13 августа 2018Театр
169

Весенне-летний призыв

Памяти Дмитрия Брусникина

текст: Алена Карась
Detailed_picture© Григорий Собченко / Коммерсантъ

О логике подлой смерти судить невозможно. Но судить ее все-таки нужно. В череде смертей последних лет, не говоря уже о последнем весенне-летнем призыве, смерть Дмитрия Брусникина — какая-то совсем уж подлая. Она кромешно завершила удар по тем, кто утверждал в отечественном искусстве верность реальности и правде, верность памяти и совести. Не буду обновлять страшный мартиролог, который в сердцах всех, кто их знал и ценил. Два чувства живут во мне с того мгновения, когда подлая SMS в метро известила о Диминой смерти. Одно охватило сразу — чувство резко накренившейся реальности, которая опрокинулась куда-то, оставив в пустоте. Другое пришло следом — священный ужас сродни восторгу: не уходят ли от нас те, кто получил особое призвание в неведомом нам мире? Сплоченный отряд избранных, исполненный многих дарований, из которых совесть и ответственность — важнейшие.

Ответственность, связанная с пониманием миссии, лежала и лежит на них, рожденных сразу после смерти Сталина.

Дима, как оказалось, был важнейшим звеном этого поколения, которое кто-то назвал «потерянным». Несправедливо. Он окончил мастерскую Олега Ефремова в 1982 году и вошел в мхатовскую труппу со своими товарищами. Многие были уже взрослыми, озаренными опытом. Так и хотел Олег Николаевич, искал в них равных себе личностей. Миша Мокеев в режиссерской группе, Саша Феклистов, Рома Козак, Саша Смирнов, Дима… На этом же курсе — Яна Лисовская, Вера Сотникова, Маша Брусникина, Полина Медведева… Тут к ним примкнула табаковская Лена Майорова.

Их первые театральные работы стали моим юношеским каноном, опытом осознания себя в цепи времен. Каждый из них был прекрасен, но герой там был один — Дима. Романтический, наполненный изнутри какой-то трепетной, чуть сентиментальной чувствительностью, высокий, тоненький и сильный, он нес в себе классическое представление о герое как о носителе харизмы, социальной, гражданской, нравственной миссии — и одновременно как о романтическом красавце, тревожащем сердца юных дев. Жаль, никто не предложил ему тогда роль Сида.

Будучи еще школьницей, я увидела его Александра Ульянова в пьесе Саши Ремеза «Путь». Забудьте об именах и жупелах. Спектакль был о другом. Милый, но хрупкий интеллигентский дом и его гордость — старший сын, дерзновенный, сильный, но уже раненый будущей своей судьбой. Оттого и трагической, что ее носитель имел пылающую совесть. Таким предстал передо мной Дима и сразу поразил. Дипломной работой Валерия Саркисова руководил Анатолий Васильев, в те годы тесно связанный с МХАТом (о его работе в «Соло для часов с боем» и репетициях «Короля Лира» с Андреем Поповым, прерванных смертью выдающегося актера, ходили легенды).

Не уходят ли от нас те, кто получил особое призвание в неведомом нам мире? Сплоченный отряд избранных, исполненный многих дарований, из которых совесть и ответственность — важнейшие.

Любимый ученик Ефремова, Дима (и не он один) очень ценил эти уроки другого мастера. Это было поколение пылающего советского распада, и все они были чувствительны к тому, что сулило спасение от маразма. Вырастали с надеждой на обновление и с ранним опытом утрат. Так, как они, во МХАТе раньше не играли. Брусникин был идеальный Алексей Турбин в спектакле Николая Скорика. Козак, Майорова, Феклистов, Смирнов, Белозеров, Варчук — все они играли с чувством пронзительной, острой тоски по утраченному дому русской культуры. Но доминантой, стержнем этого дома был Брусникин. Весь спектакль и Димина роль особенно были наивным, но яростным манифестом нового — и, как оказалось, трагического — поколения. Лена Майорова, булгаковская Елена Прекрасная, — вся полет, бесстрашие и надрыв — ушла раньше всех, буквально сгорев в огне в 97-м. В 2010-м, тоже сгорев, но уже в переносном смысле, ушел Рома.

А тогда, на рубеже 90-х, им пришлось стать мостом между разрывающимися на глазах эпохами. И все сильнее становилось ясно, что героическое начало было в Диме не проявлением амплуа или театральной позой, а глубокой человеческой сутью. Все более и более уникальной.

Спустя годы он все больше брал на себя ответственности — как и положено герою. Почти отказавшись от собственной актерской судьбы, направил всю энергию и любовь на студентов. И сделал это так, чтобы не превращать Школу-студию МХАТ в склеротическую цитадель традиций. Здесь они и встретились — «Театр.doc» и его студенты, вскоре ставшие «Мастерской Дмитрия Брусникина».

В начале 2010-х он предпринял важнейший для будущего шаг — молодые адепты Художественного театра отправились осваивать территорию подлинной, а не фиктивной реальности. Изучая технологию verbatim, с которой работали Угаров и Гремина, они пытались соединить ее с русской театральной школой. А заодно пробовали себя во всем, что создает личность, — писали пьесы, снимали видео. Открывали себя прошлому и будущему. Пели Высоцкого, читали Введенского и Хармса, осваивали новейшие тексты. Брусникин мечтал, чтобы его студенты были чувствительны к самым острым формам и принципам игры. В итоге на современной сцене появилось новое явление — «брусникинцы». Каждый их новый спектакль становился событием в театральной Москве и за ее пределами. Они только-только вошли в «Практику» и готовились стать открытой площадкой для новых экспериментов.

Чтобы пережить ощущение леденящего рока, нависшего над всеми, кто отстаивает принцип реальности, я придумала миф об этом исходе. Пытаясь преодолеть разрыв между правдой и ложью, который стал непоправимо большим, Брусникин и его товарищи по весенне-летнему призыву предпочли остаться с реальностью, а не с видимостью. Это, в свою очередь, потребовало предельной радикальности, то есть — смерти. И теперь в настоящей реальности живут они. А мы — здесь. Но только на время. Так и знайте: наши мертвые нас не оставят в беде. Затем и ушли.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20247101
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202413664
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202418278
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202423506
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202425104