4 апреля 2019Кино
220

«На “Метаморфозис” нас сподвиг Майкл Джексон»

Сергей Тарамаев и Любовь Львова — о своих фильмах, сценариях и грядущем сериале «Доктор Преображенский»

текст: Денис Виленкин
Detailed_picture© Екатерина Чеснокова / РИА Новости

В прокате идет «Амбивалентность» — фильм Антона Бильжо, снятый по сценарию Львовой и Тарамаева. Впервые творческий дуэт неодекадентов отдал свой материал другому режиссеру. Денис Виленкин встретился с Сергеем и Любовью, чтобы узнать, как бы выглядела эта история странной любви и психопатологии в авторском исполнении, а заодно выяснил интересные детали их прошлых и будущих проектов.

— Ваши фильмы выглядят странным анахронизмом: с одной стороны, «глянцевая» картинка Кричмана, современные реалии и обстоятельства, с другой — старомодный декадентский романтизм сюжетов, похожих на какие-нибудь салонные трагедии с Верой Холодной. Откуда такая оптика?

Сергей Тарамаев: Это наш взгляд на жизнь, она нам кажется очень эклектичной и абсурдной. И это смешение трагического и комического — просто наше восприятие. Так же видел Хармс, отчасти — Кафка.

Любовь Львова: Но при этом мир в наших фильмах абсолютно реален. А в остальном нам очень близка эстетика декаданса.

Тарамаев: Умирание и увядание красоты всегда волнуют. Мы уже несколько раз говорили, что навсегда останемся поклонниками Висконти. Хотя он совершенно аристократичен. А мы все же — хулиганы и даже порой панки.

Львова: Это даже касается выбора актеров. В «Докторе Преображенском», кстати, решение по кастингу было полностью нашим. И в нем есть уже и другая форма декаданса — нуар.

Тарамаев: Занимаясь творчеством, ты узнаешь больше о себе. С каждым фильмом мы работаем интуитивно, не рационально. Например, мы совершенно согласны с формулой Набокова, для которого искусство — это красота плюс жалость, потому что красота должна умереть.

— Вы пишете сценарий под конкретных актеров?

Тарамаев: По-разному. В основном да. Жизнь порой все меняет, заставляет делать рокировки. Но точно можем сказать, кто сыграет одного из героев нового фильма, — Владимир Мишуков. Он об этом знает и ждет, когда мы допишем (смеется). Мы с Володей дружим и, по сути, являемся теми людьми, кто вернул его к профессии. До «Зимнего пути» он после того, как закончил учебу, лет пятнадцать занимался фотографией. А мы говорим: давай сыграешь у нас гея, мы тебе глаза намажем. А он: да вы чего, у меня четверо детей. В общем, с этого все началось, а сейчас он у Миндадзе снимается.

— Как вы распределяете обязанности?

Тарамаев: Мы существуем как единый творческий организм.

— А как вы пишете? Поэпизодно?

Львова: Да, поэпизодно, кусочками. Иногда сюжет начинает сам по себе происходить. Интересно, когда ловишь вот эту стихию и уже ей не управляешь, а просто следуешь.

— То есть никакого плана и структуры нет?

Тарамаев: Люба — концептолог. У нее очень хорошо получается выводить концепты, форму. У меня есть другие преимущества. Я — поживший человек, я чувствую характер, диалог. На площадке мы функций не разделяем.

Кадр из фильма «Амбивалентность»Кадр из фильма «Амбивалентность»© «СТР-продакшн»

— «Амбивалентность» вы писали для себя?

Львова: Для себя. Мы обошли всех продюсеров, но как-то они…

Тарамаев: После «Зимнего пути» и «Метаморфозиса» продюсеры ближнего круга про нас уже знали. За полгода мы обошли всех — и нам все отказали. А вот Ася Темникова быстро все прочла, что тоже нехарактерно для продюсеров, и сказала: давайте встречаться и обсуждать. Но вопрос с финансированием всегда очень долгий, и, пока все это решалось, у нас возник «Преображенский».

Львова: Был уже набран актерский состав: Денис Шведов, Петя Скворцов. И мы не имели права бросить ребят и вернуться в «Амбивалентность».

— То есть вам просто позвонили и сказали: Любовь, Сергей, мы хотим, чтобы вы сняли для нас сериал?

Тарамаев: Так как мы сами пишущие, нам понравился сценарий Ирины Пивоваровой и Вячеслава Дурненкова. Мы отметили, что это здорово написано, там есть динамика, яркие характеры.

Львова: Потом, интересно было, что это 60-е годы. Мы до того только современное кино писали. Нашим референсом стал отчасти «Конформист», трепетала где-то «Больница Никербокер». Понятно, что Первый канал это как-то все форматировал, но зачатки там остались.

— Ваши фильмы так или иначе — о невозможности любви. Какая невозможность в «Преображенском»?

Львова: Там все очень жестко. В принципе, это сериал про художника, который вынужден работать на КГБ. Он все время пытается сопротивляться, но в итоге выхода не остается.

— Вернемся к «Амбивалентности». Сильно ли изменился фильм в руках Антона Бильжо? Хотелось все взять и переделать?

Тарамаев: Антона мы знали, потому что наш товарищ Володя Мишуков уже снимался у него в «Рыбе-мечте».

Львова: Но сначала мы не знали, что снимать будет Антон! Конечно, мы представляли все по-другому. «Амбивалентность» была ближе к стилю Ханеке.

Кадр из фильма «Амбивалентность»Кадр из фильма «Амбивалентность»© «СТР-продакшн»

— Немножко «Скрытого»?

Львова: Да! И «Забавные игры» с Корбетом. Мы представляли себе других персонажей. Не в том смысле, что ребята (Даниил Стеклов и Егор Морозов. — Ред.) нам не понравились. Но у нас было свое видение. Антон подошел к сценарию очень прилежно, снял все как написано, вплоть до ремарок. А если бы мы начали снимать, мы бы, наоборот, все разметали.

Тарамаев: Мы бы были только рады, если бы он что-то сломал, нарушил, привнес свое. Пусть нам бы не нравилось. Но в этом нарушении было бы что-то такое…

— Радикальное?

(хором) Да!

Тарамаев: В первом драфте «Зимнего пути» была психоделика с индийскими галлюцинациями на потолке в квартире Эрика, где в следах протечки на потолке герой видит лотос. И мы от этого избавились в силу каких-то финансовых обстоятельств, и фильм стал другой. Мы бы стопроцентно отказались от многих вещей в «Амбивалентности». Финал был бы иным, мать стала бы эдакой «пианисткой», которую сыграла наша любимая Изабель Юппер.

Львова: Наша интонация была не интонацией мелодрамы, главным был не любовный треугольник.

Тарамаев: Мы очень любим таких героев, как сын (Егор Морозов), — болезненных, хрупких, сломленных. Акцент в фильме был бы на нем. А здесь все сбалансировано больше в сторону мелодрамы. Мелодраму мы уважаем, но окрашиваем в такие тона, что она всегда попахивает кровью, суицидом, инцестом.

— Вы смотрели фильм про Майкла Джексона «Покидая Неверленд»?

Львова: Нет, мы не смотрели (улыбается).

Тарамаев: Но все равно готовы поговорить.

— «Метаморфозис» сперва назывался «Как Майкл», и Женя Ткачук должен был исполнять moonwalk.

Тарамаев: Мне правда приснился Майкл Джексон в космическом костюме на платформе Павелецкого вокзала, он куда-то торопился и бросил мне: «Да, Сергей, сейчас поговорим». Сон этот приснился в день его рождения. Мы пересмотрели огромное количество документальных фильмов о нем. В 90-х Джексон приезжал в Россию, в пансионат для детей с ДЦП, и ему там подарили банку компота. И сидит он в кадре такой блаженный с этой банкой… В общем, на фильм «Метаморфозис» нас очень сильно сподвиг Майкл Джексон. Конечно, поверить в святость Майкла, в то, что он просто заторможенный, оставшийся в детстве человек, очень сложно. Гораздо легче поверить в то, что он — педофил.

Кадр из фильма «Метаморфозис»Кадр из фильма «Метаморфозис»© Cinema Prestige

— Основная мысль в «Метаморфозисе» как раз в том и была, что взрослому, но обособленному, почти изолированному от мира музыканту гораздо легче найти общий язык с ребенком, чем со взрослым…

Львова: Это очень распространенное явление среди музыкантов.

Тарамаев: В классической музыке каждый третий такой, потому что они с утра до вечера сидят перед черным ящиком и ничего больше не видят. В мире кино или в мире шоу-бизнеса таких людей нет. А поскольку Джексон — это шоу-бизнес в квадрате, представить, что он злодей, проще простого.

— Во время работы над характерами героев вы общаетесь с психиатрами, психологами или психотерапевтами?

Тарамаев: Мы не работаем с психологами, мы сами уже давно находимся в пограничном состоянии (смеется). Мне, к сожалению, пришлось столкнуться с симптоматикой душевных болезней — мои родственники страдали ими долгое время. И, поскольку в этой связи приходилось много общаться с врачами, я видел, как легко пациенту провести врача. Как трудно разобраться в болезни и на каком примитивном уровне находится наша психиатрия.

Львова: Когда мы общаемся с творческими людьми, все проходит адекватно. Но если мы приходим к врачу-неврологу, он думает: «Этих людей надо послать к психиатру». Хотя мы себе кажемся нормальными в сравнении все с теми же классическими музыкантами.

Тарамаев: Поэтому «Амбивалентность», где герои учатся на психиатров, была как раз суммированием нас, результатом сложения протагонистов наших предыдущих фильмов — Эрика и Алексея Сенина.

Кадр из сериала «Доктор Преображенский»Кадр из сериала «Доктор Преображенский»© Первый канал

— Мне кажется, самый ироничный момент «Амбивалентности» в том, что герои, которые учатся лечить психику, абсолютно не могут разобраться в себе.

Львова: В «Преображенском» у нас врачи тоже слегка больны. Герой Дениса Шведова находится в предынсультном состоянии после военной травмы, все время падает в обморок. Герой Амбарцума Кабаняна — у него так называемый синдром летчика, проблемы с венами. Персонаж Алексея Маслодудова — алкоголик. И вот подумаешь: ну так же не бывает, не все врачи такие. А недавно приходим в одну клинику — Сережа говорит: посмотри! Один ногу подволакивает, следующий какой-то скособоченный. Врачи все больные!

Тарамаев: Да, это к разговору о гротеске и театральности. Жизнь действительно гипертрофированно гротескная! Если вы увидите всех этих врачей в одном коридоре...

— Это ж чистый Рой Андерссон.

(хором) Да, абсолютно!

Тарамаев: Но мы так все видим. Гротеск жизни. Гримаса.

— Скажите, а как пришла в «Амбивалентность» Ольга Цирсен?

Львова: Ольга — актриса и сопродюсер. А с Асей они уже были знакомы до проекта.

Тарамаев: Мы стали думать сразу, как использовать качества Ольги (Ольга Цирсен — бывшая модель и балерина). Она прекрасно танцует, и мы бы это сняли. Барабаны, например, в сценарии возникли, потому что мы знаем, что Петя Скворцов, под которого писалась роль, прекрасно играет на барабанах, и героя даже в сценарии зовут Петя. Скворцов — вообще наша большая гордость. Мы его впервые увидели, когда ему было 13 лет — в театральной студии. Мы его вытащили, сделали с ним пробы для нашего первого сценария.

Львова: Права на него купил Сергей Ливнев. Действие истории происходило в Калмыкии, и там был мальчик 13 лет.

Тарамаев: Шли годы, мы писали, писали и снимали. Петя рос, снялся в «Ученике». И вот мы затащили его в «Преображенского». Он играет у нас Зорина, оппонента Преображенского. Дерзкого молодого хирурга, модника, этакого Мика Джаггера. Петя Скворцов, конечно, наше альтер эго, как и Женя Ткачук.

Львова: Ну да, нам-то самим в душе лет по тринадцать.

Тарамаев: По четырнадцать, допустим. Петя сам говорит про себя, что он из шестидесятых, и это чувствуется: он лишен конъюнктурности, лишен всех плохих актерских качеств.

— А ваш сценарно-режиссерский дебют, «Зимний путь», вы сразу хотели сами снимать? Или искали режиссера?

Львова: Я училась на четвертом курсе ГИТИСа, а Сережа был в театре. Мы стали смотреть много киноклассики, каждый день по несколько фильмов. Фассбиндер в тот момент нас направлял: «Американский солдат», «Кулачное право свободы». Сережа ушел из театра, и у нас появилась идея фикс — самим снимать кино. Почему-то мы решили, что для этого мы сами не должны сниматься или как-то контактировать с миром российского кинематографа 2000-х. Жили странно. У нас была программа песен 30-х годов, мы с ней выступали, но недолго.

Тарамаев: На самом деле, это был страшный период. Самое главное, что нужно было сделать (это я прочел уже недавно в одной буддистской книжке), — дать умереть чему-то старому, чтобы родилось что-то новое.

Львова: Да, а сначала мы вообще не знали, как к фильму подступиться, и начали писать методом буриме. Одну страницу Сережа пишет и оставляет какой-то зазор, потом я пишу. У нас получилось нечто странное, и из этого родился фильм «Край»; это было, кстати, еще до фильма Учителя.

Тарамаев: Да, мы его Учителю принесли и показали, но не то чтобы он позаимствовал.

— Ага, просто немножко понравилось название...

(хором) Да!

Тарамаев: С этого и началось. Самонадеянность и отвага.

Львова: Сценарий «Края» был про двух клоунов в Калмыкии. Мы были там на осмотре натуры, сделали пробы, вернулись, денег не хватало, и фильм отложили.

— А есть какие-то нереализованные тексты?

Тарамаев: Три.

Львова: А когда «Зимний путь» подошел, мы поняли, что либо делаем его, либо не делаем ничего. Сомневались — может быть, мы ошиблись и вообще идем не той дорогой. И вдруг стало складываться: мы пришли к Боре Хлебникову, он сказал, что надо снять пилот, мы его сняли. Перед «Зимним путем» стали возникать всякие сложные моменты. Например, Сереже предложили роль в сериале за 200 тысяч долларов. Встал выбор. Но Сережа отказался от этой роли, и все кончилось благополучно. Как только определились, пришел в фильм Миша Кричман, нашелся продюсер, все завертелось.

— Расскажите про продюсера. Почему у «Зимнего пути» не сложилось с фестивалями?

Тарамаев: Правда очень простая. Продюсеры были дебютантами, как мы, а инвестор — вообще энергетик. Нам помогали, фильм отсылался.

Львова: Но отсылался в общем потоке. Наверное, когда фильм шлют кому-то лично, на него обращают больше внимания.

Тарамаев: Спустя время я понимаю, что это тоже было своеобразным «зимним путем», но нашим, режиссерским. Когда фильм поцеловал борта всех уходящих фестивалей, он оказался на неделе русского кино в Лондоне. Главой жюри в том году был Йос Стеллинг, и он дал приз «Зимнему пути». Нам как победителям предоставляли двухнедельный прокат в Лондоне, в самом центральном кинотеатре, — и мы профукали этот прокат в Лондоне просто потому, что всем было некогда поехать, все оказались заняты.

— А почему не сложилось с фестивалями у «Метаморфозиса»?

Тарамаев: С «Метаморфозисом» нас просто не взяли. Фильм не восприняли. Так тоже бывает. Мы очень переживали, что на «Метаморфозисе» у нас не получилось поработать вместе с Мишей Кричманом. Это было трагедией для нас. Следующую историю мы обязательно хотим снять вместе, подстроиться под его расписание.

— А на кого вы ориентировались, создавая «Зимний путь»? Кто вас вдохновлял?

Тарамаев: Стэнли Кубрик, конечно. «Заводной апельсин». Женя Ткачук — это же Алекс. Он — юный Макдауэлл.

Кадр из фильма «Зимний путь»Кадр из фильма «Зимний путь»© «Мика Фильм»

Львова: Ну и Пина Бауш вдохновляла, конечно. Как мы сцену придумали в клубе: Миша Кричман уехал дней на пять, и у нас был перерыв. А наш механик камеры Егор взял камеру…

Тарамаев: Да, Егор говорит: «Помните, у Гаспара Ноэ титры крутые? Может, мы в клубе попробуем сделать что-то такое?» И мы включили эти титры из «Входа в пустоту», а Женя читал стихи Джима Моррисона. Кричман сказал, что вышло круто.

Львова: А потом мы убрали текст, и получилось то, что получилось.

Тарамаев: И если говорить о декадентстве, то это, конечно, Висконти.

Львова: Еще Вернер Шрётер.

— Какова основная коллизия «Зимнего пути»? Социальная или сексуальная?

Львова: Сексуальная, конечно.

Тарамаев: Мы думали, что по сравнению с Ван Сентом и Фассбиндером это такой детский сад, и не считали, что мы — какие-то бунтари. Нас волнует эмоция. Несправедливость не политическая, а человеческая. Как человек готов увидеть любую патологию, кроме какой-то чистоты.

— Несоответствие чувственности внешнему миру — это ж как раз Висконти!

Львова: Но мы совершенно не подумали о политической подоплеке гей-романа.

Тарамаев: А Боря Хлебников как раз предупреждал, что никто не даст нам денег на фильм. С этой темой бесполезно соваться. По сути, он оказался прав. Павел Семенович Лунгин проявил интерес, но деньги мы получили от человека, вообще не связанного с кинопроизводством.

— А кому пришла в голову идея сделать танец под «Love Song» Koudlam?

Львова: Нашему механику. Он был на его концерте и знал, что это сработает.

Тарамаев: Мы не знали Koudlam, но это оказался неподдельно искренний электронный панк. И в новом фильме мы тоже хотим его использовать. Ну вот — помимо декаданса есть еще и панк.

Львова: Кстати, недавно мы услышали песню одной рок-группы, и у нас родился сюжет.

— А что за песня?

Львова: «Dream Brother» Джеффа Бакли. Рабочее название будущего фильма пока такое же — не знаем, как на русский перевести; дописываем пока сценарий.

Тарамаев: Герои — два человека, не юных (им примерно по 35 лет), которые не являются родными братьями, у них параллельные жизни, но многое их объединяет.

Львова: И в начале фильма мы узнаем, что один из них — маньяк, но кто именно, мы не показываем.

Тарамаев: Кино как раз в ключе «Зимнего пути», бедное, но очень радикальное.

Львова: Это немножко и «На игле».

Тарамаев: На днях как раз встречались с Мишей Кричманом и обсуждали с ним фильм.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202353415
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202337281