9 августа 2019Медиа
926

Сироты протеста

Психолог Ольга Маховская — о психологической подоплеке страха протестов в России

текст: Ольга Маховская
Detailed_picture© Глеб Щелкунов / Коммерсантъ
Дети и протест

Медиа играют роковую роль в формировании протестного движения. Официальные СМИ создают атмосферу нетерпимости по отношению к протестующим, независимые СМИ формируют идентичность участников и повестку дня (кто мы и за что боремся).

Образ протестующего пока похож на размытое пятно Роршаха, которое трансформируется то в приезжего гастарбайтера из Тулы, то в вайпера из Магадана, то в сердитого москвича, то в нерадивого отца, передающего своего ребенка озверелому протестанту, чтобы детским тельцем прикрыть его наглую морду.

Стигматизация протестного движения сама по себе — способ его распыления. По моим наблюдениям, недовольных много в разных возрастных, профессиональных, социальных группах. Лозунг «За справедливые и свободные выборы в Мосгордуму!» и должен задевать всех жителей столицы.

Ключевым для манипуляции сознанием населения стало слово «дети». Официальные СМИ пытались пристыдить всех участников и сочувствующих протестам, называя детьми солдат срочной службы, одетых в форму Росгвардии. Как в романе Ильфа и Петрова: бедные сиротки из приюта, братья-мордовороты… Лица их закрыты балаклавами, в руках дубинки, и бьют протестующих они не по-детски. Называя гвардейцев детками, власти пытаются умалить размах агрессии против населения. После марширующих в военной форме на День Победы малышей в детских садах граница между детьми и военными, очевидно, стерта.

Но детская тема на этом не исчерпалась. Арестован блогер, который призвал (возможно, тоже в шутку) мстить детям силовиков. Наконец, в срочном порядке, по законам военного времени, объявляют о возможности лишить прав родителей, которые с годовалым младенцем прогуливались в месте предполагаемой акции, а под видом проверки условий жизни младенца в их квартире проводится обыск (ночью!). Населению угрожают: мы отнимем ваших детей, если вы выйдете на улицы, — только пикните.

Не мирное слово «дети», а кислотное слово «сирота» проступает на свет. А это очень болезненная тема для страны с многовековым опытом сиротства и полусиротства, безотцовщины. Напомним, что тема сирот зазвучала откровенно после принятия «закона Димы Яковлева», запрещающего иностранцам усыновление российских сирот. Государство стало использовать сирот в качестве разменной монеты. Сироты удобны в управлении, поскольку они находятся в полной зависимости от государства, чутки к его волеизъявлению, подобострастны и трепетны, рады любому подаянию. Идеальные граждане для государства, которое владеет только архаичными силовыми приемами управления: директивная односторонняя пропаганда, мощная избирательная система наказаний. Слово «избирательный» означает «случайный», случайно подвернувшийся, как эта молодая пара с младенцем. Избирательный процесс в кастовом обществе заменяет избранность. Просто одним повезло, а ты никому не нужен. Вот и все выборы.

Ты никому не нужен. Советское значит сиротское

Если вы думаете, что сироты — это несчастные из детских домов, то я вас шокирую, потому что это все мы. Психологическое сиротство вымывается через несколько поколений, оно едкое, как страхи, пропитывает все тоской, неверием, вечной тревогой быть брошенным, отвергнутым, непонятым и нелюбимым. Говорят о «круге сироты», когда при живых родителях вырастает психологический сирота. Сиротство наследуется как доминантный ген. Психологическое и следующее за ним по пятам социальное сиротство — главная причина протестной пассивности россиян, которые не верят в то, что они лично могут что-то изменить.

Вялиться всю жизнь в режиме выживания — это нам ближе и понятнее. Психология неудачника и бедняка, делегирующего все права государству в лице начальников, культивировалась в советское время. Социальный контроль над частной жизнью, взаимная подозрительность, доносительство, зависть, пассивно-агрессивный тип отношений, когда на людях демонстрируется дружелюбие, а в душе — ненависть и презрение.

Я бы ненавидела все, что связано с советским, если бы не понимала, что за всеми этими комплексами мелкого суетливого деятеля и крупного вселенского неудачника стоит веками культивируемое сиротство. Все говорят о культе личности, это стало общим местом, но в связке с ним, раздуванием авторитета идеального отца (правителя) вместо отца реального, люди передают как сакральную правду из уст в уста сиротскую заповедь «Ты никому не нужен!» Ты никому не нужен, ты ничего не можешь сделать, одиночество, доведенное до градуса изгойства, один во всем космосе — хорошая психологическая почва для унижения, отъема, отказа, лжи в ежедневном режиме, а не раз от раза — может, проскочит. То, как быстро люди принимают роль фатальной жертвы, натягивают овечью шкуру, разнимают руки, клянутся в лояльности сильным и властным, шарашатся в пустоту, — свидетельство слабости, незащищенности, отчаяния сироты, за которого никто не заступится. И это мешает мне злиться, негодовать и презирать.

Психологическое и следующее за ним по пятам социальное сиротство — главная причина протестной пассивности россиян, которые не верят в то, что они лично могут что-то изменить.

Обида — обесценивание себя

Сиротская психология проявляется и в непродуктивной привычке обижаться. «Ты меня не уважаешь!» — дежурная фраза анекдотов. «Не обижай меня!» в смысле «Не отказывай, а то я обижусь». Так уговаривают выпить вместе, войти в дом, сесть за стол, выйти замуж. Редкая чувствительность и готовность обижаться — это не личностная или темпераментная особенность, а проявление выученной беспомощности.

Обесценивание самого себя стоит за обидой, но это обесценивание вначале прожито, усвоено как важный код поведения. Наших детей по-прежнему жестоко и часто несправедливо, без объяснений наказывают. Наказание направлено на личность ребенка в целом: не бранят за проступки, а унижают самого ребенка, который в силу возраста просто не справляется с заданием. В отечественной практике воспитания приказы отдаются сверху и устно, родители всегда выше по ранжиру, часто гордятся своей строгостью. О себе говорят как о Сталине — «строгий, но справедливый». Удивительно, что в годы снятия строгого социального контроля, нарастания индивидуализма, когда каждый за себя и нельзя уже делать замечание на улице чужому ребенку, родители, кажется, с радостью узурпировали общественное право на контроль и наказание, на тотальное распоряжение жизнью ребенка: мое! Отношения стали еще более вещными. Я живу возле одного из самых посещаемых детьми мест в Москве — зоопарка. Нарядные родители ведут детей с криками «Я тебя скормлю тиграм, если ты не будешь слушаться!», «Я тебя мордой об асфальт проведу, чтобы была красная, как попа у макаки». Сталин внутри родителя.

Обида сопровождается чувством подавленности, нежеланием что-то исправить. Еще одно внутреннее проявление практики репрессий — самоотрицание. «Я не умею… Я не знаю… Не знаю, смогу ли я…»

Обида «замораживает» травму, а не помогает совладать с нею. А вместе с ней «замораживается» и низкая самооценка.

Главная связка сиротских пороков — недоверие к людям и неверие в себя. Когорты социофобов, сидящие за компьютерами и зашторенными окнами, не выходящие из дома — а не то что на митинги, — гораздо опаснее для государства, чем адаптированные протестанты. Именно из таких одиночек вырастают потом Брейвики, параноики, расстреливающие десятки людей.

Я это к тому, что вы, конечно, можете прятаться от властей и санкций, но от себя не спрячешься, со своими сиротскими рефлексами придется разбираться, причем коллективно, потому что реабилитация сиротства может произойти только через восстановление прочных социальных связей.

Оглядываясь на советское прошлое стран СНГ, могу сказать: кто первый преодолеет комплекс сироты, тот и станет свободным народом, уверенным в своей миссии украсить и обогатить особенными красками эту единственную во Вселенной планету.

Исторический алкоголизм

Последствия психологического сиротства сказываются всю жизнь. Мое убеждение: базовой причиной массового алкоголизма у мужчин в России и на территории бывшего СССР является панический страх смерти, который культивируется у мальчиков. Их слишком рано готовят к войне и смерти. Рассказы и сказки о смерти героев за великую цель входят в систему подготовки потенциальных жертв.

Жертва — сирота по определению, никто ее не защитит. Думаю, сходные методы подготовки юных шахидов, идущих на верную смерть, есть и в лагерях террористов. В каком-то смысле Россия и СССР взращивали, культивировали, поощряли юных смертников. Алкоголизм можно рассматривать как жертвоприношение. Алкоголизм в России всегда окружен ореолом сакральности. Даже на свадьбах кричат «Горько!», требуя от молодоженов подсластить поцелуем горькую выпивку. Напоминают о том, что мертвые и обреченные уже стоят на спиной, требуют своей дани.

Женский алкоголизм, агрессия стали распространяться вместе с женской эмансипацией, которая проходила по мужскому типу. Агрессивные формы поведения у матерей я изучала на примере женских социальных групп — закрытых, потому что там молодые мамы общаются по-мужски, на языке грубого мата. Послеродовая депрессия несет в себе след экзистенциального ужаса смерти ребенка, невыносимой боли и непосильной ответственности за новую жизнь.

Счастье, любовь, радость, хорошая еда, одежда — все в нашей ментальности дается только как компенсация, вторично по отношению к главному — тяжелой, горькой жизни. «Урвать немного радости» — вот и все счастье, которое «миг между прошлым и будущим», как пелось в одной песне. Никто, кажется, и не собирается жить счастливо, продуктивно, без оглядки на свои промахи и бездеятельность окружения. «Все как у людей», «что людям, то и мне». «Что я, хуже других?» — поднастройка жизни по нижнему пределу.

То, как быстро люди принимают роль фатальной жертвы, натягивают овечью шкуру, разнимают руки, клянутся в лояльности сильным и властным, шарашатся в пустоту, — свидетельство слабости, незащищенности, отчаяния сироты, за которого никто не заступится.

Лишние люди: «гамлеты» против «донкихотов»

Интересно, что и в досоветские времена в высших сословиях протестные фигуры стигматизировались исключительно как «лишние люди». Мы — культура грез и стагнаций, все неортодоксальное мешает нам дрейфовать в тумане несбыточных планов и надежд.

Традицию описывать необычных и недовольных людей как «лишних» заложила литература, которая в XIX веке заменяла общественную мысль, философию, этику. Тургенев впервые поставил вопрос о конфликте поколений как проблеме «отцов и детей», вынеся ее в название романа. В 1860 году он произносит речь о символической смене поколений «гамлетов» и «донкихотов». Выбор героев-инородцев обозначал новизну, неортодоксальность взглядов новых поколений и одновременно — их чуждость и привнесенность. Молодежь 1830-х годов находила себя в трагедии Шекспира, которая в России дважды запрещалась цензурой из-за мотивов цареубийства. Пьеса шла с огромным успехом. Гамлета играл Мочалов, а ее премьера состоялась в день дуэли Пушкина.

Тургенев предложил концепцию чередования символических поколений «гамлетов» и «донкихотов». Гамлет и Дон Кихот поглотили почти все, что есть трагического и комического в человеческой натуре. Дон Кихот долго воспринимался как персонаж исключительно благородный и положительный, пример для подражания. Пушкин восторженно называл Радищева «политическим Дон Кихотом» за бесстрашие и совестливость. Роман Сервантеса был почти в каждой дворянской библиотеке. Есть данные о том, что с 1769 по 1931 год он выдержал 32 издания. Позже донкихотство стало рассматриваться как чудачество, революционерам 1905—1907 годов ставился диагноз «патологический альтруизм». С шекспировским Гамлетом в отечественной психиатрии связывали неврастению. Слабоволие «по-гамлетовски» у российской интеллигенции объяснялось влиянием репрессивной организации государственного строя.

Гамлет — это олицетворение русского интеллигента, у которого внутренние поиски парализуют действие, интеллект угнетает волевое начало. Таким образом, Гамлет и Дон Кихот из героев превратились в психически больных, и эта установка рассматривать инакомыслие как психическое заболевание, как мы знаем, сказалась и на советской практике заключения протестующих в психиатрические отделения. Любое отклонение от канона, отказ подчиняться в России оцениваются радикально и до сих пор жестоко наказываются. Особенность русских подвергать все жесткой критике, поиски истины (правды), которая ставится выше интересов личности, приводят некоторых западных психоаналитиков к выводу о моральном мазохизме русских, диктуемом православием.

Пьеса М. Булгакова «Бег» (1926—1927), а впоследствии ее классическая одноименная экранизация — фильм А. Алова и В. Наумова 1970 года — как раз о болезненном, на грани сумасшествия, уходе поколения последних «гамлетов» монархической России, тоскующих по сильному Отцу. В смерти они видят единственный способ разрешения нравственного конфликта, чувства вины перед мертвым Отцом. Для российского сознания Гамлет олицетворяет табу на убийство Отца и неизбежность наказания за отступничество. Такова сила идентификации героя со своим Отцом.

Традицию продолжил отечественный кинематограф. Классик советского кино Григорий Козинцев экранизировал одну за другой две драмы — «Дон Кихота» (1957) и «Гамлета» (1964). Гамлет Иннокентия Смоктуновского — диссидент, который в надежде на справедливую власть дерзнул пойти на конфликт с действующей властью и пошел в своей борьбе до конца. Дон Кихот в фильме Козинцева — олицетворение русского идеализма и романтизма, образ прекраснодушного послевоенного идеалиста, воплощенный Николаем Черкасовым. Если, по Фрейду, мифологический Сын стремится к отцеубийству, то в российской культуре фигура Отца оказывается более сильной и зловещей. И Петр I, и Иван Грозный убили своих сыновей. Не стал спасать своего сына и Сталин. Литературный Отец Тарас Бульба убивает Сына. Сын в качестве жертвоприношения — символ абсолютной власти Отца. В русской киноверсии «Гамлета» Сын — только инструмент отцовской воли.

В образах Гамлета и Дон Кихота персонифицирована двойственность отечественной ментальности: Гамлет и Дон Кихот находятся в отношениях Отца и Сына. Носителем абсолютного авторитета Отца является Гамлет; заблудшим, презренным Сыном — Дон Кихот. Таким образом, наследование и формирование идеологии новых поколений происходят в нашей культуре по семейному типу, как противостояние Отца и Сына.

Государство выполняет функции такого отстраненного самонадеянного отца по отношению к своим детям, путая их имена и лица, не слушая и не желая видеть дольше, чем продлится эфир прямой линии.

Дисгармоничная семья — залог сиротства

Изучение истории поколений и идеологий неизбежно сталкивает нас с культурно-исторически сформированной моделью семьи. В России это дисгармоничная семья православного типа с доминантным отцом, претендующим на роль абсолютного авторитета, но не включенным в обыденную жизнь семьи. Ни в одной западной культуре мы не встретим такого противопоставления власти отца и ответственности матери, такой дистанции между членами семьи. Дети максимально психологически удалены от отца, фактически они — сироты при живом отце.

Доминантные отцы, которые выше всего ценят свой статус и ориентированы только на другие мужские авторитеты, дают субдоминантное, зависимое потомство, сыновей, плохо ориентирующихся в мире «взрослых» мужских идеалов. Они выросли в атмосфере презрения отцов из-за эмоциональной привязанности и психологической близости к матери. Сыновья росли в грезах, несбыточных мечтах. «Гамлеты» рождают «донкихотов».

Государство выполняет функции такого отстраненного самонадеянного отца по отношению к своим детям, путая их имена и лица, не слушая и не желая видеть дольше, чем продлится эфир прямой линии.

Медиа — литература в XIX веке, кино в XX веке и ныне интернет — культивируют лишних людей, социальных и психологических сирот, вынося тему подчинения Отцу на первые полосы, в горячую повестку дня, запуская механизм ретравматизации населения, которое и так чувствует себя никому не нужным. В конце концов, и эта норма «накормить, одеть» — сиротская. «Прожиточный минимум», культивация сиротского образа жизни по-прежнему остаются скрытой стратегией политики государства.

Оно недооценивает материнский запал, не представляет, насколько агрессивной может быть мать, у которой отнимают детей. Государство проявляет интерес только к мальчикам призывного и девочкам фертильного возраста. А матери уже растят новых эмигрантов, подсказывая, куда бежать из этой бесконечной очереди за счастьем, которое не наступит никогда.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202346998
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202332363