«Сказать, что на нас совсем забили болт, мы не можем»

Кажется, этим летом к нам возвращаются музыкальные опенэйры — те, что смогли пережить пандемию и локдаун. Андрей Клюкин, создатель «Дикой мяты», одного из крупнейших независимых фестивалей в России, который проходит в деревне Бунырево под Тулой, рассказывает о том, как они пережили кризис и почему он завел YouTube-канал, рекомендует молодых музыкантов и дает прогноз состояния шоу-индустрии.

— «Дикая мята» состоится в объявленные даты — с 18 по 21 июня 2021 года?

— Нам согласовали эти даты еще весной прошлого года. Я, честно говоря, был скептически настроен, потому что с тех пор ситуация много раз менялась. Хорошая новость состоит в том, что вчера нам позвонили из министерства туризма Тульской области и подтвердили их снова. Разумеется, с оговоркой, что если наступит новый локдаун, тогда извините.

— То есть это окончательное и бесповоротное «да»?

— Мне кажется, да. Если еще три месяца назад было ощущение полной неопределенности, то сейчас мне показалось, что настроение в администрации области — «давайте возвращаться к нормальной жизни». Хочется в это верить.

— При этом вся мировая гастрольно-фестивальная индустрия стоит и будет стоять на паузе. Организаторы Гластонбери недавно заявили о том, что в 2021 году фестиваля не будет. И есть подозрение, что многие последуют их примеру. Почему у России другой путь?

— Я дружу с организаторами Гластонбери, но мне кажется, что их позиция не станет общим местом. Мы, кстати, в самом начале локдауна сделали фильм, в котором продюсеры мировых фестивалей, в том числе и Гласто, рассказывали о том, как они переживают локдаун.

С одной стороны, для них — иностранных продюсеров и музыкантов — это не так болезненно, как в России. У них большая поддержка от государства. С другой стороны, музыканты хотят и готовы вернуться к работе. Мы обновили все контракты с иностранными артистами на 2021-й и получили подтверждения со стороны агентов. То есть все заявленные артисты выступят на «Мяте» — добавились даже два новых, с которыми давно вели переговоры. Так что артисты внутренне готовы путешествовать и выступать, а то, что у них происходит локально, — черт его знает. Я даже не знаю, как немцы будут восстанавливать свой бизнес. У них огромная поддержка от государства: им и аренду офисов оплачивают, и зарплаты. И даже выделили еще 1,5 миллиарда евро на развитие. Так что, вполне возможно, они впали в состояние «а нам и так нормально».

— А в России на поддержку государства никто не надеется, поэтому приходится идти в поле и пахать, несмотря на риски для здоровья.

— Поддержка со стороны государства в России была, но она была сделана вслепую. Это самая моя большая боль: ни власти, ни зрители в России не понимают глубины кризиса в шоу-индустрии и величины проблемы. Если бы я не был в индустрии, я бы тоже не понимал. Со стороны кажется: а что такого? Какой-нибудь Иосиф Пригожин с пунцовым лицом вещает из Дубая: «Нам плохо — нам бы помощь». Или Меладзе заявляет: «Мы не будем участвовать в “Голубых огоньках”!» И зритель, естественно, думает: да и на фиг ты пошел! У тебя и так все о'кей. Большинство людей судит о шоу-бизнесе по десятку больших артистов, у которых и так все хорошо. Мало кто представляет себе, что в российской шоу-индустрии — а мы считали — работает около 700 тысяч человек: от звукорежиссеров и техников сцены до кассиров билетных операторов и официантов в клубах. Они девять месяцев сидят без зарплаты, но их проблем никто не видит.

— Какую поддержку от государства получила «Дикая мята»?

— Моей компании дважды приходили деньги от государства — по МРОТ на каждого человека, работающего в компании, то есть по 12 500 рублей. Понятно, что в моей компании средняя зарплата в несколько раз выше, чем МРОТ, но сказать, что никто ничего не сделал, я не могу. Просто это несоизмеримо с тем, как эту индустрию поддержали в Англии, Германии, Норвегии, Швейцарии, Южной Корее и т.д. Но сказать, что на нас совсем забили болт, мы не можем.

Зритель, естественно, думает: да и на фиг ты пошел! У тебя и так все о'кей.

— Что вам помогло выжить в эти девять месяцев?

— Мы еще не выжили, но хотя бы выстояли на ногах и сохранили коллектив, влезая в долги. Перенос нашего фестиваля обошелся нашей компании в 18 миллионов рублей. И это никак не коррелирует с доходами, полученными нашей компанией за время пандемии. Это просто долги, которые мы надеемся со временем раскидать.

Другое дело, что у нас появилось за это время много маленьких проектов, которые мы планируем растить. Например, мы запустили цикл музыкальных программ на канале Mint Music Home. Сначала снимали у меня дома: приходили музыканты, что-то играли, я с ними разговаривал. Потом появились партнеры, канал стал обрастать профессионалами, и вокруг Mint Music Home сложилась вполне рабочая бизнес-структура. Сейчас мы отсняли третий сезон, готовим четвертый. Кроме того, в конце каждого сезона проходит фестиваль Mint Music Home. 25 марта в «Известиях» бахнем третий фестиваль, концептуальный и жирный: «Папин Олимпос», Лютик, «Драгни».

А еще для души я завел для себя кулинарное YouTube-шоу, которое началось с моих пятничных встреч на даче с друзьями-музыкантами. Мне жена сказала: вы все равно бухаете каждую пятницу — может, из этого можно что-то сделать. Я сказал: давай сделаем кулинарное шоу. Я все равно готовлю друзьям. Дальше мы с ней забились, что к фестивалю я, не оставляя свою привычку пить пиво по пятницам, скину 20 килограммов — по килограмму за каждую неделю, в итоге запустили канал «Есть и Пить». С первого же выпуска у нас появились партнеры, а с четвертого выпуска мы вышли в плюс.

Мы сделали два фестиваля: «Заря» (осень) и «Заря Z» (зима), где выступают молодые музыканты, — один вживую, а один онлайн. За семь зимних дней фестиваля мы сделали 21 концерт и собрали больше трех миллионов просмотров. Это очень хорошо.

Организовали спектакль с Аней Музыченко, премьера которого состоится через месяц: для московской аудитории она — вокалистка группы The Hatters, а в Петербурге она — прима театра «Лицедеи».

Получается, что теперь хватает времени на все, что раньше хотелось делать и не успевалось.

— Во время пандемии вы стали заниматься видеоконтентом. Что ты думаешь о перспективах онлайн-концертов для музыкантов и промоутеров?

— Я не верю в экономику онлайн-концертов в России. Именно в России. Так сложилось, что я каждый год езжу в Южную Корею на крупнейшие корейские фестивали и общаюсь с корейскими промоутерами. У них произошла удивительная история: там 50% рынка перешло в онлайн. Потому что Южная Корея — очень высокотехнологичная страна. У нас мне не очень интересно смотреть онлайн-концерты. А у них там все происходит в виртуальной реальности: зритель может создать себе аватар и даже пообщаться с людьми, пришедшими на концерт. Ты попадаешь в виртуальный социум. Поэтому у них онлайн-концерты пошли, а у нас — нет. У кого в России есть VR-очки в доме?

— Возврат билетов — это то, чего все промоутеры боялись накануне локдауна. Ты говорил в одном интервью, что у «Дикой мяты» очень лояльная аудитория — вернули всего несколько десятков билетов.

— На тот момент, когда мы объявили о переносе фестиваля, у нас было продано около 6000 билетов. Из этих 6000 было сдано всего 118. Это очень круто, и я хочу сказать спасибо всем, купившим билет на «Дикую мяту». Если бы мы при переносе фестиваля (что нам стоило 18 миллионов и равняется годовой прибыли компании) были вынуждены вернуть еще все деньги за билеты, то мы бы точно не выжили. Поэтому я очень благодарен нашей аудитории.

Насколько я понимаю, у всех выездных фестивалей произошло примерно то же самое. Есть два типа фестивалей. Выездные — на которые люди собираются в течение года, собирают компанию друзей и т.д., для них это часть лайфстайла. Эта аудитория преданная. А бывают городские фестивали: когда ты поехал до места проведения на метро, а после — ужинать в ресторан или бар. Вот такие фестивали больше пострадали, потому что у них нет фанатов. Никто себе не сделает татуировку с лого такого фестиваля, а тату с «Дикой мятой» я много видел. И на себе в том числе.

В России будет передел рынка. Это означает, что сперва будет много непрофессионального и странного.

— Проданные билеты — это примерно половина бюджета фестиваля. Вторая половина идет от спонсоров. Они оказались людьми сочувствующими?

— Все по-разному. Спонсоры — это не один человек, это всегда компания людей, и в этой компании всегда найдется человек, который скажет: «Ребятам тяжеловато, и их надо поддержать. И мы из этого еще можем выжать дополнительный пиар-эффект». И наверняка найдется человек, который скажет: «Давайте им сократим спонсорский взнос на 30%, они в этой ситуации и так согласятся». С точки зрения бизнеса и тот, и другой подходы понятны. У партнеров задача — продавать свой продукт и делать это эффективно. Но нам и тут повезло: насколько я знаю, все партнеры остались в условиях, оговоренных на 2020 год, и это очень приятно.

— Каковы твои прогнозы на состояние шоу-индустрии в России?

— Вся индустрия отброшена года на два-три назад. Но вот я вчера в ночи смотрел какой-то сериал, и там главный герой сказал с пафосом: «А ты знаешь, что в китайском иероглифе “кризис” содержится иероглиф “возможности”?» И я подумал: какая правильная мысль! Мне кажется, сейчас многие большие игроки уйдут с этого рынка. Кто-то загнется под долгами, кто-то не сможет выполнить обязательства и вернуться на докризисный уровень. Но это значит, что появятся новые компании, которые не обременены обязательствами, у которых нет долгов, — у них появятся новые возможности. В России будет передел рынка. Это означает, что сперва будет много непрофессионального и странного, это будет стоить многих нервов артистам и зрителям. Но рано или поздно новички всему научатся. На нормальные рельсы индустрия вернется года через два-три.

— Напоследок спрошу о музыке. Каких новых музыкантов ты бы выделил из лайнапа «Дикой мяты — 2021»?

— Ты знаешь группу DRUMMATIX?

— Честно говоря, нет.

— И я не знал еще пару месяцев назад. Случайно наткнулся во «ВКонтакте» — девушка в дредах поет хип-хоп. У нее отличный флоу, с этническими красками. Она с командой выступала на фестивале «Заря», и вживую они — просто ураган!

Из иностранцев — норвежская певица Aurora. Я не люблю такие сравнения, но для меня она как Бьорк. Вроде бы поп-музыка, но авангардная и с альтернативными влияниями. Билли Айлиш про нее сказала, что если бы не Aurora, то она бы не стала заниматься музыкой. Aurora для меня интереснее, чем Билли Айлиш.

А еще я рекомендую все, что делает британец Ren — он будет в двух ипостасях: сольно и со своей группой The Big Push. На мой вкус, это самая британская музыка, которая сейчас есть. С ними было очень смешно: я два года назад серфил по YouTube и случайно увидел ролик, как какая-то группа на улице играет. Мне они очень понравились, и я им написал. Они очень удивились, потому что они только собрались. Я им предложил приехать на «Дикую мяту» — и они согласились. Когда мы с ними стали передоговариваться на 2021 год, они там стали собирать большие залы — у них уже миллионные просмотры. А мы с ними сперва договаривались на очень скромный гонорар. Я им написал: мол, парни, вы же, наверное, сейчас хотите уже других денег. Они сказали, что нет, мол, оставляем первоначальный гонорар — вы нас первыми заметили. Это было очень приятно!

Из молодых русских музыкантов у меня самая любимая группа — «Папин Олимпос». Она настолько прямая, честная и искренняя. Их музыка — как инъекция школьной бодрости в вену. Бамс — и все. Когда я в 2020 году разговаривал с их менеджером, я удивился: у них такая классная группа и так быстро растет, почему же у них туры несколько раз в год и всего по семь дней. Он говорит: потому что каникулы. Понимаешь, у нас два музыканта в школе учатся.

Есть артист, которого еще никто не слышал и на будущую популярность которого мы с тобой можем поспорить. Его зовут QAZAQ — казахский продюсер, который пишет музыку с элементами традиционного фольклора, но это звучит как Portishead. Ты слушаешь — и весь в мурашках. Мы еще с ним не договорились, но он у нас точно будет!

А еще Поля Дудка — это та артистка, которую я мечтал подписать на лейбл «Дикая мята» (мы же еще и лейбл открыли), но ее раньше подписали «Снегири». Когда я об этом узнал, три дня переживал. Ее песня «Отражение» — это нечто. Я когда ее впервые услышал, то подумал: блин, какая же ты талантливая и глубокая, а тебе всего 19 лет!

Понравился материал? Помоги сайту!