Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20243946В прокат выходит «Разжимая кулаки» — второй фильм Киры Коваленко, одной из выпускниц кавказской мастерской Александра Сокурова. Его сценарий написан в соавторстве с Антоном Ярушем, который работал также и над «Теснотой» Кантемира Балагова. Наталья Серебрякова поговорила с Антоном о том, как он проделал путь от Уралмаша до берлинской школы.
— Как вы вообще познакомились с выпускниками кабардино-балкарской мастерской Сокурова? Вы же окончили ВГИК, верно?
— Да, сценарную магистратуру. Мы дружили с Кирой Коваленко на Фейсбуке и ни разу в жизни не встречались. Там же мне написал Кантемир (Балагов. — Ред.) и сказал, что ищет сценариста; Кира дала ему мой контакт. Я отправил ему свои сценарии, на тот момент студенческие, он мне показал свои короткометражные фильмы, и мы решили делать «Тесноту».
— А до магистратуры чем занимались?
— Я вырос в Екатеринбурге, в районе Уралмаш, самом, наверное, криминальном в 90-е. Точнее, в той его части, которая называется ШКЗ — Шувакишский кирпичный завод, где каждый день обворовывались квартиры, умирали наркозависимые и вообще была очень мрачная атмосфера. Но меня родители нагрузили кружками, чтобы я не шатался: музыкальная школа, танцы, все вот это...
После девятого класса я ушел в юридическую гимназию и поступил в юридическую академию, но быстро понял, что это совсем не тот путь, по которому я хочу идти. Меня благополучно отчислили на втором курсе, через год я поступил на философский факультет Уральского федерального университета, отучился там два года и перевелся на арт-менеджмент в Санкт-Петербургский университет культуры и искусств. Окончил его и понял, что не знаю, что делать дальше.
Уехал в Европу, прожил там какое-то время и уже по возвращении понял, что я хочу заниматься кино. Сценаристом я становиться не собирался, я хотел поступать на режиссуру в Берлинскую академию кино. Не случайно хотел туда. Я всегда любил кино берлинской школы, австрийцев.
Учил язык, готовился к поступлению, но мне отказали в студенческой визе. Надежды рухнули, и я просто зашел на сайт ВГИКа, узнал, что есть сценарная магистратура, и поступил туда.
— «Теснота» была вашим первым фильмом?
— Это был мой большой дебют. Так же как и дебют Кантемира, оператора Артема Емельянова, Даши Жовнер. И уже на съемочной площадке «Тесноты» мы начали работать с Кирой. Тогда это был другой сценарий, история трех братьев. Когда мы закончили писать, Кира поняла, что она уже опередила эту картину, как будто уже сняла ее у себя в голове, — и ушла думать над другой, но некоторые характеры сохранила.
Заниматься «Кулаками» я пришел уже, наверное, спустя полгода работы Киры с Любой Мульменко: у них что-то не сложилось, такое бывает. Кире был нужен свежий взгляд. Так появился я.
— Как вы с режиссерами работали над сценарием? Как распределялись обязанности?
— Кантемир пришел ко мне с идеей криминальной драмы. И в разговоре мы поняли, что хотим сконцентрироваться на отношениях внутри семьи, которая переживает трагедию. Я начал писать, мы обсуждали историю, работали над сценами, несколько из которых Кантемир написал сам. Удивительно, но мы не созванивались ни разу, все решали в чате Фейсбука. За пять-шесть месяцев плотной работы нам удалось создать сценарий, прочитав который, Александр Николаевич Сокуров просто спросил у Кантемира, готов ли он снимать, есть ли у него силы. Кантемир сказал: «Да».
— «Кулаки» сняты на осетинском — а сценарий вы с Кирой писали на каком языке?
— Сценарий был написан на русском. У нас был очень хороший переводчик с русского на осетинский, и Кира на площадке просто слушала интонацию актеров и так определяла для себя — работает или нет. Сама Кира, как и я, не говорит на осетинском языке. Но в Осетии семьи, которые живут в небольших городах, говорят как на русском, так и на осетинском. Язык, как культурный код, нужно было использовать. Артистам на осетинском было проще думать, проще подключаться к своему герою: в картине же всего два профессиональных актера — главная героиня и ее отец, остальные — непрофессионалы. Вообще-то и первый фильм Киры «Софичка» был снят на языке его героев — на абхазском.
— Мне показалось, что диалоги в фильме играют второстепенную роль и драматургия больше опирается на язык тела, на пластику героев.
— Да, мы изначально с Кирой говорили о том, что если можно не говорить, если можно невербально показать отношения между людьми, то мы будем следовать этому пути. Больше работать на движении, чем на словах. В фильме действительно диалоги очень точечные, там больше чувственности жестовой, оценочной, в виде взглядов, прикосновений, объятий.
— Сценарий вы пишете как литературный — или в общепринятой сегодня американской манере?
— В американской манере, но что мы понимаем под литературным сценарием? Если это описание атмосферы с обилием прилагательных, то это не перекладывается на визуальный ряд, в этом нет движения. Кино — это движение. Движение героя, его развитие. Поэтому все описательные вещи, цветовые решения, художественные — это больше работа режиссера, чем сценариста. Но если какие-то детали важны, они, конечно, прописываются в сценарии. А так чем больше глаголов, тем лучше. «Пошел, сделал, взял, укусил, поел» — как-то так примерно.
— Как вообще вы работали с осетинским материалом? Ездили туда?
— В Осетию не ездил, я читал осетинские пьесы разных годов и был близко знаком с осетинской семьей, в которой три брата. Тема контроля, по сути, присутствовала и там. Эти личные истории, которые наблюдала Кира, которые наблюдал я — конечно, не с той степенью погруженности, как она, — послужили материалом для фильма. Мы не можем говорить о том, что так устроена жизнь в Осетии вообще. Но очевидно, что ситуация там куда хуже, чем здесь. С правами. Особенно с правами женщин.
— И в «Тесноте», и в «Разжимая кулаки» есть мотив инцестуальной связи между братом и сестрой. Или нет?
— Нет. Этого нет ни в «Тесноте», ни в «Кулаках». Это просто те чувственность и телесность, которые наблюдала Кира, это ее личный опыт. Ту же чувственность — конечно, не в той концентрации — наблюдал я. Просто героям проще объяснить что-то друг другу объятием, чем словами. Нарушена вербальная коммуникация. Родители не слышат детей, дети не хотят слышать родителей, братья и сестры, по сути, тоже не слышат друг друга. Это не только проблема кавказских регионов, это вообще проблема нашей реальности. Москва, Питер, деревня, Дальний Восток… Несмотря на такое количество средств коммуникации и гаджетов, люди разучились общаться друг с другом. А возможно, и не умели.
— В начале разговора вы упомянули свою любовь к «берлинцам» и австрийцам, и это такие холодные фильмы, холодные режиссеры... А ваши фильмы чувственные, особенно «Разжимая кулаки». Это эффект режиссуры?
— Безусловно, это заслуга Киры как режиссера: она работала на площадке с актерами, она добивалась от них всей этой чувственности. Но в сценарии это тоже все было: объятия, удушающие или сближающие, кулаки. Но, кстати, я не могу сказать, что фильмы «берлинцев» или Зайдля холодные. Они просто тихие.
— Вы же недавно еще написали сценарий для Григория Добрыгина...
— Да, у нас сейчас прошла премьера на «Кинотавре». Картина называется «На близком расстоянии». И она получилась тихая. Мне всегда хотелось сделать такое кино, понаблюдать, затоптать сюжет. В главной роли — Ксения Раппопорт. Еще там играет мальчик, которого Гриша нашел среди курьеров доставки. Гриша сам проработал там некоторое время, чтобы больше прочувствовать характер работы и людей, занятых этим. Кроме этого у меня еще готов фильм, который мы делали с Тамарой Дондурей, он ждет своего часа.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20243946Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20245445Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202412216Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202418734Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202419385Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422118Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202422881Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202427993Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428188Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202428825