15 декабря 2015Современная музыка
506

Роджер О'Доннелл: «Рок-музыка очень ограничивает»

Клавишник The Cure о том, почему он стал писать музыку для балета, и о «прощальном» туре знаменитой британской рок-группы

текст: Денис Бояринов
Detailed_picture© Courtesy Roger O'Donnell

Композитор, аранжировщик и мультиинструменталист Роджер О'Доннелл уже почти 30 лет выступает со знаменитой британской рок-группой The Cure — играет на клавишных и аранжирует песни группы. В следующем году Роджер О'Доннелл поедет вместе с The Cure в новый тур, который, по слухам, может стать прощальным. На этой неделе Роджер О'Доннелл приехал в Москву в другом амплуа — как автор музыки к балету. 15 декабря на сцене Кремлевского дворца в рамках гала-концерта, устраиваемого Андрисом Лиепой, состоится премьера отрывка из балета О'Доннелла «Орфей и Эвридика». COLTA.RU заинтересовалась, как музыкант, сотрудничавший с культовыми британскими группами, оказался в мире фуэте.

— Как называлась самая первая группа, в которой вы играли?

— Не помню. Их было так много.

— В Википедии написано, что вам довелось выступать с Артуром Брауном.

— Да, это так. Пожалуй, это было мое первое профессиональное выступление. Это был 1976-й или 1977-й.

— Он еще употреблял тогда галлюциногены?

— Нет, он уже ничего не употреблял. Его выступления тогда уже были более спокойными, чем в 1960-х. Не бегал по сцене в пылающем шлеме. Однако он все равно оставался эксцентричной поп-звездой — очень-очень английской. Мне очень нравилась музыка Артура Брауна времен группы Kingdome Come, когда он экспериментировал с драм-машинами. Когда мы с ним работали, он делал другую музыку — интересную и странную, которую трудно описать. Голос у него изумительный, уникальный. Он, что называется, Персонаж.

Я не был записным поклонником The Cure.

— Вы играли с известными альтернативными группами — Thompson Twins, Psychedelic Furs и The Cure. В какой группе вам было интереснее как музыканту?

The Cure дали мне больше свободы и больше успеха. Кроме того, у The Cure всегда был особенный подход к музыкальному бизнесу. Если рекорд-компания говорила нам повернуться направо, мы поворачивались налево. The Cure всегда делали все по-своему.

— Когда вы пришли в The Cure, группа повернулась к поп-музыке — эти события связаны?

The Cure всегда были поп-группой. Точнее говоря, они стали ей где-то начиная с 1983 года, после выхода синглов «Let's Go to Bed» и «Lovecats». Я присоединился к группе после выпуска альбома «Kiss Me Kiss Me Kiss Me», на котором было несколько больших поп-песен. После того как я присоединился к The Cure, группа стала невероятно популярной, но я не могу себе приписать эту заслугу (смеется). С моим появлением в группе ее звук изменился — стало больше синтезаторов. Кроме того, я оркестровывал музыку группы — писал партии струнных, духовых. Можно сказать, что моя роль в группе — самая объемлющая.

The Cure — «Fear of Ghosts»

Так зазвучали The Cure с участием Роджера О'Доннелла — трек с альбома «Disintegration»

— Почему вы вообще решили присоединиться к The Cure? Вам была интересна их музыка?

— Признаться, я не очень хорошо был с ней знаком. Я не был записным поклонником The Cure. Мой лучший друг играл там на барабанах, и он мне дал послушать их новый альбом. Это был как раз «Kiss Me Kiss Me Kiss Me». Мне он очень понравился. Вот тогда я подумал, что было бы хорошо оказаться в этой группе. Так и получилось.

— Говорят, что вы большой поклонник синтезаторов фирмы Sequential Circuits. Почему именно ее?

— В 1980-х, когда я играл в синти-поп-группах, Sequential делала лучшие полифонические синтезаторы. Moog делала только хорошие монофонические инструменты. Тогда я выступал на сцене, окруженный синтезаторами Sequential — у меня было пять разных моделей. Позже я крепко подружился с Дейвом Смитом, который основал эту компанию и проектировал инструменты. А сейчас я отошел от них и вернулся к Moog'ам.

— Когда и почему вы переключились с рока и электроники на сочинение музыки для фортепиано и камерного оркестра?

— Это было где-то в 2009-м. У меня есть друг — виолончелист из Торонто. Она попросил меня что-нибудь написать для него. Забавы ради. Я написал дуэт — для рояля и виолончели. Мы его исполнили. По-моему, неплохо вышло. Затем руководитель камерного оркестра, в котором играет мой друг, обратился ко мне с просьбой написать что-нибудь для оркестра. Это было страшно поначалу, но я написал.

Балет — это совершенно другой мир, максимально далекий от рок-музыки, в которой я пребывал.

Мне нравится бросать себе вызов — браться за задачи, которые не слишком удобны, и проверять, справлюсь ли я с ними. Когда ты пишешь музыку для рок-группы, у тебя есть всего четыре или пять красок — гитара, бас, барабаны, клавиши. У оркестра таких красок 25 или даже больше. Писать рок-музыку мне больше неинтересно. Это очень ограничивает.

— Что вас связывает с классической музыкой?

— Мои мама и папа играли в оркестре. У мамы была большая коллекция пластинок с классикой — старых, еще на 78 оборотов, — такие тяжелые, их даже не из винила делали. Мама очень любила Рахманинова. Классическая музыка меня окружала, хоть я не очень в нее погружался.

— Вы учились композиторскому мастерству?

— Нет. Я занимался музыкой в школе. Я самоучка. Как я уже говорил, в рок-группах я делал оркестровки — писал и струнные, и духовые, так что эта область была для меня интуитивно понятна.

© Courtesy Roger O'Donnell

— А когда вы заинтересовались балетом?

— В 2012-м я оказался на гала-представлении балета Андриса Лиепы в Лондоне. Я первый раз в своей жизни был на балете! Кстати, в этом гала танцевала Мария Семеняченко, которая будет танцевать в моем балете «Орфей и Эвридика». Там меня впервые посетила мысль, что надо бы написать что-нибудь для балета. Для меня балет — это совершенно другой мир, максимально далекий от рок-музыки, в которой я пребывал. Потрясающе интересный вызов.

— Расскажите подробнее о балете «Орфей и Эвридика».

— Идея принадлежит моему другу и продюсеру Татьяне Токаревой и хореографу Никите Дмитриевскому. Татьяна отправила Никите послушать мой последний альбом «Love and Other Tragedies», который состоит из трехчастных пьес на сюжеты классических любовных трагедий — о Тристане и Изольде, Шахерезаде, Орфее и Эвридике. Никите очень понравилась музыка, и он попросил развить заключительную тему из «Орфея и Эвридики» в одноактный балет. 15 декабря мы покажем одну сцену из «Орфея и Эвридики» в Кремлевском дворце на вечере «Christmas Балет Гала», который организовывает мой друг и, можно сказать, учитель в мире балета — Андрис Лиепа. Костюмы к этой постановке сделал замечательный парижский дизайнер Иракли Насидзе — это будет что-то вроде трейлера ко всей постановке, которая состоится в следующем году.

Роджер О'Доннелл — «Орфей и Эвридика» (фрагмент)


— А вы слышали «Орфея» Стравинского? Ваша музыка к «Орфею и Эвридике» как-то связана с балетными традициями?

— Конечно, я слышал Стравинского. Начиная с 2012-го, когда я влюбился в балет, я глубоко погрузился в искусство танца и музыки для танца. Мой любимый композитор — Чайковский, но и Стравинский мне тоже очень нравится. Моя музыка не связана напрямую с балетной традицией. Скорее она — что-то вроде синтеза всего, что я когда-либо слышал, в том числе и балетной классики.

— Какую музыку вы сейчас пишете?

— Мой главный проект — это балет «Портрет Дориана Грея», над ним я работаю третий год. Я надеюсь, что в следующем году нам удастся его поставить. Это большая работа, которая, я думаю, станет определяющей в моей карьере. Еще я недавно написал сюиту для фортепиано и струнного квартета, основанную на стихотворении «Crows Fall» Теда Хьюза. Это тоже музыка для танца. Я написал ее для своей подруги Вероники Парт, примы Американского балетного театра. Мы поставим танец с одним потрясающим хореографом и снимем его на видео, используя новую технологию съемки панорамного видео.

— Не могу не спросить вас о недавно объявленном туре The Cure, который, по слухам, будет прощальным. Также говорят, что The Cure будут исполнять неизвестные песни. Какие?

— Вы не можете не спросить, а я не могу вам ответить (смеется). Все раскроется 10 мая — в Новом Орлеане.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20243069
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20244360
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202411476
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202418053
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202422216
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202427536
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202428252