4 августа 2014Современная музыка
156

Нене Черри: «18 лет на отпуск у меня больше не будет»

Шведская певица о новом альбоме «Blank Project», знакомстве с Massive Attack и виниловых пластинках

текст: Егор Антощенко
Detailed_picture© Neneh Cherry

9 августа на фестивале Flow в Хельсинки выступит Нене Черри — известная по суперхитам 90-х «Woman» и «7 Seconds» певица, которая после 18 лет затишья выпустила экспериментальную пластинку «Blank Project». Продюсером альбома выступил известный электронный продюсер Киеран Хебден (Four Tet), а соавторами стали участники британского электронного дуэта RocketNumberNine. Альбом «Blank Project» получился минималистичным и мрачным — во многом толчком к написанию этих песен стала смерть матери Черри. Егор Антощенко застал Черри в отпуске в шведской глуши и поговорил с ней о Лондоне начала 1980-х, американском музыкальном рынке и «теплом ламповом звуке».

— У нас выдался какой-то чрезвычайно жаркий конец июля. Как с погодой в Швеции?

— Я сейчас в загородном доме на юге Швеции, ближе к Стокгольму: тут невероятно жарко. Сегодня впервые пошел дождь за долгое время, вчера была гроза, из-за которой повредилась местная телефонная станция. В целом — отличное лето.

— Вы сейчас много выступаете живьем?

— Да. Сейчас я взяла неделю отдыха, до этого мы с дуэтом RocketNumberNine играли в основном по клубам, теперь пошли открытые площадки, около 10 больших фестивалей в общей сложности.

Так Нене Черри и RocketNumberNine выглядят живьем


— Последний альбом «Blank Project» у вас получился очень личным, не сложно будет такую музыку играть на больших площадках?

— Думаю, что все получится естественно. Мы обкатали этот материал на небольших клубах, отработали его — так что теперь он сможет раскрыться и на больших сценах. На одном фестивале в Бристоле мы играли в шесть часов вечера — далеко не самое выигрышное время, и все прошло отлично. Мне кажется, сейчас у нас появилась уверенность, что мы можем сыграть эту музыку где угодно.

© Neneh Cherry

— Вы записали альбом за пять дней — для электроники это практически рекорд. Обычно джазмены записывают пластинки за два-три дня…

— Или даже за один (смеется)! На самом деле обычно мне на одну песню требуется неделя. Ну, во-первых, мы очень хорошо подготовились: до того как прийти в студию, репетировали неделю. А во-вторых, Киеран Хебден был очень заинтересован в таком джазовом подходе. В студии мы сыграли все живьем, и некоторые песни были записаны с одного дубля, как, например, последний трек — «Everything». Нам важно было не растерять энергию во время записи.

Для черной аудитории моя музыка была недостаточно черной. Ну а для белой — недостаточно белой.

— А сами песни быстро написались?

— В принципе, да. Некоторые из них были записаны у меня дома, некоторые в Лондоне. Четыре песни мы записали с музыкантом Child of Lov в Голландии. Сначала мы сыграли четыре песни на вечеринке Джайлза Питерсона — просто чтобы понять, что из всего этого выходит. Я не размышляла, о чем именно я хочу написать, — местами тексты этих песен кажутся довольно безумными, такой поток сознания. Возможно, они ближе к поэзии в литературном понимании, чем к песенной поэзии.

В открывающем треке альбома «Blank Project» звучат исключительно вокал и ударные. Другие песни тоже обходятся минимумом средств


— Я думаю, самое точное определение «Blank Project» — это «uneasy listening».

Uneasy listening — в точку (смеется)! Мне кажется, он балансирует между светом и тьмой. В этом даже есть нечто маниакальное, потому что настроение у этой музыки очень быстро меняется: от воодушевляющего и обнадеживающего до подавленного и отчаянного. Наверное, это и делает его «непростым слушанием». В целом этот альбом — серия наблюдений о том, что значит жить и оставаться человеком (смеется). Что бы это ни значило.

— Давайте поговорим немного о вашем прошлом. Вы выросли в Швеции, ваш отчим — известнейший авант-джазовый трубач Дон Черри, который играл с Орнеттом Коулменом и множеством других легендарных музыкантов того времени. Многие американские джазмены уезжали из Штатов в Европу: здесь им платили больше, и отношение было совсем другое. В Швеции было так же?

— Да, джазмены были здесь настоящими героями — практически как рок-звезды в наше время. А сам джаз в шестидесятые был такой же важной музыкой, как The Beatles и Джими Хендрикс. В Америке многим музыкантам приходилось просто как-то выживать физически, денег платили очень мало. И вы правы, американцы очень долго не могли осознать огромное культурное значение этой музыки, в отличие от европейцев. Многие оставались, отчим встречал в Швеции музыкантов со всего мира, африканцев, индийцев — и это, конечно, поспособствовало его собственному творческому развитию.

Этот альбом — серия наблюдений о том, что значит жить и оставаться человеком.

— А за последние десятилетия отношение к джазу в Америке поменялось?

— В каком-то смысле да. Но, с моей точки зрения, истории блюза и джаза все равно уделяется недостаточно внимания: это наследие заслуживает куда большего уважения. Конечно, что-то меняется в лучшую сторону. Мне кажется, американская музыка стала гораздо более открытой с точки зрения смешения стилей.

«7 Seconds» — пожалуй, самая известная песня Нене Черри


— Я был очень удивлен, когда узнал, что ваш второй альбом «Man» в Америке даже не издавали; хотя и «7 Seconds», и «Woman» в то время не вылезали из эфира европейского MTV.

— Там просто не знали, как меня продвигать. Для черной аудитории моя музыка была недостаточно черной. Ну а для белой — недостаточно белой (смеется). Сейчас интернет разрушил эти маркетинговые барьеры: появилось столько самых странных сочетаний. Например, группа Vampire Weekend — инди-музыка с африканскими гитарами, и это просто прекрасно. А тогда, чтобы попасть в эфир в Штатах, нам пришлось записать версию «7 Seconds», где Юссу Н'Дур должен был петь на английском. Хотя вся магия этой песни и была в том, что в ней были строки на разных языках — и совсем неважно, понимал ты английский или французский.

— Как вы решили бросить школу и переехать в Лондон в шестнадцать лет? У вас был какой-нибудь план?

— Плана не было. Я просто была очарована Лондоном. В первое лето я тусовалась, осенью появилась работа. Я начала играть в панк-группах, выступала с The Slits какое-то время. Стала там новой «сумасшедшей сестричкой» (смеется). Плана не было, но я быстро осознала, что именно хочу делать. Лондон — до сих пор мой второй дом, я там постоянно бываю.

Великая песня The Slits «In the Beginning There Was Rhythm» с участием Черри


— У вас тесные связи с тусовкой Wild Bunch, из которой потом появилась группа Massive Attack: вы помогали делать аранжировки к их первому альбому «Blue Lines», 3D вам помог записать песню «Manchild». Где вы познакомились, в Лондоне или в Бристоле?

— В Бристоле. Я тогда пела в постпанковой группе Rip Rig + Panic, ее участники были из Бристоля, они росли вместе с Daddy G. Бристоль — маленький город, но там особенные люди. Уж не знаю почему — может быть, дело в близости к воде. У меня в Бристоле множество знакомых. Но мне кажется, что в Лондоне похожая сцена — люди, которые занимаются очень разной музыкой, постоянно пересекаются, знакомятся друг с другом.

— По музыке, да и по интервью не скажешь, что люди из Massive Attack очень общительные.

— Нет, это они просто с журналистами такие (смеется).

Первый международный хит Черри «Buffalo Stance», за вертушками — Mushroom, будущий участник Massive Attack


— У вас же еще был краткий опыт работы на пиратской радиостанции.

— Да, хотя не думаю, что была хорошим диджеем. Я работала в магазинчике, где продавались значки, фэнзины и всякий музыкальный мерчандайз, на Портобелло-роуд — там мы и встретились с одним из диджеев Dread Broadcasting Corporation. Я играла регги, соул, пластинки Sugarhill Records (где выходили первые хип-хоп-хиты Sugarhill Gang и Grandmaster Flash).

— Вы написали в Facebook, что ваши дочери недавно записали микс для радио.

— Да, они молодцы! Но я его еще не слышала у себя в деревне.

© Neneh Cherry

— Расскажите тогда о том, что сами в деревне слушаете.

— У нас тут множество старых пластинок, музыки, на которой я выросла. Сегодня вот слушали Чаку Хан, John «Guitar» Watson. Очень много джаза, само собой, кубинской музыки. Мы здесь слушаем исключительно виниловые пластинки.

— Любите «теплый ламповый звук»?

— О да. Еще очень люблю разглядывать обложки — у каждой своя история.

— Когда ждать следующего альбома? Вы не собираетесь опять взять паузу на 18 лет?

— Нет, я уже в сентябре планирую приступить к записи. Боюсь, что 18 лет на отпуск у меня больше не будет (смеется). Хотя ты никогда не знаешь: у меня вообще не было карьеры в традиционном смысле этого слова, все складывалось спонтанно. Сейчас я получаю огромное удовольствие от написания и записи музыки — значит, надо продолжать!


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 20249212
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202414431
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202419812
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202421542