Антон Яруш: «Нарушена вербальная коммуникация, люди разучились общаться»

В прокат выходит «Разжимая кулаки» — второй фильм Киры Коваленко, одной из выпускниц кавказской мастерской Александра Сокурова. Его сценарий написан в соавторстве с Антоном Ярушем, который работал также и над «Теснотой» Кантемира Балагова. Наталья Серебрякова поговорила с Антоном о том, как он проделал путь от Уралмаша до берлинской школы.

— Как вы вообще познакомились с выпускниками кабардино-балкарской мастерской Сокурова? Вы же окончили ВГИК, верно?

— Да, сценарную магистратуру. Мы дружили с Кирой Коваленко на Фейсбуке и ни разу в жизни не встречались. Там же мне написал Кантемир (Балагов. — Ред.) и сказал, что ищет сценариста; Кира дала ему мой контакт. Я отправил ему свои сценарии, на тот момент студенческие, он мне показал свои короткометражные фильмы, и мы решили делать «Тесноту».

— А до магистратуры чем занимались?

— Я вырос в Екатеринбурге, в районе Уралмаш, самом, наверное, криминальном в 90-е. Точнее, в той его части, которая называется ШКЗ — Шувакишский кирпичный завод, где каждый день обворовывались квартиры, умирали наркозависимые и вообще была очень мрачная атмосфера. Но меня родители нагрузили кружками, чтобы я не шатался: музыкальная школа, танцы, все вот это...

После девятого класса я ушел в юридическую гимназию и поступил в юридическую академию, но быстро понял, что это совсем не тот путь, по которому я хочу идти. Меня благополучно отчислили на втором курсе, через год я поступил на философский факультет Уральского федерального университета, отучился там два года и перевелся на арт-менеджмент в Санкт-Петербургский университет культуры и искусств. Окончил его и понял, что не знаю, что делать дальше.

Уехал в Европу, прожил там какое-то время и уже по возвращении понял, что я хочу заниматься кино. Сценаристом я становиться не собирался, я хотел поступать на режиссуру в Берлинскую академию кино. Не случайно хотел туда. Я всегда любил кино берлинской школы, австрийцев.

Учил язык, готовился к поступлению, но мне отказали в студенческой визе. Надежды рухнули, и я просто зашел на сайт ВГИКа, узнал, что есть сценарная магистратура, и поступил туда.

— «Теснота» была вашим первым фильмом?

— Это был мой большой дебют. Так же как и дебют Кантемира, оператора Артема Емельянова, Даши Жовнер. И уже на съемочной площадке «Тесноты» мы начали работать с Кирой. Тогда это был другой сценарий, история трех братьев. Когда мы закончили писать, Кира поняла, что она уже опередила эту картину, как будто уже сняла ее у себя в голове, — и ушла думать над другой, но некоторые характеры сохранила.

Заниматься «Кулаками» я пришел уже, наверное, спустя полгода работы Киры с Любой Мульменко: у них что-то не сложилось, такое бывает. Кире был нужен свежий взгляд. Так появился я.

— Как вы с режиссерами работали над сценарием? Как распределялись обязанности?

— Кантемир пришел ко мне с идеей криминальной драмы. И в разговоре мы поняли, что хотим сконцентрироваться на отношениях внутри семьи, которая переживает трагедию. Я начал писать, мы обсуждали историю, работали над сценами, несколько из которых Кантемир написал сам. Удивительно, но мы не созванивались ни разу, все решали в чате Фейсбука. За пять-шесть месяцев плотной работы нам удалось создать сценарий, прочитав который, Александр Николаевич Сокуров просто спросил у Кантемира, готов ли он снимать, есть ли у него силы. Кантемир сказал: «Да».

— «Кулаки» сняты на осетинском — а сценарий вы с Кирой писали на каком языке?

— Сценарий был написан на русском. У нас был очень хороший переводчик с русского на осетинский, и Кира на площадке просто слушала интонацию актеров и так определяла для себя — работает или нет. Сама Кира, как и я, не говорит на осетинском языке. Но в Осетии семьи, которые живут в небольших городах, говорят как на русском, так и на осетинском. Язык, как культурный код, нужно было использовать. Артистам на осетинском было проще думать, проще подключаться к своему герою: в картине же всего два профессиональных актера — главная героиня и ее отец, остальные — непрофессионалы. Вообще-то и первый фильм Киры «Софичка» был снят на языке его героев — на абхазском.

— Мне показалось, что диалоги в фильме играют второстепенную роль и драматургия больше опирается на язык тела, на пластику героев.

— Да, мы изначально с Кирой говорили о том, что если можно не говорить, если можно невербально показать отношения между людьми, то мы будем следовать этому пути. Больше работать на движении, чем на словах. В фильме действительно диалоги очень точечные, там больше чувственности жестовой, оценочной, в виде взглядов, прикосновений, объятий.

— Сценарий вы пишете как литературный — или в общепринятой сегодня американской манере?

— В американской манере, но что мы понимаем под литературным сценарием? Если это описание атмосферы с обилием прилагательных, то это не перекладывается на визуальный ряд, в этом нет движения. Кино — это движение. Движение героя, его развитие. Поэтому все описательные вещи, цветовые решения, художественные — это больше работа режиссера, чем сценариста. Но если какие-то детали важны, они, конечно, прописываются в сценарии. А так чем больше глаголов, тем лучше. «Пошел, сделал, взял, укусил, поел» — как-то так примерно.

— Как вообще вы работали с осетинским материалом? Ездили туда?

— В Осетию не ездил, я читал осетинские пьесы разных годов и был близко знаком с осетинской семьей, в которой три брата. Тема контроля, по сути, присутствовала и там. Эти личные истории, которые наблюдала Кира, которые наблюдал я — конечно, не с той степенью погруженности, как она, — послужили материалом для фильма. Мы не можем говорить о том, что так устроена жизнь в Осетии вообще. Но очевидно, что ситуация там куда хуже, чем здесь. С правами. Особенно с правами женщин.

— И в «Тесноте», и в «Разжимая кулаки» есть мотив инцестуальной связи между братом и сестрой. Или нет?

— Нет. Этого нет ни в «Тесноте», ни в «Кулаках». Это просто те чувственность и телесность, которые наблюдала Кира, это ее личный опыт. Ту же чувственность — конечно, не в той концентрации — наблюдал я. Просто героям проще объяснить что-то друг другу объятием, чем словами. Нарушена вербальная коммуникация. Родители не слышат детей, дети не хотят слышать родителей, братья и сестры, по сути, тоже не слышат друг друга. Это не только проблема кавказских регионов, это вообще проблема нашей реальности. Москва, Питер, деревня, Дальний Восток… Несмотря на такое количество средств коммуникации и гаджетов, люди разучились общаться друг с другом. А возможно, и не умели.

— В начале разговора вы упомянули свою любовь к «берлинцам» и австрийцам, и это такие холодные фильмы, холодные режиссеры... А ваши фильмы чувственные, особенно «Разжимая кулаки». Это эффект режиссуры?

— Безусловно, это заслуга Киры как режиссера: она работала на площадке с актерами, она добивалась от них всей этой чувственности. Но в сценарии это тоже все было: объятия, удушающие или сближающие, кулаки. Но, кстати, я не могу сказать, что фильмы «берлинцев» или Зайдля холодные. Они просто тихие.

— Вы же недавно еще написали сценарий для Григория Добрыгина...

— Да, у нас сейчас прошла премьера на «Кинотавре». Картина называется «На близком расстоянии». И она получилась тихая. Мне всегда хотелось сделать такое кино, понаблюдать, затоптать сюжет. В главной роли — Ксения Раппопорт. Еще там играет мальчик, которого Гриша нашел среди курьеров доставки. Гриша сам проработал там некоторое время, чтобы больше прочувствовать характер работы и людей, занятых этим. Кроме этого у меня еще готов фильм, который мы делали с Тамарой Дондурей, он ждет своего часа.

Понравился материал? Помоги сайту!