23 ноября 2017Современная музыка
621

Solar X: «Меня называли “русским Aphex Twin без танка”»

Бандиты в клубах, рейв на атомной станции и идеальный искусственный интеллект — в интервью с лондонским профессором, который был знаменитым российским электронным музыкантом

текст: Денис Бояринов
Detailed_picture© Solar X

История Романа Белавкина, известного под псевдонимом Solar X, является символом того, что в 90-е было все возможно и не было непреодолимых границ — по крайней мере, в электронной музыке. В начале 90-х московский студент, увлекавшийся точными науками и ушу, попал в автокатастрофу, которая на два года заточила его в квартире, но не отчаялся — потратил это время на постижение устройства синтезаторов, компьютерных программ и недавно появившегося интернета, сочинение собственной музыки и вышел из реабилитационной ссылки электронным музыкантом, чью музыку узнали и полюбили в США и Европе. В 1995-м продвинутая московская тусовка, только начавшая постигать культуру диджеев, клубов и рейвов, с удивлением обнаружила, что рядом с ними живет человек, которого зарубежная пресса сравнивает с лидером авангардной электроники Aphex Twin. Solar X стал любимым героем журнала «Птюч», который тогда диктовал модную повестку российской богеме.

В середине 2000-х Solar X исчез из электронной музыки так же внезапно, как и появился, — переехав в Лондон, Роман Белавкин, параллельно с музыкой занимавшийся вопросами искусственного интеллекта, решил сконцентрироваться на научной деятельности. Но и музыку он, слава богу, не забросил — 25 ноября Solar X выступит на фестивале «Остров 90-х» в Екатеринбурге, который приурочен к дню рождения Ельцин Центра. Денис Бояринов поговорил с Романом Белавкиным о его беседах с Aphex Twin и о том, когда компьютеры начнут писать музыку лучше людей.

— Какой жизнью вы живете сейчас?

— Я работаю в Мидлсекском университете в Лондоне. Занимаюсь наукой — математикой и computer science. Преподаю и участвую в проектах, связанных с искусственным интеллектом и машинным обучением. Два дня назад был в Манчестере на встрече со своими коллегами-биологами, с которыми мы делаем проект по теории эволюции. У меня активная научная жизнь — я езжу на конференции, делаю доклады. В марте делал доклад в Высшей школе экономики в Москве и совместил это с концертом в Noor Bar. Музыкой я тоже занимаюсь, поскольку она меня не оставляет. Но, естественно, на все не хватает времени.

— Почему начиная с 2006 года вы перестали выпускать новую музыку?

— Как раз в это время возникло ощущение, что электронная музыка отошла на задний план. К тому же произошла цифровая революция — СD стали никому не нужны, все перешли на mp3. Работа артистов и лейблов перестроилась — они начали ориентироваться на соцсети. Независимые лейблы, которых было много в 90-х, должны были либо изменить свою работу, либо умереть. Потому что окупать выпуск качественной музыки, продавая, скажем, по 2000 CD, стало невозможно. У нашего лейбла Art-Tek Records так получилось с компиляцией «Артефакты», а уже в начале 2000-х альбом Amen Orchestra, у которого был огромный резонанс — о нем рассказывали BBC и журнал Vice, продался всего в количестве 100 штук.

Я с 2000-х годов полностью погрузился в науку. Музыка для меня стала отдушиной — делаю ее исключительно для себя. Хотя периодически получаю упреки, что ничего давно не выпускал. Кстати, сейчас ведутся переговоры с лейблами о выпуске моих старых альбомов на виниле. Они выходили в 90-х на кассетах и CD. Думаю начать с этого, а потом уже подойти к выпуску новой музыки.

— Раз уж мы заговорили о судьбе лейблов: что происходит с архивом Art-Tek Records, на котором выходило много интересной российской электроники? Нет ли планов вернуть его в культурный обиход?

Art-Tek Records все еще существует. Старый каталог сохранился. Кстати, помимо выпущенных в свое время альбомов есть еще много альбомов невыпущенных — оставшихся на очереди. Конечно, архив Art-Tek надо сделать доступным. В хорошем качестве. Хотя бы в mp3. А затем доделать то, что мы не успели доделать. Все упирается в нехватку времени. У моего партнера по лейблу Юрия Мураша давно появились дети. Я недавно стал отцом. Раньше при самом благоприятном стечении обстоятельств я мог посвящать Art-Tek Records день в неделю, теперь и того меньше, а чтобы делать лейбл на серьезном уровне, надо отдавать этой работе все свободное время.

Gagarin Party, разумеется, прошла мимо меня. Я в это время сидел в квартире со сломанными ногами.

— Когда я рассказываю о вас екатеринбургским журналистам, для простоты и эффекта я представляю вас «русским Aphex Twin». Сейчас вы можете с этим поспорить.

— Меня когда-то называли «русским Aphex Twin без танка» (смеется). У нас даже была на эту тему беседа с Aphex Twin. Мы с ним познакомились еще году в 1997-м, виделись на концертах и вечеринках. Когда я переехал в Лондон, так получилось, что мы даже жили недалеко друг от друга. Однажды мы сидели у него дома и показывали друг другу свои наработки. Трехэтажный дом Aphex Twin был заставлен аналоговыми и модульными синтезаторами. У него были вся коллекция Korg MS, синтезаторы Serge, словом — просто залежи. Тогда же он уже начал покупать русские синтезаторы — помню, мы с ним переводили надписи на какой-то советской драм-машине и клеили надписи на английском. Когда я жил в России, я тоже собирал русские синтезаторы, и в какой-то момент они стали занимать большую часть нашей маленькой квартиры, я понял, что не могу идти по этому пути. Тогда я решил, что должен от всего отказаться, чтобы уместить необходимые мне инструменты в лэптопе. Я устроил себе тест: поставил задачу программно воспроизвести аналоговый синтезатор Korg MS20, чтобы можно было отказаться от реального. И я Aphex Twin сказал: мол, здорово, что у тебя есть возможность собрать кучу машин, а мне приходится все носить в лэптопе. На что он мне ответил: зато у тебя подход к музыке как у мастера кун-фу, который может справиться с любым противником без оружия. Одной рукой (смеется).

Но, конечно, Aphex Twin — это глыба электронной музыки. Мало какому художнику удается совместить содержательную творческую составляющую и коммерческую востребованность.

© Solar X

— Вернемся к 90-м. Вы помните свое первое соприкосновение с рейв-культурой? Вы были на Gagarin Party?

— Я пришел в электронную музыку из другой области. Я был обычным московским школьником, которому с детства нравилась электронная музыка. Большая удача, что мой отец был ученым и привез мне из командировки синтезатор, на котором я начал делать первые зарисовки. Потом я поступил в университет и серьезно занялся спортом — я был в сборной СССР, а потом и России, по ушу. Мы по 36 часов в неделю тренировались — ездили в Китай, встречались с тамошней сборной. Потом так получилось, что я попал в аварию, и мне пришлось два года безвылазно просидеть дома. Единственные места, которые я посещал, — это больницы, где мне делали операции на ногах. У меня появилась куча свободного времени. У меня был дома компьютер — я стал устанавливать новые программы, разбираться, как работают секвенсоры, и реализовывать то, что раньше не мог сделать. Я знал, что в России появляется какая-то электронная сцена: на «Радио Максимум» была передача, которую вел, кажется, DJ Фонарь, но там была не та музыка, которую мне хотелось услышать. Я только понаслышке знал, что в Москве появились первые клубы. Gagarin Party, разумеется, прошла мимо меня. Я в это время сидел в квартире со сломанными ногами. Я с развивавшейся в Москве сценой не соприкасался, но у меня было много записанной музыки, и единственные, кто о ней знал, — это мои друзья-компьютерщики и знакомые хакеры. В конце 1994 года я придумал название Solar X, стал выступать — играл в «Пилоте» и еще в каких-то клубах. В это же время я пересекся через интернет с людьми, которые занимались аналоговыми синтезаторами, и договорился о выпуске первой пластинки. Эта пластинка и вытолкнула меня на московскую сцену. Обо мне узнали — кто-то позвал на радио, журнал «Птюч» обо мне написал: так я и познакомился с Компасом-Врубелем и Иваном Салмаксовым, а до этого я в клубы не ходил.

Над танцполом летал воздушный шар. Когда на нем зажигали горелку, он загорался как огромная лампа и освещал здание.

— Вы выступали в «Птюче»?

— «Птюч» отличался от остальных московских клубов. У него была особенная аура. Все удивлялись, что у него был фейс-контроль и они позволяли себе не пускать распальцованных бандитов. Все говорили: вот какая у «Птюча» крыша крутая. В 90-х клуб без бандитов невозможно было себе представить, даже несолидно было как-то (смеется).

В «Птюче» я пару раз сыграл концерты. Когда я отыграл там первый раз в 1995-м, меня сразу позвали играть второй. И тут же мне все стали говорить: как же ты там играешь второй раз, ведь «Птюч» никого по второму разу не приглашает (смеется). У меня даже есть трек «Tuchpulses», который был написан после первого концерта. У них был вход через тоннель; когда ты попадал в него, на тебя медленно надвигалась непонятная музыка. Я постарался в нем передать свои звуковые ощущения.

— Расскажите про самый грандиозный рейв, в котором вам довелось участвовать.

— Рейвов было много. Самый впечатляющий — «Казантип» на Крымской атомной станции. Для начала надо представить себе размеры здания: оно высотой 60 метров, размером с 30-этажный дом. А в длину еще больше. Внутри — огромный зал в 30 этажей высотой, абсолютно пустой. На танцполе там помещалось тысяч пять человек. Звука — около 100 киловатт. Кажется, это было в 1999-м — внутри этого здания над танцполом летал воздушный шар. Когда на нем зажигали горелку, он загорался как огромная лампа и освещал здание. В этот момент ты замечал, что люди танцуют не только на танцполе — они забирались на стены, на какие-то выступы и площадки на верхних уровнях. Все это напоминало картины Босха. Ничего подобного я больше не видел. Я был на Гластонбери, я был на больших рейвах в Британии и во Франции, но ничего, сравнимого по масштабу, не вспомню.

— Про прошлое мы поговорили, давайте теперь о будущем. Скажите как специалист по искусственному интеллекту: когда компьютер начнет писать музыку лучше, чем человек?

— Вопрос очень хороший. Есть два представления о том, что такое искусственный интеллект. Первое — достаточно идеалистическое: что искусственный интеллект должен быть таким, чтобы его нельзя было отличить от человеческого. На этом основывается классический тест Алана Тьюринга. На самом деле интеллект, неотличимый от человеческого, — это только одно проявление интеллекта. Например, мы можем вообразить инопланетянина, который обладает другим типом интеллекта и другими навыками коммуникации, — он тест Тьюринга не пройдет. Такой идеальный искусственный интеллект, который может обмануть человеческий, пока еще не создан.

С другой стороны, есть прикладная область реализации искусственного интеллекта; раньше она называлась кибернетикой, сейчас — «искусственный интеллект и системы машинного обучения». С середины 80-х эта область из строго научно-академической стала индустриальной. Индустрия сейчас использует искусственный интеллект на всю катушку: распознавание изображений, экспертные системы, системы принятия решений и т.д. Сейчас вычислительные мощности компьютеров позволяют реализовать более мощные алгоритмы по поиску и обработке данных — текста, изображений, видеосигналов — и связи разных типов данных друг с другом. Эти алгоритмы стали решать задачи, которые еще недавно казались непосильными. Самый известный пример — это программа AlphaGo, которая играет в го лучше, чем человек. Происходит стремительное продвижение вперед в области алгоритмов глубоких нейронных сетей — даже немного пугающее.

Aphex Twin ответил мне: зато у тебя подход к музыке как у мастера кун-фу.

Но наиболее важная революция сейчас заключается в синергии человека и компьютерного интеллекта. Я могу объяснить, что я имею в виду. Когда-то в древности не существовало письменности, и люди передавали знания с помощью преданий, мифов и легенд. Поэтому невозможно было сохранить знания в точности: если человек умирал, с ним неизбежно исчезала какая-то часть знаний. После появления письменности у человечества фактически появилась память. В следующие тысячелетия мы накапливали знания — сначала на папирусах и глиняных табличках, потом на пергаменте, потом появилось книгопечатание и т.д. Тогда человечество столкнулось с проблемой поиска знания — как в огромной библиотеке найти необходимую тебе книгу? Поиск мог занять всю жизнь. С появлением всемирной паутины произошла революция поиска — сейчас любую книгу, статью или даже видео в интернете можно найти за несколько секунд. На мой взгляд, это революция, сопоставимая с изобретением письменности. Между ними прошло несколько тысяч лет, но следующая революция произойдет гораздо скорее. Фактически она происходит сейчас — на наших глазах. В чем она состоит? Эта информация, которую можно мгновенно найти, будет использоваться компьютерными системами для анализа и принятия решений. Уже сейчас существуют программы, которые помогают человеку принять решения, — навигаторы, учитывающие дорожную ситуацию, финансовые программы, просчитывающие котировки акций. Например, одни мои знакомые программисты пишут алгоритмы, рассчитывающие биржевые показатели на основании анализа твитов и статусов в Фейсбуке. Поэтому глобальные интернет-компании вроде Google, Facebook и «Яндекса», которые собирают и анализируют эти данные, сейчас обладают большой силой — не только экономической, но и политической.

© Solar X

— Как эта «третья революция» отразится на создании музыки и музыкантах?

— Действительно: что же делать людям? Когда происходила индустриальная революция в XIX веке, люди тоже боялись, что все будут делать станки, а человек останется без работы. Сейчас экспертные системы действительно вытесняют людей из своих профессий. Например, дальнобойщики, капитаны грузовых кораблей и машинисты поездов метро — эти профессии сейчас находятся на грани исчезновения. Скоро весь такой транспорт будет беспилотным. Какие профессии не будут заменены компьютерами? Они будут связаны либо с человеческими услугами или сервисной индустрией, либо с креативными сферами — наукой и искусством. Не только потому, что в них нельзя заменить человека, но и потому, что не нужно.

Когда-то я увлекался программами, которые помогают писать музыку, — алгоритмами, улучшающими аранжировку, и так далее. Но, как бы ни была хороша программа, ты всегда слышишь разницу: какая музыка сочинена человеком, а какая — компьютером. Потому что, когда слышишь музыку, написанную человеком, ты общаешься с самим человеком. Это просто другой язык — язык звуков, эмоций, временных паттернов. Мой прогноз такой: при помощи компьютеров можно будет улучшить процесс написания музыки, но заменить ими человека не получится. Потому что музыка пишется человеком и для человека.

Чисто теоретический вопрос: возможно ли будет создать машину или программу, способную полностью заменить человека, воплотив все движения человеческой души? В ответе на него я остаюсь скептиком. Даже с точки зрения физики человеческий мозг является настолько сложной системой, что его невозможно воспроизвести во всех деталях. Деталей настолько много. Ну, например, человеческий мозг содержит около 100 миллиардов нейронов — клеток, которые передают электрический ток. Каждый нейрон соединен с 10 тысячами других нейронов — количество соединений астрономически велико, и оно постоянно меняется. Это динамическая система, воссоздать которую очень сложно. Но помимо нейронов мозг содержит и другие клетки — например, глиальные, которые помогают нейронам. Около каждого нейрона около 10 других клеток, то есть всего в мозге около триллиона других клеток, которые до конца непонятно, что делают, и, соответственно, их никто не моделирует. Я уж не говорю о том, что сам нейрон сложно устроен и в компьютерных реконструкциях человеческого мозга используют его упрощенные модели. Так что воссоздать человеческий разум во всей его красе физически невозможно. Но, на мой взгляд, и не нужно.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20242376
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20243289
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202410925
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202417497
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202421672
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202427010
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202427904