Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 2024285821 июля в рамках фестивальной программы Moscow Urban Forum в парке «Зарядье» состоится выступление швейцарского аккордеониста боснийского происхождения Марио Батковича. Свою сольную карьеру Марио начал не так давно — его первая запись увидела свет в 2015 году, но мгновенно привлекла к себе внимание. Джефф Бэрроу из Portishead позвал Марио в британский тур со своей группой Beak>, а через два года переиздал расширенную версию пластинки на своем лейбле Invada.
Швейцарский аккордеонист сумел разрушить общепринятое представление о своем инструменте: вместо ожидаемого фольклора на его альбоме звучат монументальные, но вместе с тем камерные пьесы, попеременно напоминающие о Нильсе Фраме, Колине Стетсоне и даже Филипе Глассе. Трогательная и вкрадчивая меланхолия с налетом мистицизма, хрупкие репетитивные арпеджио, которые запросто можно перепутать с синтезатором, и, напротив, пронизывающий до костей звук, больше похожий на бас-саксофон Стетсона, — все эти контрасты спокойно уживаются в творчестве Батковича.
Накануне своего московского визита Марио Баткович рассказал Андрею Морозову о влиянии боснийского фольклора, рок-н-ролла, классической и электронной музыки, а также о внутреннем радио, звучащем в его голове.
— Я впервые услышал твою музыку на фестивале Le Guess Who в 2016 году, где ты играл в церкви Janskerk. Атмосфера была необыкновенная: площадка заполнена до предела, все сидячие места заняты, даже в проходах практически не было места. Я решил сесть прямо на пол и был загипнотизирован музыкой и всем антуражем. На следующий год я снова отправился на Le Guess Who, и ты снова играл, но на этот раз в концертном зале Tivoli, хотя ситуация снова повторилась: найти свободное место было едва ли возможно. Кажется, у твоей музыки достаточно много почитателей, несмотря на то что ты пока выпустил один альбом. Как тебе удалось этого добиться?
— Le Guess Who был большим сюрпризом для меня. Я не знаю, как добился этого результата, в этом вопросе сложно быть объективным — я лично никогда полностью не доволен тем, как играю. Но, оглядываясь сейчас назад, на те два концерта на фестивале, могу сказать, что это было по-настоящему восхитительно. Я был удивлен аудиторией — с тонким слухом и пристальным вниманием к музыке. Я чувствовал, что они счастливы слышать мою музыку. Что меня действительно впечатлило на Le Guess Who — мне не нужно было объяснять, что я делаю, я позволил музыке говорить и рассказывать истории.
— Я никогда не слышал, чтобы аккордеон звучал так, как он звучит в твоих руках. Наверное, ты знаешь, что этот инструмент традиционен для русской культуры, в основном он встречается в фольклоре и произведениях world music. Но твой способ игры заставляет меня забыть об аккордеоне и представить, что я слышу, например, синтезаторы или орган, баритон- или бас-саксофон. Это и было твоим замыслом — изучить возможности инструмента и те звуки, которые можно из него извлечь, или же звучание выработалось случайно?
— Я никогда не пытался найти новый стиль и особый, уникальный звук. Аккордеон в моей жизни появился по случайному стечению обстоятельств: у меня просто не было других инструментов. И сегодня я не то чтобы считаю себя аккордеонистом; я — музыкант, готовый играть на любом инструменте, главное — время и опыт.
Помню, в молодости, когда я ходил в музыкальную школу, все друзья старались играть очень быстро и освоить разные стили: они играли музыку русских композиторов, классическую музыку, балканскую музыку — для них это был почти спортивный интерес. А я тем временем оставался в репетиционной комнате, нажимал одну клавишу и слушал ее часами. Мои учителя тогда говорили: «Этот парень не хочет работать, он не хочет играть». И это действительно так: я не стремился играть очень быстро и на очень высоком уровне — я был парнем, который хотел слушать аккордеон. Тогда у меня не было денег на гитару, синтезаторы и прочие инструменты, которые я использую в своей студии, но я попытался воплотить все замыслы на аккордеоне и задался вопросом — как заставить его звучать нужным мне образом. Самое сложное было убедить людей, музыкальную индустрию, друзей, учителей и всех вокруг меня, что это может сработать. Это был сложный путь, который я никому не пожелаю.
Но сегодня я — счастливый человек: я лечу в Москву играть свой первый концерт после Paleo Festival в Швейцарии, и все прекрасно. Я не люблю, когда люди пытаются втиснуть музыку в определенный стиль. Для меня музыка независима и свободна, это лучший способ коммуникации с людьми. И я верю, что даже если я буду говорить часами, то мне будет сложно объяснить то, что можно рассказать, сыграв всего десять минут музыки.
— Как бы ты охарактеризовал свое положение в современном музыкальном мире? Журналисты и простые слушатели часто используют привычные теги для описания твоей музыки вроде «неоклассика», «минимализм»... некоторые сравнивают ее с творчеством Филипа Гласса, Нильса Фрама или Hauschka. А какие ты сам видишь сходства или можешь выделить влияния?
— Я очень благодарен журналистам, которые позитивно отзываются о моей музыке. И я знаю, что они из лучших побуждений сравнивают меня с минималистами, Нильсом Фрамом, Филипом Глассом. Но я это ненавижу. Ну, это так же, как сказать кому-то: «Вы выглядите как Джонни Депп». Но ты ведь уникален: твое тело уникально, твои лицо, кожа, волосы, глаза — все в человеке непохоже на других.
Забавно, что люди пытаются делать музыку неуникальной. Какой стиль у моей музыки? Я играю в своем стиле. Если бы меня попросили найти слова для описания, я бы сказал, что играю примитивную современную музыку, потому что мелодии примитивные, а способ игры — современный. Но на деле сложно сказать, что я делаю, — у меня нет стиля. В жизни столько ограничений: металлисты не любят техно, рэперы не любят классиков, а для меня у музыки нет барьеров. Вот поэтому я стараюсь делать музыку вне стилей. Я не люблю, когда говорят, что я играю как кто-то. Да, у меня есть элементы минимализма, но моя музыка слишком динамична, чтобы быть минималистичной, а неоклассику я не люблю. Для меня то, что я делаю, — просто свободная музыка. Я верю в два стиля — это честная музыка и нечестная, музыка от сердца и музыка для успеха, денег. Я делаю музыку, потому что должен, я отдал этому свою жизнь. И последнее. Я много путешествовал: переехал из Боснии в Швейцарию, узнавал разные общества и людей, учился классической музыке, хотя я не классический парень — я всегда был в оппозиции. В моей жизни был рок-н-ролл, но это было несерьезно для меня, в техно не было чувства. При этом в моей музыке можно услышать Баха, краут-рок, панк, метал, техно, электронную музыку — все, что я встречал в своей жизни.
Ну, это так же, как сказать кому-то: «Вы выглядите как Джонни Депп».
— Многие открыли для себя твою музыку, когда ты играл на разогреве у Beak> в их туре. Каково это — играть перед краут-рок-группой?
— Я ощущал гул и гудение. Мне действительно нравится эта группа. Но раньше меня никогда не интересовали имена, мне, простите за эти слова, пох**, потому что у меня не было времени и денег, чтобы изучать музыку по стилям, покупать альбомы. Когда я встретил Beak> и отправился с ними в тур, я подумал, что эта музыка похожа на то, что мне нравится. Она очень близка к тому, как я играю, — для меня это своего рода минимализм.
— Ты не новичок в музыке, и у тебя довольно большой опыт — начиная с сольного творчества и участия в большом количестве групп и заканчивая продюсированием и записью музыки для других артистов. Ты экспериментировал с разными стилями и пытался собрать их во что-то единое. За все это время ты не потерял интереса к музыке и способности находить в ней что-то новое? Есть ли что-то такое, что еще удивляет тебя?
— Меня впечатляет музыка, сделанная с настоящим чувством. Когда я был молод, у меня не было денег, потому что я из небогатой семьи. Если я хотел что-нибудь послушать, я слушал радио, потом шел в комнату и играл. Это мой способ приобщения к музыке. Вообще мне нравится очень разная музыка, и поэтому, наверное, я играл в большом количестве групп. Когда мне было 18, я общался с диджеями, и мы делали лайв-шоу на хаус-вечеринках, потом я помню свою первую рок-группу — Remain in Silence: это было в Германии, мы играли что-то вроде готик-рока. Потом я помню швейцарские группы, я пытался сделать что-то вроде локальной версии Тома Уэйтса, потом у нас был грандиозный коллектив из 14 человек, с которым мы вели рок-н-ролльный образ жизни. Мне это очень нравилось.
У меня большой музыкальный бэкграунд, но я долго не понимал, что людям нужен цельный проект — в том числе CD-альбом, чтобы они понимали, что ты делаешь. «Mario Batkovic» —первый альбом, который я сделал под своим именем. И я рад, что ты знаешь, что я был музыкантом до этого, у меня было столько концертов. Иногда мне кажется, что я стал музыкантом только после выпуска альбома. Но это неправда.
Сейчас я еще играю с Reverend Beat-Man с лейбла Voodoo Rhythm, он записал нью-вейв-альбом, и мне теперь нравится нью-вейв. Еще мне нравится Hildegard Lernt Fliegen. Дома я обычно не слушаю музыку, потому что у меня в голове так много мелодий — это как радио в голове, и я могу слушать все что хочу. Единственное, что я иногда переслушиваю, — фортепианные сонаты Бетховена.
— А что ты ощущаешь, записывая музыку для фильмов? Наверное, процесс сильно отличается от записи музыки для себя, когда нет правил и границ (кроме тех, что ты сам для себя устанавливаешь)? При записи музыки нужно учитывать пожелания заказчика, жанр фильма, настроение и множество других факторов, которые направляют твое воображение в совершенно особенное русло. Можешь рассказать об этом процессе?
— Мне нравится писать музыку к фильмам. С одной стороны, есть ограничения, но с другой, я, наоборот, свободен — никто не разозлится, если ты напишешь хеви-метал, или техно, или современную музыку. И мне нравится делать так, чтобы неэлектронная музыка звучала как электроника. Например, как ты заметил, иногда мой аккордеон может звучать как синтезатор. То же с саундтреками: я пытаюсь играть на гитаре так, чтобы она звучала как электроника. Для меня это хорошее поле для экспериментов.
Я играю примитивную современную музыку.
— Сегодня фольклорное звучание становится чем-то вроде нового тренда: традиционные народные группы появляются в лайнапах разномастных фестивалей — от того же Le Guess Who до берлинского CTM. Твой инструмент тоже является традиционным для культур разных стран. У тебя самого есть интерес к фольклору? Учитывая твой переезд из Боснии и Герцеговины в Швейцарию, ты можешь с уверенностью сказать, какая из культур тебе ближе? И расскажи: как ты решил использовать инструмент впервые?
— Конечно, я люблю фолк. Мне нравится фолк разных стран. Боснийская культура — в ней мои корни, это источник моей музыки с самого начала. Я из маленькой боснийской деревни, и я помню пожилых людей, сидящих вместе и поющих песни под сливовицу — это напиток, похожий на водку. Они поют действительно очень плохо и очень громко, с чувством. И это был тот фолк, который я люблю. Мне нравится видеть людей, делающих настоящую музыку. Она может звучать ужасно, но если она идет от сердца — меня она тоже трогает. Рок-н-ролл для меня тоже рождается из чего-то подобного. Эти люди пели, курили сигареты, и это был единственный способ для них приобщиться к музыке, потому что там не было радио, записей, винила. Они сидели вместе и пели всю ночь. В том, что фестивали привлекают народную музыку, мне видится больше своего рода игры в фолк. Мне нравится попытка представить фолк новым способом — а не его переработка.
— Работаешь ли ты над новым альбомом? И если да, то каким он будет — будет ли это снова сольная запись с аккордеоном или же ты планируешь привлечь сессионных музыкантов или, может быть, добавить электронику?
— Как я уже сказал, у меня в голове есть свое радио. И оно играет музыку 24 часа в сутки. Иногда, если мне нравится музыка, я иду в студию и стараюсь зафиксировать ее. Это один из способов работы. То же самое сейчас, когда я говорю с тобой по телефону (смеется). Я все время слышу музыку в голове. И в этом всегда есть и позитивные, и негативные моменты. Позитивные — я все время слышу музыку, негативные — если вы включите мне другую музыку, я слышу две музыки вместе. Иногда мне кажется, что моя жизнь слишком коротка, чтобы реализовать все, что у меня в голове.
В подготовке текста участвовала Валерия Рясина.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20242858Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20243708Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202411302Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202417883Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202418571Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202421244Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202422065Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202427165Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202427372Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202428086