Разговор с невозвращенцем
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202410527«100 магнитоальбомов советского рока» Александра Кушнира — книга уникальная. Ее значение и влияние неизмеримо больше ее тиража: книга впервые вышла в 1999-м и выдержала несколько переизданий, но остается культовой — коллекционной редкостью, с текстом которой гораздо проще ознакомиться в интернете.
“100 магнитоальбомов советского рока” необходимо прочесть не только тем, кто интересуется историей отечественной звукозаписи, магнитофонной культуры и музыкального подполья. Сто увлекательных рассказов о создании записей, ставших классикой русского рока, и записей, потрясших советский мир, но незаслуженно забытых, складываются в панораму жизни нашей страны в 1970-х — 1990-х — официальной и неофициальной. Эта книга может дать представление сегодняшним читателям (многие из которых так же, как и ее герои, живут в параллельной реальности и записывают свою музыку) о том, что в окружающем нас мире изменилось кардинально, а что осталось прежним.
К 20-летию «Рипол Классик» переиздает «100 магнитоальбомов советского рока» — 8 декабря состоится презентация книги Александра Кушнира на XXI ярмарке интеллектуальной литературы non/fiction. По этому поводу мы публикуем одну из ее глав — о первой отечественной христианской рок-группе «Трубный зов» и ее крестовом походе против советской системы, закончившемся судом над ее участниками и их последующей эмиграцией. Несмотря на то что время действия этой истории — начало и середина 1980-х, она остается весьма актуальной — Федор Чистяков подтвердит.
Я очень нежно люблю эту главу, материал для которой собирал в течение нескольких лет. Музыкантов «Трубного зова» судьбинушка разбросала по всему миру, поэтому интервью пришлось брать в Питере, Таллине, Париже и Лондоне. Признаюсь, что в судьбе «Трубного зова» процесс создания дебютного магнитофонного альбома оказался значительно интереснее результата. Но меня некисло впечатлило, на что готовы были пойти люди, чтобы донести свои идеи и песни до потенциальных слушателей. А эпизод с переходом государственной границы СССР («встали на лыжи, взяли компас, помолились и пошли»), наверное, один из самых пронзительных в книге «100 магнитоальбомов советского рока». Добро пожаловать навстречу «Трубному зову»!
Сторона А
● «Увертюра»
● «Звучи»
● «Вы убили его»
● «Голгофа»
Сторона В
● «Обрати свой взор»
● «Не отворачивайся»
● «Слушай, мир»
● «Есть еще время»
● «Он идет»
Перед вами история альбома, записанного невероятно дорогой ценой и вызвавшего тотально озлобленную реакцию. Немного найдется в советском роке работ, у которых существовало бы столько идеологических врагов и недоброжелателей, сколько их оказалось у единственной студийной записи группы «Трубный зов».
«Трубный зов» — «Второе пришествие» (русская версия)
Музыканты других групп называли «Трубный зов» не иначе как «Трупный зов», альбом считали «мертвым», а уровень игры — «нулевым». У рок-критиков «Трубный зов» характеризовался как «скучная рок-группа с обильной реверберацией», а официальная пресса называла их музыку «примитивной, агрессивной и антиэстетичной». После выхода «Второго пришествия» баптистский братский совет отлучил лидера и идеолога «Трубного зова» Валерия Баринова от церкви, настаивая на том, что исполняемая его группой музыка «неугодна Богу» и «из нее торчат ослиные уши». Питерско-московская богема, отдавая должное смелости и оригинальности взглядов Баринова, не уставала язвить на темы «доминирования темных ощущений» и «малорадостного спектра» записи. Другими словами, на всех в этой работе что-то давило.
Вполне возможно, что одной из причин массового неприятия «Трубного зова» была их вызывающая инородность. Эта удивительная группа не сыграла ни одного живого концерта, не имела никакого отношения ни к рок-клубу, ни к оппозиции, ни к филармоническим организациям. Они действительно находились в стороне от «советского рока», и занимаемую ими нишу можно было бы определить как «независимые от независимых».
По воспоминаниям самого Баринова (в ту пору 30-летнего питерского хиппи), идея синтеза рок-музыки и христианских ценностей возникла у него в голове еще в середине семидесятых:
«В 1973–1974 годах я стал верующим и начал молиться: “Какой мой путь?” Господь четко направил меня: “Действуй в рок-музыке. Это самый эффективный метод воздействия на молодежь”. Господь подсказал мне название группы и направил меня в том, чтобы дать миру несколько трубных зовов».
Вплоть до конца семидесятых Баринов экспериментирует с «комбинированными композициями»: религиозные тексты накладывались на мелодии Pink Floyd, а стихи, к примеру, Евтушенко совмещались с музыкой самого Баринова. Параллельно продолжался поиск музыкантов-единомышленников — до тех пор, пока Валерий не знакомится с шестнадцатилетним Сергеем Тимохиным, игравшим на бас-гитаре и разделявшим христианские идеи Баринова, несмотря на 11 лет разницы в возрасте. Позднее к ним присоединился клавишник Сергей Надводский, игравший до этого в оркестре одного из ресторанов на Невском проспекте.
«Трубный зов» оказался первой отечественной рок-группой, записавшей в нелегальных условиях альбом при помощи 16-канального пульта и 8-канального магнитофона.
Местом репетиций «Трубного зова» служил небольшой полуразвалившийся дом в поселке Петро-Славянка под Ленинградом. Только там Баринов мог чувствовать себя в относительной безопасности. Дело в том, что, будучи необычайно общительным человеком, Баринов привлек к себе внимание органов не столько религиозной деятельностью, сколько чересчур активными (по их компетентному мнению) контактами с Западом.
Уже в те времена Баринов был «завернут» не только на Новом Завете и религиозно-пропагандистской деятельности, но и на идеализации западного образа жизни. Запад представлялся ему некоей проекцией рая на земле, и, пожалуй, для рок-музыканта, по понятным причинам не вписывавшегося в социум, подобные взгляды были небезосновательными.
Программный тезис первых советских рок-утопистов «Запад нам поможет» в ситуации с «Трубным зовом» внезапно обрел реальную почву под ногами. Прежде всего, контакты Баринова со всевозможными христианскими организациями обеспечили группе первоклассные инструменты. К примеру, бас-гитару для Тимохина привезла в Союз небезызвестная религиозная организация «Кестон-колледж», а Stratocaster для Баринова доставила в Ленинград гастролировавшая в СССР рок-группа американских христиан Living Sound. Приехав в Союз, они записали сорокапятку с песнями Пахмутовой—Добронравова, а заодно вручили Баринову гитару, переданную для него из Лондона Клиффом Ричардом. Это нигде особенно не афишировалось, но знаменитый английский поп-певец, похоже, всей душой болел за дело христианской рок-музыки. «Клиффище нам всегда поможет, — говорил Баринов друзьям. — Клиффище в Лондоне крутой баптистюга».
Именно представители баптистской церкви на Западе вывели Баринова на первоклассную студию в Таллине, в арсенале которой находились 16-канальный микшерный пульт, 8-канальный магнитофон Tascam, студийные мониторы и целый набор профессиональных микрофонов, хранившихся в подвалах церкви Олевисте — к слову, самой высокой церкви Таллина. Большая часть этой аппаратуры попала в Олевисте контрабандным путем, предположительно — по баптистским каналам из соседней Финляндии.
Дальше началось самое интересное.
Съездивший в Таллин Баринов не только ознакомился со студией, но и в очередной раз блеснул организаторскими способностями. В считанные дни он рекрутировал в состав «Трубного зова» местных музыкантов и вернулся в Питер вместе с эстонскими варягами — барабанщиком Райво Таммоей (R. Tammoja) и гитаристом Мати Кивистиком (M. Kivistik). На базе в Петро-Славянке ими (вместе с Тимохиным и Надводским) доводятся до ума написанные Бариновым композиции, с которыми зимой 1982 года группа выезжает в Таллин на запись.
К этому моменту ситуация в самой Эстонии начала меняться в худшую сторону. Советская власть повела активную антирелигиозную кампанию: верующих сажали в тюрьмы, христианским музыкантам запрещали выступать с концертами. Дело порой доходило до того, что по ночам внезапно взрывались подпольные студии и типографии.
В связи с напряженной политической обстановкой и во избежание риска альбом решено было записывать не в подвалах Олевисте, а на крохотном хуторе Алавере. Хутор состоял из двух затерявшихся в лесах домов и до лета пустовал, поскольку хозяева должны были переехать туда из города с наступлением тепла. К минусам этого райского уголка относилось лишь то обстоятельство, что до ближайших хуторов надо было, что называется, «пилить и пилить». Отрезанные от благ цивилизации, музыканты были вынуждены запасаться продуктами заранее — основу пищи составляли супы и консервы. Обед с хлебом считался праздником.
Еще одной крупной находкой этого периода оказался обнаруженный Бариновым в недрах «Таллинфильма» звукооператор Уно Лоорис.
«Уно никогда не называл себя суперпрофессионалом, но являлся им на практике, — вспоминает Валерий. — К тому же как христианин он был просто бесценным человеком». Впрочем, достоинства Уно этим не ограничивались. Во-первых, среди трех эстонцев он единственный более или менее сносно разговаривал по-русски. Во-вторых, у него оказались друзья, не побоявшиеся перевезти из Олевисте на Алавере всю необходимую для записи аппаратуру. Когда оборудование было установлено в доме, само жилище стало напоминать не полузаброшенную сельскую хижину, а серьезную лабораторию по исследованию возможностей звука — как шутил впоследствии Тимохин, «где-нибудь на уровне программы СОИ». Шутки шутками, но очень похоже, что «Трубный зов» оказался первой отечественной рок-группой, записавшей в нелегальных условиях альбом при помощи 16-канального пульта и 8-канального магнитофона.
Этот эфир положил начало необъявленной войне между советской правоохранительной системой и «Трубным зовом».
В студии Баринов в первую очередь решил записать инструментальные болванки и английский вариант вокала. Английский текст, скорее всего, был платой за покровительство Запада в этом проекте. С другой стороны, прибалтийские энтузиасты не знали английского и до последнего момента не имели четкого представления о содержании песен. По версии Баринова, в случае провала он хотел свести к минимуму риск в отношении эстонских музыкантов.
«Тогда нам было чего опасаться, поскольку ничего подобного никто в стране не делал, — вспоминает Сергей Тимохин. — Мы не сидели на хуторе безвылазно, а ездили туда из Ленинграда раз, наверное, пятьдесят. Для этого мне приходилось активно заниматься трикотажным бизнесом — доставать импортный материал, шить из него джинсы и куртки, чтобы на вырученные средства группа могла совершать вояжи в Эстонию».
Несмотря на существенное расстояние от Ленинграда до Алавере, к середине лета английская версия альбома была в основном завершена. «Второе пришествие» представляло собой цикл песен, объединенных подчеркнуто библейской тематикой. Резкий гитарный звук, многоплановые аранжировки, вокальные стилизации церковных песнопений, возвещающих о «втором пришествии Господа нашего Иисуса Христа и о кончине века», составляли основу саунда этой необычной рок-оперы.
Требования Баринова к звучанию группы были достаточно своеобразными. В частности, он настаивал на чрезмерном использовании клавишного тембра string, имитирующего струнные инструменты. Помимо этого, Баринов любил напоминать Уно Лоорису о том, что «сохранить все низы — вот наша важнейшая задача».
Лоорис сохранил не только низы. И когда через пятнадцать лет оценивал свою работу на альбоме как «не очень качественную», то явно скромничал. Даже на бытовой аппаратуре качество записи «Трубного зова» резко отличалось от большинства альбомов того времени. Растворяющиеся в воздухе верхи, прозрачный звук и вбивающие в землю пресловутые низы создавали впечатление, будто на магнитофоне играет первая копия с пластинки, выпущенной на фирме «Мелодия».
Многие композиции обладали потенциалом подлинных рок-гимнов пацифизма. Особенно удачно получились блюз «Не отворачивайся» и два хард-роковых боевика — «Голгофа» и «Есть еще время», сыгранных в жесткой «штыковой» манере, с грубым маршевым ритмом, жужжащей гитарой Мати Кивистика и чистым голосом Валерия Баринова, немного похожим на вокал Шенкера. Помимо пения Баринов играл на ритм-гитаре, а также являлся автором большинства музыкальных идей. «Поскольку у меня не было музыкального образования, — рассказывает он, — я объяснял музыкантам, что им надо играть на уровне настроения и набросков мелодии. Эстонцы оказались довольно профессиональными ребятами, поэтому в выборе аранжировок им давалась полная свобода».
...В конце лета и осенью альбом доделывался в Таллине — причем сразу в нескольких местах. К примеру, бэк-вокал в композиции «Слушай, мир» записывался а капелла в одной из церквей при помощи церковного хора методистов, а микширование английской версии происходило на частной квартире, в которую были перевезены с Алавере пульт и необходимые звукоэффекты.
После того как английский вариант альбома был готов, Баринов был поставлен перед фактом, что в течение 48 часов вся аппаратура должна быть возвращена обратно в церковь. Спустя много лет Баринов объяснял подобную спешку тем, что социальный заказ для Запада уже был выполнен и за дальнейшее использование аппаратуры следовало платить.
Денег, естественно, не было.
Поставленный в жесткие условия, Баринов, несмотря на сорванный голос, все-таки успел напеть русский текст на готовую инструментальную фонограмму, но по сей день к русскому варианту вокала относится прохладно. В отличие от английской версии, хоровые партии здесь были сделаны заранее — их запись происходила в Ленинграде, в помещении молитвенного дома, в исполнении хора баптистской церкви.
«Хор состоял из восьми девчонок в возрасте от 16 до 20 лет, с которыми мы дружили, — вспоминает Баринов. — Я попросил их исполнить “Аллилуйю”, не вдаваясь в подробности, для чего нужна эта запись. Хор спел несколько дублей — как говорится, Бог дал, и мы выбрали лучший вариант».
Процесс перехода государственной границы Баринов представлял себе следующим образом: «Встали на лыжи, взяли с собой компас, помолились и пошли».
Осенью 1982 года после завершения работы над альбомом Баринов собрал всех музыкантов вместе, чтобы расставить точки над i. В первую очередь, он хотел, чтобы «Трубный зов» легализовал свою деятельность, для чего необходимо было получить разрешение советских властей на проведение официальных концертов и пропаганду во время выступлений христианских идей. Конечно, уже изначально эта идея выглядела утопией, в которую Баринов тем не менее свято верил.
«Я предложил музыкантам два варианта, — вспоминает он. — Первый заключался в том, что если мы уповаем на всемогущего Бога, то пойдем вместе до конца и поставим свои подписи под воззванием к правительству. Второй вариант давал возможность музыкантам уйти в сторону, а договариваться с властями в таком случае буду я один. Если договорюсь — мы начинаем играть концерты. Если нет — ответственность за все понесу только я».
Составленное Бариновым письмо советскому правительству носило название «Открытое обращение к Президиуму Верховного Совета СССР». В нем, в частности, говорилось:
«Мы, музыкальная христианская группа “Трубный зов”, которая основана в городе Ленинграде, перед лицом Всемогущего Бога и перед лицом Его воли просим Вашего официального разрешения открыто выступать с религиозно-музыкальной программой в концертных залах нашей страны. <...> Эту программу мы записывали неофициально, опасаясь преследований вопреки Конституции, но мы верим, что Вы не против верующих, в частности нашей группы, так как мы стоим за любовь, за справедливость и мир во всем мире...»
Кроме Баринова свою подпись под обращением поставил только Сергей Тимохин.
«Когда альбом был записан, мы направились на собеседование к уполномоченному по вопросам религии в Управление госбезопасности Ленинграда, — вспоминает Тимохин. — На данном этапе мы начали действовать открыто, поскольку незадолго до этого Валера успел доехать автостопом до Киева, где через надежных людей передал копии альбома на “Голос Америки” и Би-би-си. На обеих радиостанциях от нас ждали только сигнала “пуск”».
После того как уполномоченный по вопросам религии отказался от встречи с музыкантами, Баринов и Тимохин решили поехать «за правдой к царю» — в Кремль, к Брежневу. Хотя они и попытались оторваться от «хвостов», их блокировали прямо на Московском вокзале в Питере — вместе с пленкой, «Открытым обращением» и христианской литературой.
Разуверившись в советском правосудии и советской конституции, Баринов в середине 1983 года делает контрольный звонок на Запад.
Друг Баринова Сергей Васильев вспоминает, что, когда в Ленинграде семья Бариновых слушала по Би-би-си забиваемую глушилками первую радиотрансляцию песен «Трубного зова», Валера был на грани слез, а его супруга Татьяна, не стесняясь окружающих, плакала. Этот эфир положил начало необъявленной войне между советской правоохранительной системой и «Трубным зовом».
Кончилось это дело полным провалом комитета: Валера не только выжил, но и обратил сокамерников в христианскую веру.
11 октября 1983 года Баринова арестовывают прямо посреди города и из отделения милиции отправляют на машине скорой помощи в психиатрическую больницу. Там на протяжении недели ему ежедневно делают уколы аминазина (применявшегося в СССР для лечения шизофрении и успокоения буйнопомешанных).
«Весь последующий процесс описать сложно, — вспоминает Тимохин. — Скорее всего, он напоминал детективный фильм про шпионов. Слежки, прослушивание телефонных разговоров, выпрыгивания из окон, постоянное фотонаблюдение, угрозы объявить “инакомыслящими”, бесконечные вызовы в военкомат и психдиспансер. Но мы знали, что победим, — у нас была тактика людей, верующих в свою миссию. А в КГБ, похоже, никто ни во что по-настоящему не верил».
В разгар этого прессинга Баринов устраивается работать на одну из строек, где в сторожке во время ночных смен начинает готовить материал для нового альбома. Записывать его он хотел в Финляндии. По воспоминаниям друзей Баринова, у Валеры были хорошие контакты с финскими христианскими организациями, поэтому он планировал перейти государственную границу вместе с Тимохиным, записать альбом и вернуться обратно в Ленинград, где его ждали жена и две дочери.
Сегодня в это нелегко поверить, но процесс перехода государственной границы Баринов представлял себе следующим образом: «Встали на лыжи, взяли с собой компас, помолились и пошли». Вертолет накрыл их где-то в Западной Карелии, когда Баринов с Тимохиным пробирались на лыжах по лесу. «Тогда мы совершили столько ошибок, сколько их можно было совершить вообще», — скажет впоследствии Баринов. Но в лесу они поступили правильно: увидев вертолет, резко развернулись и пошли в сторону, противоположную границе. Правда, этот маневр помог мало. При задержании им подбросили карту пограничных территорий и махорку для отпугивания служебно-разыскных собак — и тут же обвинили в попытке перехода государственной границы.
Оказавшись под арестом, Баринов объявил голодовку протеста и выдерживал ее в течение трех недель. Во время суда он заявил, что его осуждают не за попытку перехода границы, а за религиозные убеждения. Тем не менее его приговорили к двум с половиной годам исправительно-трудовых лагерей. Тимохину дали два года исправительных работ.
Баринов попал в один из самых страшных лагерей, известный как «Кровавые Надоманики», и был помещен в барак к отпетым уркам. «Фактически его бросили туда на уничтожение. В бараке ему переломали ребра, он совершенно доходил, — рассказывает Сева Новгородцев, принявший в те времена активное участие в судьбе Баринова. — Но Валера — человек с колоссальной силой веры, умением понимать людей и общаться с ними. Кончилось это дело полным провалом комитета: Валера не только выжил, но и обратил сокамерников в христианскую веру».
Выйдя в 1987 году на свободу, Валерий Баринов по заступничеству английского правительства и парламента эмигрировал вместе с семьей в Англию. Следом за ним переехал в пригород Лондона Мати Кивистик. Сергей Надводский выбрал Париж. Уно Лоорис и Райво Таммоя по-прежнему живут в Эстонии. Сергей Тимохин стал пастором евангельской церкви в Санкт-Петербурге в Санкт-Петербурге.
Презентация «100 магнитоальбомов советского рока» пройдет 8 декабря в Авторском зале Гостиного Двора в рамках ярмарки интеллектуальной литературы non/fiction.
Понравился материал? Помоги сайту!
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202410527Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202411684Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202414714Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202415673Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202420219Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202420876Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202422586