Арсеньев, Клюшников, Суслова, Куртов, Горяинов о побеге из институций, поиске знания и образовании

COLTA.RU заглядывает в новую лабораторию журнала «[Транслит]»

6 из 6
закрыть
  • Bigmat_detailed_picture
    Павел Арсеньев
    1. Знание

    Поскольку я тоже участник лаборатории, мне приходится отвечать на свои вопросы. И в этом, наверное, главная характеристика моей институциональной судьбы, описание которой неизбежно будет и критикой наличного состояния институций.

    Когда-то, еще 10 выпусков журнала назад, я предложил термин éditeur maudit, который был встречен с пониманием редакторами других отделов. Смысл в том, что если раньше про́клятыми были поэты, то сегодня это фигура редактора: все полагают, что если вы выполняете какую-то кураторскую работу или издаете литературно-теоретический журнал, то это от скуки и у вас самого все давно решено — как с литературой, так и с наукой о ней. Однако на самом деле самоорганизованный журнал или artist-run space — это тактильный орган для перемещения в среде: вы двигаетесь на ощупь и ведете разведку боем. Бой, разумеется, с наличными художественными и научными институтами или, может быть, даже с самим состоянием их разделенности.

    Вслед за русскими формалистами и французскими (пост)структуралистами нам не нравится быть как «экспертами», лишенными артистических прав, так и «безумными художниками», лишенными аналитических инструментов, и мы предпочитаем считать своей ставкой радикальные перемены в культуре в целом. Однако после 15 лет существования журнала и сообщества (на излете которых мы, например, приняли решение начать делиться опытом) вас самих начинают воспринимать как институт, куда можно обратиться, отослать рукопись, пройти практику. Если ваши товарищи по оружию еще помнят, что все это была большая авантюра, и всегда могут вас похлопать по плечу при малейших симптомах бюрократизации, то молодежь от этого застраховать не может, поскольку просто не помнит тех времен, когда такого — теперь якобы устойчивого — института не существовало, и поэтому относится к нему как к «само собой разумеющемуся».

    2. Выпадение

    При этом ваш собственный институциональный возраст все еще подсказывает некоторые перспективы, но из-за работы над «общим делом» у вас никогда не оставалось достаточно времени на свое, о котором вас всегда норовят спросить в силу буржуазности воспитания. Словом, когда вы являетесь не только «самозанятым в сфере культуры», но и вовлекающим других, другие институты снимают вас со счетов — как художника, поэта, автора (и рассматривают, скорее, как мелкого соперника), да и вы перестаете рассматривать себя организационно в качестве протянутой за грантом/резиденцией руки, хотя экономически вы никакой не институт, а все тот же самозанятый культурный работник.

    Это мы тогда и стали называть «про́клятым редактором» (куратором или любым другим культурным организатором): через созданную вами партизанскую инфраструктуру проходят молодые люди на этапе, когда им это важно и интересно, перепрыгивая впоследствии на другие льдины, а вы остаетесь с этой организационной нагрузкой навсегда, тогда как свои собственные идеи, проекты и вообще планы реализовывать как бы и некогда, негде, нет обязанности реализовывать, равно как и зачастую уже нет сил реализовывать.

    Словом, вы выпадаете из обычной клиентельской модели «художник — институт», оказываетесь выброшены на свободу при сохраняющихся штатных обязанностях. Это очень опасно, потому что так ведь и вовсе можно «перестать быть художником в повседневной жизни», и тут необходимо не отчаиваться и продолжать «сходить с рельсов», двигаясь вне уже предначертанных институтами маршрутов, но для этого вам понадобится боевой отряд.

    Еще одна моя институциональная интуиция говорит о том, что поэт — это по определению молодое существо (по мнению некоторых институций — до 27 лет), то есть такое, которое сохраняет свежесть восприятия на письме, поскольку не загружено разнообразными редакторскими, корректорскими, кураторскими и прочими письменными обязанностями, которые постепенно отучают людей от мысли, что они — поэты, художники и тому подобные существа, и убеждают их в том, что их скромная задача в жизни — дать состояться изданию, выставке, фестивалю, словом, творческой биографии кого-то другого (ну или просто зарабатывать уже наконец деньги). Социализация неизбежна (если только кто-то лично преданный не будет выполнять эту работу за вас, пока вы будете продолжать предаваться совершенно внеутилитарной практике) — равно как и разделение обязанностей по поддержанию инфраструктуры, однако необходимо сохранять способность быстро вводить себя в творческое состояние: есть возможность выступить с авторством текста — нужно выступать, появляется возможность сделать выставку — надо делать выставку, зовут играть в кино — надо играть в кино. Самое важное — не сводить свою творческую потенцию к какой-то одной (и тем более технической) функции.

    3. Лаборатория

    Собственно, именно с этой целью — сохранить неформальную общность, удержать себя от того, чтобы «пропасть поодиночке» и на условиях больших институций («университет», «галерея», etc.), и, наконец, передать этот сложно формализуемый габитус уклонения от банальных институциональных сценариев (далекий от безоблачного и являющийся, скорее, опытом становления «про́клятым») — мы и открываем лабораторию, которая, по нашей задумке, будет противопоставлена всем тем многочисленным инфо- и эдукейтментам, что спекулируют на вашей недоученности, мародерствуют на руинах университета / художественного образования и, скорее, просто форматируют вас в соответствии с требованиями культурного рынка. Лаборатория должна, скорее, стать упражнением в отказе от и пересмотре сложившихся когнитивных техник и схем институционального поведения: возможно, нужно не учиться художественному ремеслу, а учиться «ремеслу отказа от ремесла», делать что угодно и только называть это искусством; возможно, нужно не читать тексты (что нас учили делать так долго, и мы должны теперь смотреть на них или на то, с помощью каких технических средств они существуют); возможно, нужно не учить «историю философии», а изобретать свои собственные диагональные маршруты через историю знания — без деления его на «научное» и «эзотерическое».


    Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202353253
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202337229