Линор Горалик: пять историй про локальное

Я тебе, моя хорошая, желаю — красоты, да? Любви, да? Большого кавказского здоровья, визу российскую надолго...

текст: Линор Горалик
Detailed_picture© Colta.ru

...Вот, скажем, года полтора назад предприниматель П. и его партнер, тоже П., купили под Питером маленький умирающий консервный заводик. Решили делать бренд «Шпроты петербуржские». Ну а что, килька же, и вообще патриотизм. Купили они этот заводик совсем за бесценок, потому что к этому моменту почти все сотрудники заводика разбежались — включая директора, специалистов по закупкам и пр. Ну, с сырьем как-то справились, конвейер перезапустили, осталось закупить жесть для банок на квартал вперед. Жесть им тоже предложили, очень недорого, тоже с разорившегося заводика, и по площади ее хватало даже больше чем на квартал — на полгода. Получалось, что предприниматели П. и П. уже через пять месяцев выйдут в плюс и вообще. Завезли жесть на завод. И тут выяснилось, что она толщиной 1 мм. Очень дешевая, да, но 1 мм. И технолог им, конечно, говорит: ребята, вы вообще консервную банку-то видели? Тогда предприниматель П. говорит предпринимателю П.: слушай, ну он рисуется перед новым начальством, это понятно, я ему ласково скажу: так и так, мы ваше мнение услышали, но делать будем из этой жести, всё. Сказал, технолог тоже ласково отвечает: так и так, я ваше пожелание услышал, но за результат отвечать не буду. Так и договорились. Первая партия составила 14 000 банок. В банке было 180 грамм килек. Банка весила 790 грамм. Хуже того — в нее не входил консервный нож. Не входил вообще, никак, никакой. С помощью молотка входил, но не двигался, миллиметр жести, ну правда. Одну банку предприниматель П. кинул в стену, другою несколько раз ударил себя по голове, как применить еще 13 998 банок — было совершенно непонятно. Предприниматель П. предложил ночью утопить их в Неве, на что предприниматель П. рассудительно сказал, что одну хочет сохранить — как пресс-папье. И тут все стало хорошо складываться, и через месяц 790-граммовые банки, практически все, разъехались по бесчисленным сувенирным магазинам Москвы, Питера и окрестностей. Этикетки на них были ровно те, какие и планировались: «Шпроты петербуржские из отборной российской кильки». 180 грамм, маркировки и т.п. Пресс-папье, рекомендованная отпускная цена — от 450 до 950 рублей. Продавались эти пресс-папье ни шатко ни валко, лежали тихонько на складах, но понемногу расходились все-таки — покупателям страшно нравилось, что они выглядят совсем как настоящие. О том, что внутри шпроты, не знал ни один человек, кроме предпринимателей П. и П. Они же устроили изнурительный брейнсторминг, но так и не смогли придумать, в какой ситуации этот факт может обнаружиться. А главное — на банках написан срок годности даже, ну правда. Словом, получились медленные деньги вместо быстрых, но это о'кей. И интересный креативный кейс, и о чем вспомнить. И тут санкции. И предприниматель П. говорит предпринимателю П.: «Сережа, ты только не ори на меня сразу, ты просто подумай про это». А предприниматель П. говорит: «Паша, ты рехнулся. Миллиметр, Паша». А Паша говорит: «Ну не продавать, хорошо, давай просто для себя, давай сложим их у меня в гараже. Давай, Сережа. Я чувствую, это важно». А Сережа говорит: «Миллиметр, Паша». А Паша говорит: «А у меня багор есть».

...Вот, скажем, литератор К., не очень уже юный человек, во время поездки в Иерусалим заболевает зубом. И решает, что во время прогулки по Старому городу зайдет в первую попавшуюся стоматологическую клинику, и заходит. Там врач, тоже уже не очень юный, в черном костюме, в талите, в черной кипе, с седыми пейсами, серьезный человек. Смотрит в рот литератору К. так, смотрит эдак и вдруг спрашивает: «А вы женаты?» «Не знаю», — честно говорит литератор К., чья личная жизнь в этот момент устроена так, что он и правда не знает. «Ну что ж, — говорит врач, — тогда будем рвать».

...Вот, скажем, джазовая певица А. отправляется с мужем и ребенком по-быстрому отдохнуть в Турцию. В какое-нибудь место, где нет вот этих вот наших соотечественников. Вот этих вот пьяных драк на пляже, истошных воплей: «Алик, ты сдуре-е-е-ел? Иди сюда-а-а-а-а н-н-н-на!» Ну, понятно. Друзья назвали им небольшой городок, куда туристы не заезжают, квартирка по Airbnb, никаких жутких сувениров, чистый пляж, все хорошо. И вот они приезжают, райское утро, местные кафешки, ни по-русски, ни по-английски никто, кроме квартирной хозяйки, не говорит, но все такие милые, объясняются на пальцах, от младенца приходят в экстаз, пляж чистый, вода прозрачная, и в пятидесяти метрах от раскинутого джазовой певицей А. и ее мужем лежбища начинаются адские вопли. С одной стороны бегут какие-то мужики, с другой бегут мужики, страшный ор, кто-то зачем-то рвет с себя футболку, какая-то тетка что-то неразборчиво орет на турецком в телефон, но там явно присутствует «н-н-н-н-на!» Кто-то кого-то уже отпихивает, кто-то явно рвется в гущу, кто-то на кого-то наседает. И джазовая певица А. с мужем подхватывают младенца и сматываются от этой нарастающей драки, настроение испорчено, они еще немножко гуляют по городу, но так, без особой радости, и все уже какие-то неприветливые, и рыба мелкая, и на пальцах ничего непонятно, и ребенок куксится, и они говорят о том, что дело-то, видимо, не в соотечественниках, а в genius loci, свойствах места, это, может быть, место всех портит, а не мы такие нехорошие, это в воздухе что-то, в воде, в исторических обстоятельствах, может, даже в какой-то биохимии. Приходят домой, а там им хозяйка квартирная говорит: «Ну? Ну? Вы видели, что сегодня было на пляже, а? Каков мой племянник-то, а? Рванул с себя футболку — и прыг в воду! А жена его “скорую” вызвала, а когда та приехала — так люди уже и искусственное дыхание этому бедняжке сделали, и обсушили его, и одежду ему дали, и плечо перевязали, своими ногами в скорую сел».

...Вот, скажем, красивый солидный человек нежно говорит кому-то по телефону: «Я тебе, моя хорошая, желаю — красоты, да? Любви, да? Большого кавказского здоровья, визу российскую надолго...»

...Вот, скажем, друзья поэта Щ. рассказывают, что в 1990-х годах у нее был проект по перевозу всех поэтов в Новую Зеландию, чтобы они там привольно паслись на злачных пажитях, творили, делали простую работу. И поэт Щ. написала соответствующий документ-манифест и отправилась с этим документом к пресс-атташе Новой Зеландии. Пресс-атташе Новой Зеландии внимательно этот документ прочитал, но сказал, что ему все понятно, кроме вопросов целеполагания. «Но как же, — сказала поэт Щ., — чтобы они там привольно паслись на злачных пажитях, творили, делали простую работу...» «Но ведь это так далеко...» — сказал пресс-атташе Новой Зеландии с тоской.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320812
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325933