Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20242619Фотограф Денис Синяков уже две недели находится в СИЗО Мурманска. Он снимал историю об активистах «Гринпис» на судне Arctic Sunrise, а после попытки вывесить баннер с буровой платформы «Приразломная» всех, кто был на корабле, арестовал российский суд, и Синякова не защитил статус журналиста — наравне со всеми он обвиняется в пиратстве. Во вторник, 8 октября, у Дениса апелляция — адвокат будет добиваться меры пресечения, не связанной с арестом.
— Денис — фрилансер, он не является штатным фотографом ни одного издания. Тем не менее он фотожурналист. Как так получилось?
— Его творческий путь начался с того, что он работал в одной из московских новостных газет. Потом работал стрингером в Agence France-Presse: то есть снимал для них, но не был в штате. Потом работал там же фоторедактором, позже — фотокорреспондентом. Через некоторое время он получил предложение работать в Reuters и работал там около пяти или шести лет. Это было, пожалуй, семейное решение, что хватит, надо уходить оттуда и заниматься проектами, которые тебе интересны. Ведь в агентстве как: ты просыпаешься утром, и тебе сообщают, что сегодня будешь снимать, например, Лаврова. И ты сидишь и снимаешь. А Денис чувствовал потребность снимать свои истории, которые ему нравятся. Но на них не хватало времени.
— Получается, у него широчайший круг интересов: он снимает и войну, и быт трудовых мигрантов, и жизнь ненцев на Ямале...
— Фотографы оказываются в тех местах, где обычный человек не побывает. Кто иначе узнает, что в пяти тысячах километров от Москвы живут люди в чумах по своим устоям и традициям, едят сырую рыбу, передвигаются на лыжах? То же самое — про войну... Или вот есть такое место в России — километрах в трехстах от Москвы — его каждый год затапливает в половодье. Жители там передвигаются на лодках... Денис знал об этом месте, но, пока он работал в агентстве, у него не хватало времени туда приехать и это снять. А когда уволился, наконец снял про это красивую историю.
— Ты была свидетелем его профессионального роста от самого начала? Сколько времени вы знакомы?
— Мне кажется, всю жизнь... На самом деле около семи лет. Мы познакомились, когда он только перешел в Reuters.
— Денис в основном работает в командировках, часто уезжает?
— Да. Но снимает и события, происходящие в Москве, — в основном для российских изданий.
— Были ли раньше случаи, когда Денису во время работы грозила опасность?
— Для меня «опасность» — это когда могут ранить, например. Если иметь это в виду, то да. Он был в Южной Осетии, в Турции, в Афганистане несколько раз... По-настоящему страшно было, когда он снимал в Южной Осетии. Там совершенно не было связи — только фото он мог передавать по спутнику, это стоит огромных денег. И знать о том, что с ним происходит, я могла только по фотографиям Дениса. Мы договаривались так: я каждый вечер прихожу домой, подгружаю фотографии. Если свежие фото Дениса Синякова на лентах есть — значит, он жив и все хорошо.
Картинки Pussy Riot у него нет, и он сильно меня за это винит: это я его тогда не пустила.
— А проблемы с законом были?
— Его несколько раз задерживали на акциях в Москве, но каждый раз — минут на 20—30. Как только он говорил, что он журналист, его, естественно, сразу отпускали. Сейчас этого не произошло.
— Ты следила или следишь сейчас за политическими процессами — «Болотным делом», делом Pussy Riot?
— Не могу сказать, что живу какой-то общественной жизнью и очень интересуюсь: да, я тоже ходила одно время с белой ленточкой, но активно свою позицию не выражала. И все-таки, поскольку Денис часто с этими событиями сталкивался, мы их обсуждали. Случилось так, что история с Pussy Riot оказалась мне близкой. Денис знал, что девчонки должны устроить акцию в храме Христа Спасителя: он делал историю про Pussy Riot. Но этой картинки у него нет, и он сильно меня за это винит: это я его тогда не пустила. У меня были срочные дела, я попросила его остаться с ребенком. Мы спорили, я говорила: «Они каждую неделю это делают, а мне сейчас надо уехать!» Для World Press Photo и других журналистских премий как раз этой картинки ему и не хватает. Ну кто же знал заранее!
— Денис давно дружит с «Гринпис». Он разделяет их взгляды?
— Да. Он доносит до меня всякие основы зеленого мира: пытается заставить меня выключать воду, пока я чищу зубы, раздельно собирать мусор... Мы ходили на некоторые события «Гринпис»: несколько лет назад, когда было много лесных пожаров, они собирали каштаны и желуди в парке, чтобы посадить новые деревья. Один из этих желудей мы посадили в горшок, он зиму у нас рос, а весной мы высадили росток в Коломенском. Это было в тот же год, когда у нас родился сын. Мы назвали дерево, каштан, «Вася» — в честь сына — и до сих пор ездим его поливать. А на участке у нас растут кедры: окрепнут немного, и мы их высадим в лесу.
— Дружить с героями своих снимков — это нормально?
— Я на примере расскажу. После того как Денис закончил историю с мигрантами, он подумывал о том, чтобы снять историю про наркоманов. Ему очень хотелось познакомиться с такими людьми, чтобы они пустили его в свою жизнь. Добиться этого, покупая им наркотики, можно, но профессиональные журналисты так не поступают.
Я его спрашивала: «Вот родители-наркоманы, у них маленький ребенок. И они лежат в несознанке, а малыш ползает по ним и хочет есть. Ты что будешь делать?». Если ребенок будет умирать с голоду, то Денис его, конечно, покормит. Но если он просто ползает в мокрых штанах, Денис ничего не сделает, его задача — документировать. То же самое — на войне. Когда привозят раненых, Денис, естественно, не снимает, а бросается помогать. Они ведь мучаются, а если перевезти их в госпиталь быстро, можно спасти им жизнь.
— Ты говоришь о грани невмешательства, которую Денис не переступал.
— Никогда. Это его позиция, я очень горжусь этим.
— На суде Денис подтверждал, что был на Arctic Sunrise журналистом?
— Да, конечно. Я смотрела видео с суда: Денис держался уверенно, он был убежден, что его отпустят, потому что он журналист. Для него арест был полной неожиданностью и шоком. Он пытался сохранять спокойствие, но я видела в его глазах полное непонимание, что происходит.
— Насчет документов, удостоверяющих его журналистский статус: были ли они у Дениса с собой?
— Я точно не знаю, была ли у Дениса с собой пресс-карта «Ленты.ру». Но дома ее нет, из чего я делаю вывод, что она там, но могла исчезнуть, когда без присмотра обыскивали корабль. По поводу редакционного задания: работа фрилансера отличается от работы штатника. Когда где-то горит дом или происходит стихийная акция, он просто звонит в редакцию: «Привет, там дом горит, я снимаю?» «Конечно, снимай», — отвечают ему: это и есть редакционное задание. Такое задание было у Дениса, они созванивались с главным редактором «Ленты.ру», его фото (с акции на «Приразломной». — Ред.) они опубликовали. Сейчас у нашего адвоката уже есть оформленное надлежащим образом редакционное задание. Да, на судне его не было, потому что так не принято делать. Да и по закону эта бумага не обязательна.
Мы назвали дерево, каштан, «Вася» — в честь сына.
— Про твое душевное состояние скажи пару слов.
— Я никогда не думала, что в такой ситуации окажусь. Мне хочется верить, что я держусь достойно и делаю все, что в моих силах. Несколько дней назад мы обсуждали это с друзьями и пришли к выводу, что такие ситуации дают тебе понять, что на самом деле важно в жизни. По сути, важны только человеческие отношения: любовь близких, поддержка друзей.
Мы с Денисом сейчас строим дом. И до его отъезда много спорили о том, какую сделать в нем лестницу. Один раз мы так ругались на эту тему, что он остановил машину, хлопнул дверью и ушел. А сейчас — да хоть вообще будет дом без лестницы, какое это имеет значение!
— А сын знает что-нибудь?
— Он еще маленький (три года. — Ред.). Когда все случилось, я пыталась ему объяснить: «Твой папа в тюрьме где-то далеко, ему плохо...» Он переспросил:
— Где папа, в темноте?
— Ну да, — говорю, — в темноте.
— Ему плохо... Его бабаки обижают?
— Да, его обижают собаки.
Так что Вася уверен, что папа в темноте борется с собаками. Самое важное, о чем сын меня спрашивает по нескольку раз в день: «Но папа же сильный, смелый, он всех собак распугает?» Мне немного тяжело с ним об этом говорить, но, в общем, сын тоже уверен, что все разрешится хорошо.
— Что сейчас предпринимается, чтобы Денису помочь?
— После моей поездки в Мурманск и после большой работы команды «Гринпис» у него есть теплые вещи и все, что ему нужно. Осталось только передать книги. Он на корабле не дочитал «Шоколад» Джоан Харрис, очень хочет дочитать. А я пытаюсь над всей этой ситуацией немножко посмеяться, поэтому купила ему «Пиратов Карибского моря», «Остров сокровищ»... Только напрямую передать их Денису не удастся: книги можно только отдать в библиотеку СИЗО, и заключенные оттуда смогут их брать.
Во вторник будет апелляция на арест Дениса, на ней мы будем предлагать судьям любые варианты: домашний арест, залог, подписку о невыезде из Мурманска — только чтобы он не находился в тюрьме.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20242619Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20243502Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202411107Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202417687Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202418388Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202421064Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202421873Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202426981Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202427202Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202427979