20 августа 2014Общество
192

Об Андрее Стенине и будущем Украины

Аркадий Бабченко о том, почему случай арестованного украинцами военного фотографа Стенина угрожает им же самим

текст: Аркадий Бабченко
Detailed_picture© Матвей Шиманов/Коммерсантъ

Война делает с обществом то же самое, что и публичная казнь, — снимает запреты. Самое негативное, что может произойти с Украиной на этой войне, — «чеченизация» общества. Когда во имя «военной необходимости» снимается сначала один запрет, потом второй, потом третий. Когда начинают одобрять те действия и ситуации, которые недопустимы в мирной жизни.

Происходит это не враз, не сразу. Сначала один шажок, потом второй, а через десять между «нормой» и «военной необходимостью» оказывается уже пропасть, перешагнуть которую обратно намного труднее.

Я подсознательно надеялся, что Украине удастся этого избежать. Хотя и знаю, что психологический слом происходит через два-три месяца. Потом начинаются ненависть, желание мстить, ожесточение. После этого войну политическими способами уже не остановить. С этого момента она может прогореть только сама.

Ненависть может прогореть только сама.

Но все войны опять оказались одинаковы.

И первые шаги к «чеченизации» украинского общества уже видны.

 * * * 

Индикатором стала ситуация с фотокорреспондентом РИА Новости Андреем Стениным. Находясь с группой бойцов ДНР под Шахтерском, он стал свидетелем боя, в котором украинская армия понесла потери и в плен попало несколько ее солдат. Потом, по словам советника главы МВД Украины Антона Геращенко, Стенин был захвачен украинскими спецслужбами.

Раненые украинские десантники, взятые в плен в ходе боя за город ШахтерскРаненые украинские десантники, взятые в плен в ходе боя за город Шахтерск© Андрей Стенин / МИА «Россия сегодня»

Давайте кратко рассмотрим претензии, которые предъявляют Стенину.

Их несколько. Основные: Стенин был с «террористами», снимал тела погибших, пытки и казнь пленных, не предотвратил их, не оказал медицинскую помощь раненому, искажал информацию и своими фотографиями поддерживал терроризм, участвовал в допросах. И менее тяжкие — незаконно пересек границу и работал без аккредитации.

Итак, по пунктам.

Первое — был на стороне «террористов». Военный фотограф должен быть на войне. С той или иной стороны. Смог наладить контакты и попасть на передовую с этой стороны? Молодец. Смог наладить контакты и попасть на передовую с другой стороны? Отлично. Конфликт должен освещаться максимально. Это аксиома. Личные предпочтения или антипатии вторичны. Нахождение на самой передовой — как раз показатель выполненной работы. Ничего другого быть не может.

Второе — снимал погибших, пытки и казнь. А что еще он должен был там снимать? Журналист обязан — обязан! — фиксировать все, чему является свидетелем. За этим он там и находится.

Мне вот, например, совсем не нравятся политические взгляды Андрея Стенина. Мне совсем — вот совсем-совсем — не нравится место его работы. Но на Институтской он был в самых первых рядах. Под огнем. И снимал под огнем. Вместе со всеми. Погибших и раненых. И двадцать пять минут выползал потом оттуда, из-под огня. А затем в том числе и его фотографии разошлись по всему миру. Стали свидетельствами.

Общество считает, что было совершено военное преступление? Ну о'кей. Вот вам доказательства.

Третье. Не предотвратил пытки и убийства. В Грузии ямадаевцы взяли пленных. Сказали, что будут сейчас делать из них «груз 200». Я пошел к Ямадаеву и сказал, что не дам их убивать. Тогда я и правда был готов стать вместе с ними. В Киргизии я отказался снимать задержанных на блокпосту узбеков, якобы снайперов, в качестве доказательства мне предъявляли найденные у них строительные патроны. Я сказал, что это чушь, снимать не стану. Тогда это сработало.

Девяносто девять процентов воюет за добро и справедливость. А зверями и садистами каждая сторона считает противников.

Но хватит ли мне толщины кишки сделать это еще раз? Я вот совсем не уверен. На Майдане мимо меня проволокли пленного вэвэшника, которого избивали человек десять. Я вписаться уже не смог, меня как раз контузило, крикнул только: «Не бейте». В итоге этому парню вышибли глаз. Те самые вэвэшники и воюют сейчас на Юго-Востоке.

Освобождать своих пленных солдат — задача государства. Переговорами, группами спецназа, проведением спецопераций и грамотным планированием, чтобы — прежде всего — не допустить попадания бойцов в плен. Не можете? Сделайте так, чтобы могли. Но не надо перекладывать эту ответственность на фотографов. Прежде чем судить, попробуйте сами хотя бы одного вытащить. Эти претензии принимаются только от тех, кто сумел это сделать.

Четвертое. Не оказал медицинскую помощь раненому. А была ли возможность? И мы понятия не имеем, пробовал оказать или нет. Был ли хотя бы индивидуальный пакет? Почему-то считается, что журналист на войне — царь и бог и от него зависит происходящее. Да ничего подобного. Ты там вообще на птичьих правах. Сегодня обедаешь с бойцами, а завтра сидишь у них же в яме.

Пятое. Своими фотографиями поддерживал терроризм. Каким образом? Камера просто фиксирует.

Про российские пропагандистские агентства, почему-то называющие себя СМИ, сейчас говорить не будем, с ними все понятно. То, чем они занимаются, — преступление даже по российскому законодательству. Но какое отношение к этому имеет фотограф?

И шестое. Участвовал в допросах. Этот пункт мне вообще непонятен. Журналистика и заключается в том, чтобы задавать вопросы. То есть добывать информацию. Например, имя и фамилию пленного. Которые затем можно передать в большой мир.

Временная необходимость — она вообще как-то навсегда.

По моему личному опыту, нахождение журналиста с камерой на месте события не только не провоцирует на жестокость, ровно наоборот — удерживает от нее. Все хотят выглядеть хорошими. Расстрелы куда чаще проходят в отсутствие журналистов, а не в их присутствии. Не будь там Стенина, может, этих пленных бы расстреляли. Потому что только совсем уж откровенные отморозки хотят, чтобы убийства и пытки показали на весь мир. Девяносто девять процентов воюет за добро и справедливость. А зверями и садистами каждая сторона считает противников.

Менее тяжкие претензии: незаконно пересек границу и работал в зоне АТО без аккредитации.

Я незаконно пересек границу и работал без аккредитации в Южной Осетии. В итоге привез кучу фотографий, которые теперь стали свидетельствами. А не пересек — не привез бы.

Андрей Бабицкий работал без аккредитации, незаконно находясь в зоне контртеррористической операции. Анна Политковская работала не то что без аккредитаций — вопреки им. Журналист должен работать в тех условиях, какие есть. Возможно соблюсти все бумажные формальности — отлично. Невозможно — работаем так. Да и аккредитация эта имеет значение только в Киеве и в Фейсбуке. На передовой она, откровенно говоря, вообще мало кого волнует. Твою судьбу будет решать каждый конкретный командир на каждом конкретном блокпосту, исходя из своих личных предпочтений. И дадут тебе работать или с мешком на голове поведут в яму — от твоих договоренностей с пресс-службой АТО никак не зависит.

Да и вообще: последнее, что сделал бы лично я, отправляясь в ДНР, — это озаботился аккредитацией СБУ. Потому что это прямой путь в подвал. Элементарные меры безопасности.

Тем не менее — о'кей: нарушил — не вопрос, депортация и запрет на въезд.

Но основные претензии к Андрею Стенину ведь не по этим пунктам, верно?

Далее.

В фоторепортаже Андрея Стенина есть кадры, на которых запечатлен взятый в плен раненый украинский солдат. Его имя известно — Андрей Панасюк. На одной фотографии он смотрит в камеру, на другой — лежит на земле, кажется, без сознания. Именно эти кадры стали основным обвинением против фотографа — он снял расстрел пленного.

© Андрей Стенин / МИА «Россия сегодня»

Через пару дней стало понятно: если фотографии Стенина расположить в другом хронологическом порядке, то «расстрелянный» Андрей Панасюк сначала лежит на земле, а уже потом поднимает голову и смотрит в камеру — а не наоборот. Есть видео оказания ему медицинской помощи в госпитале после боя, есть видео, на котором «пытаемых», наоборот, успокаивают и говорят «теперь домой поедешь», затем появилась информация, что Андрей Панасюк обменян и находится уже дома, а видео, на котором гражданский бьет палкой пленного украинца, снимал не Стенин.

Казалось бы, все, можно ставить точку. Ни участия в военном преступлении, ни самого преступления — нет.

Но не тут-то было.

 * * * 

У себя в фейсбуке я написал, что если Андрей Стенин все же задержан и действительно находится в СБУ, как об этом сообщил Геращенко, то его надо отпустить, потому что журналист не является участником боевых действий.

Такого вала агрессии и ненависти у меня в комментариях еще не было. Таких попыток выставить журналиста виноватым — тоже. Статьи про то, «почему виноват Андрей Стенин», органично смотрелись бы в «Известиях» или на «Лайфньюс», но никак не в украинских СМИ. Отличить их стилистику от российской пропаганды просто невозможно.

Не становитесь тем, кого вы ненавидите.

Андрей Стенин, как и вообще любой человек на Земле, может быть признан виновным только по доказанному факту его преступления. И никак иначе. Есть преступление — должно быть наказание. Нет преступления — человек невиновен. Все. Как бы он кому ни был неприятен и какой бы сволочью ни казался. Закон один для всех — для тех, кто нам нравится, и для тех, кто нам не нравится.

Но эту простую мысль перестали понимать.

В украинском обществе начались те же процессы, что и в российском во время чеченской войны.

Утрата критического восприятия информации (перепосты непроверенной информации о том, что «пленных расстреливают за отказ от интервью российским телеканалам»), соответственно обесчеловечивание и демонизация противника («эти нелюди способны на все»), соответственно смена презумпции невиновности на презумпцию виновности («был на той стороне? априори виновен»), соответственно отход от законности («они нелюди, значит, и с ними можно поступать не по-человечески»), соответственно одобрение внеправовых методов ведения войны («во имя военной необходимости»).

Договорились даже до того, что Стенина надо обменять на Сенцова и Савченко.

Ребят, вы что?

Да, Сенцов и Савченко взяты в заложники этой сволочной властью. Но вы и вправду хотите наладить практику взятия в заложники гражданских лиц, пусть даже и для последующего их обмена, в своей стране? Вы и вправду хотите организовать у себя рынок заложников? Превратить Киев в Грозный с его «площадью Трех Дураков»? Ни к чему другому это не приведет. После Сенцова будет еще кто-то. А дальше только по нарастающей.

Все это произошло за несколько дней, практически моментально.

Три месяца этой ублюдочной захватнической войны все-таки привели к самому страшному результату. Украинское общество психологически стало готово к расправам. Оно готово признать их допустимость.

Но дело в том, что на территории, где это происходит, закон — за очень короткие сроки, за год-два — перестает существовать.

 * * * 

Самое паршивое в этой цепочке — массовая ненависть порождает МАССОВЫЙ СТРАХ.

А массовый страх — жуткая вещь. Он лишает общество способности контролировать себя. Способности противостоять манипуляциям. Здоровое общество невозможно заставить кричать: «Распни его!» А больную страхом и ненавистью толпу — можно.

Массовый страх — это не страх перед самим противником, противника-то как раз можно и не бояться. И уверенно побеждать его. Это страх перед возможными (!) преступлениями, приписываемыми нелюдям. Вплоть до распятия детей на рекламных щитах.

А это открывает путь уже в такую яму, выход из которой займет десятилетия.

Потому что война — закончится. А ненависть и порожденный ею психоз — останутся.

И они обязательно будут перенесены внутрь страны.

Закон перестанет существовать не только для врагов. Он перестанет существовать для всех. Прежде всего — для самих себя.

Потому что другого пути просто нет.

Общество, которое согласилось с презумпцией виновности, коллективной ответственностью, внеправовыми методами, не откажется от них после окончания войны.

На эти рельсы легко встать, но с них тяжело слезть.

Путинская Россия тоже началась именно с Андрея Бабицкого.

 * * * 

Что дальше? Дальше Украину ждут послевоенные проблемы. Вьетнамский синдром вернувшихся из котлов и окружений (а он будет, не надо обольщаться). Начнутся какие-нибудь мутные теракты в метро. Они и сейчас есть, но пока за всем тем ужасом, что происходит на Донбассе, не замечаются. А потом замечены будут. Обязательно. Общество, привыкшее жить на пределе, само подхватит эту тему.

А поскольку внешнего врага уже нет, а страх и массовый психоз есть, то они неизбежно будут перенесены на врага внутреннего. Который будет создан в кратчайшие сроки. Создан орущими политиками, жаждущими миллионных просмотров «аналитиками», жареными «журналистами», нервничающими от слова «люстрация» генералами, нечистым капиталом и так далее.

Меры «военной необходимости» будут усилены. Соответственно силовым структурам будет дано больше полномочий. Никаких люстраций уже не будет. Демократия демократией, а бороться с терактами кому-то же надо. Вырастет уровень насилия по отношению к гражданам.

Все это вкупе породит новый виток страха и ожесточенности.

Потом какой-то — уже украинский — журналист задастся вопросом, что что-то здесь не так. И общество будет готово уже к расправе над ним — пособником террористов. И также будет говорить о временной необходимости. Временная необходимость — она вообще как-то навсегда.

Потом на фоне борьбы с террористами — российскими диверсантами (которые, не сомневаюсь, будут в реальности, но еще больше — в головах), журналистами «Лайфньюс» или проплаченными титушками, неважно, — будут приняты нужные кому-нибудь законы и ограничены гражданские права.

Потом начнутся и аресты.

А потом… А черт его знает, что потом.

Один из вариантов «путинской» Украины, возможно.

Вам сейчас, после Майдана, это кажется невозможным бредом? Потому что теперь-то уж этого точно не может быть никогда? Поверьте, нам в девяносто первом приход к власти царя-кагэбэшника — всего через восемь лет! — казался не менее фантасмагоричным идиотизмом.

Как спецслужбы умеют пользоваться массовым страхом в обществе — уж поверьте, мы здесь, в России, знаем, как никто.

В итоге мы получаем крайне простую цепочку. Либо Украина не одобряет всю риторику ненависти вокруг Андрея Стенина и становится демократической страной, либо одобряет — и не становится. Вот и все. Крайне просто.

И дело даже не в освобождении фотокорреспондента. Если он все же в СБУ (на что хочется надеяться), он будет освобожден, потому что предъявить в суд там совершенно нечего.

Дело именно в реакции общества.

Не все так плохо, да. Далеко не все разделяют эту риторику нетерпимости. Более того — ее не разделяет большинство. Но приложить усилия, чтобы эта атмосфера ненависти и страха не стала определяющей жизнь страны, все же придется.

Потому что «дьявол рождается из пены на губах ангела» (с).

Нам здесь понадобилось пятнадцать лет, чтобы понять это.

Не становитесь тем, кого вы ненавидите.

Текст написан в рамках проекта Аркадия Бабченко «Журналистика без посредников».

Суть проекта в том, что читатели сами решают, оплачивать или нет работу журналиста, в зависимости от значимости текста, его качества или просто симпатий непосредственно на авторский счет.

Как обычно, кто считает нужным, сколько считает нужным: Яндекс-кошелек, номер 410 011 372 145 462.

Для пользователей WebMoney кошелек номер R361089635093.

В Сбербанке карта номер 4276 3801 0488 9691.

Для пользователей MasterCard, VISA и Maestro карта номер 4276 3801 0488 9691.

Либо просто кинуть на телефон 8 915 237 41 78.

В PayPal пользователь babchenkoa1@gmail.com.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320780
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325895