18 декабря 2020Театр
216

Раскинулось небо широко

«Братья Карамазовы» Льва Додина в МДТ — Театре Европы

текст: Алена Карась
Detailed_picture© МДТ — Театр Европы

«Братья Карамазовы» в МДТ готовились долгих четыре года, почти втайне. А вышли стремительно, в канун локдауна, в разгар неведомой новой чумы, и вместо ожидаемого лонгрида (Елизавета Боярская даже как-то проговорилась в интервью, что спектакль мог бы идти и двадцать часов) подарили чувство непонятной, обжигающей, бравурной радости. Природу ее трудно передать и осмыслить.

В колосниках над сценой кружит одинокий прожектор, ловит внизу кого-то; вот нашел — поймал в свой ангельский луч Алешу, светловолосого, с простоватой обаятельной физиономией крестьянина. Выхваченный из тьмы, Евгений Санников медленно снимает послушническую рясу, переодевается в пальто и остается на залитых светом подмостках, глядя, как из-под сцены, из мистериальной преисподней, выходят один за другим все остальные. Всего же их семеро. В пьесе Додина (то есть в тексте, собранном из самого романа и других произведений Достоевского) этим семерым достались речи других, перемешанные так, что многое слышишь будто впервые.

Пустой планшет сцены в начале занят лишь сваленными слева стульями — ненавязчивым знаком обезлюдевшего мира (или тех изъятий, которые претерпел спектакль за четыре года работы?). Возможно, они сметены подвижной фурой-стеной, начиненной сотами света. Художники придумали свой оригинальный ответ на великий занавес-время Давида Боровского, связанный из тяжелой шерсти и сметавший в таганском «Гамлете» обитателей Эльсинора. Занавес «Карамазовых» вносит в пространство спектакля тему света как последнего суда, десятками софитов просвечивая персонажей (а на мгновение и зрителей) насквозь, но и размывая их уникальные свойства, сливая в нечто единое.

© МДТ — Театр Европы

Две мелодии сопровождают спектакль: «Раскинулось море широко» и «Ода к радости». Бетховенская «Ода» завораживает. Особенно когда ближе к финалу Дмитрий Карамазов — Игорь Черневич, пересекая в кандалах пустое пространство, поет ее, останавливаясь на каждом слове, каждом повороте стихотворения в переводе Тютчева: душу Божьего творенья радость вечная поит, тайной силою броженья кубок жизни пламенит.

Перед нами — легкие тени глобальных перипетий, когда-то мучительно свершавшихся в додинском сценическом мире. Теперь они поют — шальные ангелы поют или ошалевшая от радости компания друзей… Или это концерт по заявкам… Раскинулось море широко… Горланят, как порой в спектаклях Юрия Погребничко… И бесшабашная лагерная мадонна с копной стриженых каштановых волос — то ли Грушенька, то ли Катерина Ивановна (Елизавета Боярская) — отчаянно выделывает в финале таки-и-ие коленца! И все вместе так поют знакомую до боли песню, что уже не нужны никакие подробности, часы мучительных разговоров. Два варианта романса заменяют их сполна. Сначала первый, из 80-х годов XIX века (там раскинулось небо широко, теряются волны вдали, оттуда уйдем мы далеко, подальше от грешной земли). И второй, в 30-е годы прошлого века перепетый Леонидом Утесовым по-одесски бравурно и отчаянно горько. В первом варианте слышатся эгейские волны, и они легко переходят в шиллеровско-бетховенскую «Оду к радости» (что сближает без усилья всех, разрозненных враждой, и, когда раскинет крылья, люди — братья меж собой).

Пересобрав роман заново, Додин легко принял и преодолел искушение новым театром.

Соединив то место в Евангелии, где Иисус говорит с эллинами о брошенном в землю, умершем и проросшем зерне, с шиллеровской «Одой к радости», Достоевский размышляет о чаемой общей радости человечества. Обнимитесь, миллионы… Вместо миллионов, вместо целого сонма романных персонажей и мотивов у Додина остались только эти семеро, собранные в аскетичную, совсем не пафосную мистерию о человеке. Небо с кружащим одиноким софитом, чистилище, просвеченное сбоку сотами прожекторов, и черный люк преисподней, откуда выйдут актеры (сценограф — Александр Боровский, художник по свету — Дамир Исмагилов).

На наших глазах произошло странное преображение: лишенные прилипших к ним за полтора века масок и свойств, персонажи Достоевского стали почти прозрачными, отсвечивая и отражая друг друга. Ну вот кого именно играет Игорь Иванов в своем молчаливом и загадочном Карамазове-старшем? Он чуть старше, мрачнее и резче остальных. Но разве он — чудовище? Еще крепкий, но уже знающий притяжение смерти, уводящий нутряным своим бытием куда-то в неведомые глубины, просто и прямо, как власть имеющий, говорит о вожделении и культе женской красоты. Или Дмитрий Игоря Черневича — совсем другой, чем ждешь, не бесшабашный, но мучительно сосредоточенный. Немолодой, суховатый, какой-то стертый, совсем без цыганщины… Когда он вдруг Смердякова называет на суде Павлом, это обжигает — и трудно сказать, что в этой перемене: может, стыд, ведь кем только его, больного, не обзывал… Кстати, то, что он брат, в спектакле доказывается документально: об изнасиловании Лизаветы их папашей все читают, держа в руках по газете. Длинный, нескладный Смердяков — Олег Рязанцев здесь и вправду вызывает изумление своим загадочным и сосредоточенным присутствием на сцене. Неужто он и вправду Павел, апостол любви?

© МДТ — Театр Европы

Пересобрав роман заново, Додин легко принял и преодолел искушение новым театром. Слово «легко» по отношению к Додину кажется неуместным, но оно многое объясняет. Додин уже делал «Карамазовых» со знаменитым курсом «Братьев и сестер»: там Митю играл исполненный страсти Петр Семак, а здесь — сжатый в пружину, сосредоточенно-сдержанный Игорь Черневич. Трудно не подивиться и тому, как поменялись местами репетировавшая Грушеньку темпераментная, страстная Лиза Боярская (теперь она Катерина Ивановна) и более прозрачная, точно созданная для Катерины Ивановны Екатерина Тарасова (теперь Грушенька).

Додин сжал, как сжимают гигабайты, важнейшие для романа мотивы. Эротическое, даже сексуальное, пронизывающее собою весь текст, в МДТ упаковали в одну мизансцену, где ножки и сапожки. Вот Катерина Ивановна — Боярская приходит к Мите, чтобы, по его предложению, лично забрать четыре с половиной тысячи ради спасения проигравшегося отца. Ничего особенного — просто садится на стул и медленно, пока Митя анализирует тайники своих темных желаний, расшнуровывает ботинки, открывает роскошные ноги, снимает чулки, гордо ожидая насилия... Потом так же будет расшнуровывать чулки Грушенька — Тарасова, соблазняя Алешу, прекрасно сознавая, что и для него она — фетиш, объект вожделения. Раскинет за его спиной — точно крылья — длинные ноги, и Алексей провалится в самую бездну карамазовской (человеческой) породы. И уже не различишь, кто Грушенька, исполненная жизни и сердечной полноты, а кто — строгая и гордая Катерина. Все совратительницы. И тут Лиза Хохлова и вправду не нужна: все равно Алеша сбежит от нее к Груше в ненаписанном втором томе.

© МДТ — Театр Европы

На какое-то мгновение кажется, что свет софитов перемещается в зрительный зал, проясняя наше с Карамазовыми родство, — и не они, но мы высвечены особым, печальным и радостным светом мистерии. Катерина и Груша запевают, Карамазовы подхватывают, и вот уже бравурно и радостно разливается по театру «Раскинулось небо широко»… Подальше от грешной земли.

Раз-два, люблю тебя, люблю тебя…


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20243654
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20245182
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202411945
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202418533
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202422680
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202428003
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202428660