1 ноября 2017Современная музыка
317

Бенджамин Клементин: «Думаю о том, чтобы на время поселиться в России»

Приезжающий в Москву с концертом «чужак с выдающимися способностями» — о сотрудничестве с Шарлем Азнавуром и Деймоном Албарном, жизни в Париже и переезде в Россию

текст: Егор Антощенко
Detailed_picture 

13 ноября в «Известия Hall» с первым сольным концертом в Москве выступит 28-летний Бенджамин Клементин — обладатель премии Mercury, один из самых неординарных поп-музыкантов текущего момента, человек непростой судьбы и яркой биографии. Выходец из строгой католической семьи, он провел детство в западном Лондоне, затем без всяких средств к существованию жил в Париже и выступал на улицах. После выхода первого альбом «At Least for Now» к нему пришла мировая слава: наполненные литературными отсылками тексты вызывали в памяти песни французских бардов вроде Жака Бреля, а его страстный голос заставлял вспомнить о Нине Симон. Этой осенью Клементин выпустил новый альбом «I Tell a Fly» — концептуальную арт-поп-пластинку, посвященную изгоям, беженцам и чужакам. Барочные клавесинные орнаменты, сложносочиненные композиции, эксцентричные вокальные партии — на первый взгляд, не самая доступная запись раскрывается по-новому с каждым последующим прослушиванием.

Benjamin Clementine — «London»


— В детстве вы обожали английскую литературу, проводили много времени в библиотеке. Почему вы решили отправиться именно в Париж, в страну с другими языковой средой и менталитетом?

— На это были свои обстоятельства… Я не мог оставаться в Великобритании, мне нужно было куда-то уехать. Никто не мешает читать британскую литературу и заниматься ей и во Франции, как это делали Оскар Уайльд и Сэмюэл Беккет. Разумеется, Франция очень сильно отличается от Британии. Но мне повезло научиться многому у французской культуры и перенести кое-что обратно в британскую.

— Сложно ли было заводить друзей, общаться, не зная языка?

— Да, поскольку я и так не очень общительный человек. Так что я ни с кем сперва не общался — бродил, слушал, как говорят люди на улицах. Чтобы понять язык, я начал читать французскую поэзию. Я читал Аполлинера, Бодлера, Рембо, слушал таких музыкантов, как Лео Ферре и Анри Сальвадор. Я воспринимаю их как поющих поэтов.

Benjamin Clementine Charles Aznavour — «You've Got to Learn»


— Как случился дуэт с Шарлем Азнавуром, с которым вы записали песню «You've Got to Learn»?

— Азнавур — очень умный человек. Он узнал, что я часто пою его песню «Emmenez Moi» на своих концертах во Франции, пригласил меня в студию и спросил: «У тебя есть песня, которую ты хотел бы со мной исполнить?» Так мы записали «You've Got to Learn» — всего за день, за одну сессию. Но одна сессия с Азнавуром — это как тысяча сессий.

— В You Tube можно найти ролики, где вы поете соул-классику в парижском метро: «Let's Get It On» Марвина Гэя, «Ordinary People» Джона Ледженда. Соул как-то повлиял на вас?

— На самом деле я никогда не любил эту музыку. Но нужно было выживать и петь то, что нравится людям. Поэтому мне приходилось петь эти песни — они были востребованы.

Проблема с поп-музыкой заключается в том, что она нам зачастую навязана.

— А на французском вы петь не пытались? Французы же — жуткие патриоты своего языка.

— Когда я был уличным музыкантом, я не осмеливался, нет. Потом, когда я начал гастролировать профессионально, стал включать какие-то французские песни в свой репертуар.

Gorillaz Benjamin Clementine — «Hallelujah Money»


— Как вы записали песню «Hallelujah Money» с Gorillaz? Ваша музыка, скорее, тяготеет к классической эстраде, старой школе. Вы следите за последними трендами?

— Я бы не сказал, что классика — это ретро или «старая школа». Единственное, что может отличать классику от современной музыки, — жив автор или нет. Если завтра Деймон Албарн умрет, будет ли его творчество несовременным? Мне не кажется, что музыка, написанная 100 лет назад, — это «олдскул». Пока мы ее слушаем — она современна. Проблема с поп-музыкой, которую выпускают в настоящий момент, заключается в том, что она нам зачастую навязана. И мне неинтересно слушать то, что навязывает какая-то машина, которая оболванивает и порабощает людей.

— Вы сами спродюсировали свой последний альбом и сыграли на большинстве инструментов. Вам вообще близка идея коллективного творчества — совместные импровизации и так далее?

— Нет, обычно я сочиняю все сам и потом объясняю музыкантам, что нужно играть. Но говорить о том, что я все делаю сам, неправильно. «I Tell a Fly» со мной записывали 20 человек, среди которых пять звукоинженеров. Без людей, сказавших мне, какие микрофоны мне понадобятся и как их расставить, этой пластинки бы не получилось.

— Как вы обычно пишете песни, с чего все начинается?

— Я стараюсь писать каждую песню как книгу, рассказать в ней какую-то историю. Но это происходит каждый раз по-разному; спросите о конкретной песне, я вам отвечу.

Benjamin Clementine — «Phantom of Aleppoville»


— Вот, например, «Phantom of Aleppoville».

— Я подумал, как рассказать историю об Алеппо и всех ужасах, которые там творятся: убитых детях и так далее. И мне показалось, что не нужно писать конкретно об Алеппо, а вместо этого надо найти слова, пусть даже бессмысленные, которые заставят людей чувствовать примерно то же, что и жители Алеппо. Так появились все эти крики, разные голоса, которые повторяют: «Мы от тебя не отстанем, мы хотим, чтобы ты умер». Песня состоит из нескольких частей: я пытался представить просыпающегося утром ребенка, который понимает, что ему нужно бежать отсюда, потому что происходит что-то немыслимое. Затем начинается спокойный фортепианный фрагмент, а в третьей части (где Клементин поет: «Билли, вылезай из укрытия». — Е.А.) я говорю о травле. Травля, запугивание — это что-то, что испытывали все. И высшее общество, и рабочий класс. И либералы, и националисты, альт-левые и альт-правые. Это ощущение, в той или иной степени знакомое всем.

— В других интервью вы опасались, что альбом не будет хорошо продаваться. Это действительно довольно сложная работа для сегодняшней поп-музыки. Вместе с этим он вышел на мейджор-лейбле Virgin EMI. Как у вас складываются с ними отношения: они дают вам полный карт-бланш?

— Ни один артист не свободен на 100%. Пока у меня получается делать то, что я хочу делать. Я отстоял это право. Но я сомневаюсь в коммерческом успехе этого альбома не из-за лейбла, а из-за публики. Альбомы, которые сейчас покупают, — боюсь, такое я не смогу записать никогда. Чаще всего это что-то скучное или попросту тупое.

— Как появилась идея альбома «I Tell a Fly»? Вы говорили, что это история двух мух, влюбленных друг в друга.

— Все это лежало на поверхности. Образ возник из идентичности существительного «муха» и глагола «лететь». Мы все постоянно перемещаемся, летим куда-то, находимся в постоянном движении. Меня натолкнула на эти мысли формулировка в моей американской визе: «чужак с выдающимися способностями» («alien with extraordinary abilities»). Я долго не мог взять в толк, как кто-то может назвать другого «чужаком».

А в третьей части я говорю о травле.

— Вы постоянно странствуете: Лондон, Париж, два года в Нью-Йорке. Какое место вы могли бы назвать домом?

— Дом — он в сердце. Это единственное место, которое можно назвать домом. В мире много прекрасных мест: я люблю Италию, Штаты. И я серьезно думаю (это не шутка!) о том, чтобы на время поселиться в России и записать здесь следующую пластинку.

— Вы думаете о Москве или Петербурге?

— Нет-нет, о настоящей России, небольшом городе. Мне хочется узнать, что представляет собой русское общество. Насколько это все соответствует образу из книг — некогда могущественная советская империя с сильными литературными и музыкальными традициями.

— Что больше всего вас удивило или врезалось в память, когда вы раньше были в России?

— Классическая музыка. И еще классовые различия. Помню, мы оказались в метро, пробравшись через перекопанные улицы. Я увидел бездомных, которые спали прямо в поездах. А наверху неподалеку находился отель Hilton. Мне кажется, Москва в этом отношении напоминает Париж... Но мне, конечно, нужно узнать вашу страну получше. Одно могу сказать точно — у вас прекрасный чай! Мне несколько раз дарили его, и я оставался очень доволен. Я вообще большой любитель чая.

— Читали ли вы за чаем кого-то из русских писателей?

— Первое имя, которое всплывает в памяти, — это Пушкин. Мне о нем говорил мой русский друг. К сожалению, я незнаком с его творчеством — думаю, займусь этим, когда буду постарше и у меня найдется время. Но я знаю некоторые детали его биографии, то, что его прадед был африканцем. У него была очень интересная судьба, он был великим человеком!

Benjamin Clementine — «Jupiter» (live with Jools Holland)


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20242999
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20244233
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202411406
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202417986
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202422165
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202427465
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202428184