перформансов и холодного студийного звука (даже когда подключаются «теплые» ретрозвуки), — и про, скажем, фильм «Дылда». Это же тоже не кино, а живопись, я уже не помню, про что там, но помню зелено-золотые, с метками жадного красного, пятна, лессировку (понятия не имею, как этого эффекта добились от кино). Парадокс, но при теплом колорите «Дылда» больше напоминает прохладный туман, поглотивший звуки, она тоже сделана с прицелом на совершенство в одной плоскости. Следование эстетике видится отказом от некой полнокровности, как будто это служение или рабство. Манерность Shortparis — следствие этого «рабского» положения и перенапряжения мощностей. Как будто надо выслужиться перед эстетикой, взять надуманную и очень высокую планку — обычное достигаторство, отчего чувство эксклюзивности зашкаливает. Впрочем, совсем искусственное и самое по-смешному манерное (вроде текстов на французском) уже ушло.
Да и визуальная культура движется, и, по-моему, несмотря на маскарад с «группой» и претенциозность, Shortparis — часть именно развивающейся визуальной культуры, ради которой рефлекторно хочется их защищать от музыкальных критиков. Но это лишнее: они и сами знают, что и зачем делают.
Больше визуальных истерик — в моем телеграм-канале.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20242470Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20243352Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202410980Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202417563Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202418262Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202420942Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202421755Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202426855Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202427081Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202427927