Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20242857Вчера на «Медузе» появился новый текст в связи с делом «Сети» [∗] — признание Алексея Полтавца в том, что он лично убил Артема Дорофеева, вместе с подробным рассказом о том, что этому предшествовало.
Дело «Сети» — это плотный клубок сложных вопросов, на которые общество чувствует себя обязанным найти ответы. Глеб Напреенко сомневается в том, насколько они вообще возможны в коллективном режиме.
Дело «Сети» прихлопнуло словами «Сеть» и «терроризм» одиннадцать разных людей, стремясь превратить их в некую единую социально опасную массу. Глагол «прихлопнуть» тут лишен метафоричности — чтобы объединить этих одиннадцатерых в якобы террористическую сеть, использовали пытки. Фигурантов дела буквально заклеймили: появление подписи под требуемыми показаниями напрямую связано с появлением «укусов насекомых» на теле. Это клеймо — сродни тому, которое наносили на рабов, — было призвано утвердить господство государства, от имени безопасности которого его и нанесли. Сообразно картине, рисуемой идеологами обвинения «Сети», государство мыслится как единый монолит, выжигающий каленым железом опасную заразу из своего тела.
Но многие увидели в деле «Сети» не закон, обрушивающий свою мощь на тела преступников, а обрушение самого закона, его обращение в инструмент произвола. Ответом стало иное единение — общественная солидарность против пыток и профанации работы следствия и судопроизводства; материализацией этого единения стали также иного рода сбор подписей — под открытыми письмами — и иного рода задействование тел — в одиночных пикетах.
И под этим протестным единением подспудно возникли идеалы: смутные образы того, ради кого, — а не только того, против чего. На эти идеальные образы как таковые никто не обращал особого внимания — до скандальной публикации на «Медузе», подготовленной Максимом Солоповым и Кристиной Сафоновой.
После выхода в свет нашумевшей статьи, где утверждается, что некоторые из пензенских фигурантов дела «Сети», возможно, торговали наркотиками и были причастны к убийству двоих соратников, единение общественности вдруг оказалось под вопросом. Ранее не слишком рефлексируемый образ фигурантов дела «Сети» обнаружил для многих свое существование — обнаружил, лишь дав трещину. Некоторые отчаянно стремились этот образ отреставрировать; некоторые испытывали искушение обратиться теперь для описания ситуации к иным готовым трафаретам вроде «Бесов» Достоевского; другие говорили, что суть вообще в другом — в недопустимости пыток, даже если некоторые фигуранты были убийцами — обнаруживая тем самым свой идеал не хороших подсудимых, а хороших следователей.
Среди многих высказываний здесь хочется отметить одно — пост Алексея Полиховича. В этом посте Полихович рассказывает, что к нему из тех же источников, что и к «Медузе», уже обращались с той же информацией, но он, не имея возможности разобраться, насколько эта информация может быть верна, не предал ее публичной огласке. Однако в потоке речи, вызванном публикацией на «Медузе», мое внимание к этому тексту привлекло другое — то, что Полихович пишет о своей расщепленности.
Полихович пишет о том, что не может похвалить «Медузу» за текст, но все же рад, что наконец было высказано то, о чем сам он не знал, как говорить (и говорить ли). Он пишет о нерешительности и метаниях, которые пережил, — между разными моральными соображениями, а также разными позициями: журналиста, правозащитника, активиста. Эти метания — кризис идеи единства: кризис, где человек обнаруживается как живой, наделенный желаниями и сомнениями субъект, а не как социальная функция.
Помимо всех своих прагматических и содержательных изъянов текст «Медузы» заставил многих заговорить о том, что обвиняемые вообще-то были не только жертвами, но и чего-то хотели, чего-то искали, в чем-то путались, во что-то верили, чем-то упивались.
Можно было бы возразить, что это сейчас ни к чему и вредит общему делу, что расщепленность при всей своей человечности оказывается на руку тому, что никакой расщепленности для внешнего взгляда не обнаруживает, — слаженной работе ФСБ, следствия и судопроизводства. Но все же ценность происходящего, казалось, можно было найти в том, что возник шанс опереться на различение, на разлом, на вопрошание — а не на спайку, не на уплощение и не на уподобление, которыми и так успешно оперирует сторона обвинения. Опереться на различение, например, в ответе на вопрос: за что и против чего готов или не готов выступать каждый из участников общественного движения в поддержку фигурантов дела «Сети» — дела о мнимом терроризме?
Но даже под такой постановкой вопроса у многих сохранялась подспудная надежда: что написанное в статье «Медузы» — скорее, неправда, чем правда, что пошатнувшийся было идеал в конце концов все-таки спасет нас от расщепления, подобно мессии.
После второй публикации на «Медузе» — публикации монолога Алексея Полтавца, где он, если верить тексту, признается в участии в совершенном убийстве, — на такое спасение рассчитывать стало сложнее. На этот раз «Медуза» опубликовала текст, подобный слепящей вспышке, от которой хочется отвести глаза: вне зависимости от степени его правдивости здесь, в публичном признании об убийстве, на кону нечто большее — то, что находится по ту сторону этики как политической прагматики или верности общему благу и что обнаруживает недостаточность любых объяснений. Мессия не явится, и этика тут показала свою безжалостную сторону — в духе текстов де Сада, где самым мучительным для жертвы оказываются не пытки, а принуждение ее к отчуждающему моральному выбору из двух зол, где никакого избавления уже не светит.
Так в истории вокруг пензенских фигурантов дела «Сети» и двух публикаций на «Медузе» обнажилась проблема веры. Как человек верит, сам того не замечая? Как вера хватает нас за живое? Необходимо ли верить, чтобы иметь решимость? Обязательно ли это должна быть вера во благо? Возможно ли опереться тут на что-то, кроме идеализированной картинки?
Это вопросы, которые не решаются путем сплочения, — и потому оставим их открытыми.
[∗] Организация признана террористической и запрещена в РФ.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20242857Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20243707Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202411300Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202417880Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202418570Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202421243Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202422064Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202427164Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202427371Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202428085