3 марта 2014Общество
114

Вторжение в Крым и «повелители мух»

Александр Морозов о языке вторжения

текст: Александр Морозов
Detailed_pictureЖители Симферополя на митинге у здания Верховной рады Автономной Республики Крым© Александр Миридонов / Коммерсантъ

Завтра в Москву прилетит Александр Эткинд. А мы с ним давно хотели встретиться и поговорить. Если бы встреча была раньше, то мы, вероятно, говорили бы о его книге «Внутренняя колонизация» или о «хлыстовщине в русской революции», но в эти дни я написал ему: будем говорить о том, что можно назвать «языком вторжения», о дискурсе войны, насилия и конфликта. Поскольку мы — свидетели исторического случая. Применительно к России мы давно не видели, чтобы язык конфликта быстро превращался в политическое действие, в которое вовлечены миллионы людей. В жизни нашего поколения был Афганистан. Но связь языка и действия там была другой. Было принято военно-политическое решение, просто объявленное населению. Никакого патриотического угара оно не вызывало. Конечно, это объяснялось совсем иным устройством «публичной сферы» при старом режиме. Сейчас у многих из нас, тех, кто знаком с русской публицистикой первых месяцев войны 1914 года, напрашиваются сравнения с сегодняшним днем: выдающиеся русские умы, авторитетные литераторы и философы писали в те дни тексты, которых позже они стыдились. Но это сравнение тоже слишком условное. Потому что в начале ХХ века население империи было еще в массе своей аграрным и объясняло происходящее («немец напал») на языке, почти не связанном с языком образованных классов. Сегодня ситуация другая: в сетях говорят миллионы. И поэтому язык живет как бы сам собой. В социальных медиа, как гигантские косяки рыб в океане, плывут не люди, не «пользователи», а произносимые ими слова. И вот на наших глазах такой огромный косяк слов поплыл в направлении Украины. И вместе с этим косяком поплыл и политический класс, по своему сознанию ничем не отличимый от рядовых пользователей «ВКонтакте» или Фейсбука.

И одновременно поплыли «объясняющие метафоры». Политический язык, как известно, вообще ближе к той «рациональности», которая содержится в поэтическом строе речи. А Ханна Арендт или Козеллек вообще сказали бы, что метафора лежит в основе рациональности, потому что в метафоре и происходит «прибавление смысла».

Участники митинга в центре ПетербургаУчастники митинга в центре Петербурга© РИА «Новости»

Простой пример. В течение двадцати лет различные круги в России употребляли выражение «русскоязычное население» применительно к жителям соседних стран, образовавшихся после распада СССР. Это выражение имело и политическую проекцию, но маргинальную — например, у Конгресса русских общин в 90-е гг. Позже, в нулевые, у него появилась и официальная проекция — «Русский мир». С обновленной концепцией культурной работы за рубежом. В политическом классе этот концепт «русскоговорящие» медленно плыл. Хотя Россия вовсе не «империя», а де-факто такой же обрубок СССР и Восточного блока, как и остальные страны постсоветского пространства, и не более чем «обычная восточноевропейская страна», на территории которой — тоже большие диаспоры ныне свободных государств, «русскоговорящие» за рубежом — в массовом языке социальных медиа, в политической публицистике, в речи представителей политического класса (депутатов, сенаторов) — стали быстро превращаться из граждан (с разным статусом) других государств в аналог «фольксдойче». В политический инструмент новой имперской политики. Судя по сетям, за нулевые годы выросло целое поколение подростков (ныне уже занявших первые начальственные должности), которые ментально уже вообще не видят никакого «суверенитета» у других государств, а «русскоговорящих» считают прямо своими «соотечественниками». Да и сами эти «соотечественники» довольно часто, судя по тому, что они пишут в социальных медиа, восторженно относятся только к политике «суверенной России». Иначе говоря, благодаря сетям довольно быстро сложился какой-то реальный когнитивный «фольксдойче». И вот его существование в 2014 году сделало тему военного вторжения на Украину совершенно по-новому звучащей. Ведь, если вспомнить, еще пять лет назад сценарий «быстрой и победоносной войны с Украиной» встречался только в сочинениях фантастов и выглядел как «вообще абсурдный». Теперь же наличие «фольксдойче» как феномена языка заставляет ранее вполне вменяемых людей писать и говорить о «русском Крыме» не в культурном, а уже в военно-политическом смысле. То есть на языке «аншлюса». На наших глазах в течение нескольких месяцев в русских социальных медиа в направлении Крыма проплыл многомиллионный косяк слов: «У Украины никогда не было государственности». А вслед за ним и косяк: «У хохлов и вообще не может быть государственности». Причем проплыл он уже не в условиях виртуального «троллинга», то есть буллшита, бессубъектной брехни, а в контексте конкретных планов политического и военного вмешательства... Как неожиданно на наших глазах «русскоговорящие» превратились в «фольксдойче» как субъектность. И одновременно как быстро украинцы оказались лишены субъектности! И как быстро эти формы языка овладели умами всего политического класса России!

В начале 2014 года в России мы стали свидетелями движения языка, о котором лишь читали — у Клемперера, у Лидии Гинзбург. Позднесоветский опыт, который застало наше поколение, был совершенно другим. Для нас, как мне кажется, это первый опыт встречи с эпидемическим распространением языка вторжения. Опыт наблюдения за тем, как сомнамбулически целое общество может отступить в когнитивные недра подросткового мышления, утратить черты «совершеннолетия» в кантовском смысле.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202347998
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202333241