1 марта 2016Общество
288

Воркута: смерть по плану

Тимур Олевский («Настоящее время») о гибели людей в шахте «Северная»

текст: Тимур Олевский
Detailed_pictureРабочие шахты «Северная» в Воркуте, 26 февраля 2016 г.© Владимир Юрлов / Коммерсантъ

В моем воображении Воркута казалась куда больше, чем она в реальности. Я никогда там не был, и все, что знаю, — это что в ней есть шахты, как в Донецке. Только в вечной мерзлоте. Само слово «Воркута» вызывает очень широкие ассоциации, и удивительно, что там живет всего 60 тысяч человек. И практически все они так или иначе связаны с углем.

Уголь в Воркуте добывает «Северсталь». Вот что пишет в группе «ВКонтакте» Сергей Проскуряков, машинист горных выемочных машин на шахте «Северная»: «Хотелось бы рассказать всем, что на самом деле творится у нас на шахтах. Это богом забытое место, руководство предприятия творит все, что ему угодно, чтобы заработать больше денег. Много нарушений техники безопасности выработки горных пород. Например, общеизвестный факт, что у нас на шахте подкручивали датчики, фиксирующие содержание в воздухе газа метана. По указанию начальства приборы настраивали так, чтобы они не зашкаливали и показывали цифры, которые соответствуют норме. В действительности содержание метана в шахте значительно выше, чем того требуют правила безопасности. Теперь те, кто давал указания подкручивать датчики, пусть посмотрят в глаза родственникам погибших шахтеров». Собственно, это все, что нужно знать о добыче угля в Воркуте, чтобы понять, почему авторы петиции против администрации компании призывают ее публично расстрелять.

В воскресенье я позвонил одному из авторов петиции против руководства «Северстали». Записал разговор с довольно очевидными ответами, о чем она и зачем. Наталья рассказывала мне, что шахты надо закрыть, что люди гибнут в них постоянно. Не всегда сразу такое количество жертв, но смерть не отдыхает ни на минуту. В конце, уже собираясь положить трубку, спросил: «А ваш муж где работает?» «Он шахтер», — каким-то упавшим голосом ответила Наталья. «А что, он согласен с вами, что надо шахты закрыть?» — «Нет, муж не разделяет моего мнения. Он говорит, что если шахты закрыть, ни у кого вообще не будет работы». — «А если он погибнет?» — «Он говорит: если я погибну, вы же получите компенсацию, так что не надо волноваться». — «Скажите, а как он отдыхает, если все время идет на работу, думая о том, что погибнет за компенсацию? Он как-то особенно себя ведет?» — «Нет, тихо себя ведет». Вот, собственно, и весь разговор.

В Воркуте это история про страшное терпение. В таком месте ничто не должно от этого отвлекать.

Мой коллега Григорий Туманов описал свои впечатления от страшной истории с женщиной, которая отрезала голову четырехлетнему ребенку: «Всегда самые страшные преступления — про мотив которых ни черта не понять. Я не понимал и не понимаю, что случилось тогда с Евсюковым, когда он устроил бойню в супермаркете, не понимаю, какого рожна эта няня сотворила этот ужас, не понимаю до сих пор, кому и зачем понадобилось убивать Немцова. Самое жуткое, что очень часто даже после наказания виновных ответов не появляется». И здесь, в Воркуте, тоже нет и не будет ответов.

Мне даже не приходит в голову спрашивать, почему Россия не вложила в Воркуту деньги для какого-то другого развития этого края. Разве куда-то вложила? Там, где добывающие компании России достают что-то из земли, умирает все, кроме самой добычи. И счастье живущих зависит уже только от климата, способа добычи и добавленной стоимости. Уголь в этом смысле — самый несчастливый товар, северный особенно.

Донецким шахтерам было в чем-то проще: у них был выбор уйти из забоя в ополчение или уехать в другой украинский город — ни с чем, но живыми, два часа на автобусе. Но сами они остановиться не могли, многих остановила война. У шахтеров в Воркуте нет своего местного ополчения, разве что поехать в Донбасс.

В Воркуте это история про страшное терпение. Мне кажется, в таком месте ничто не должно от этого отвлекать. Люди готовы умирать по плану, чтобы всем вместе не потерять работу. Может быть, если шахты закрыть, Воркута исчезнет. Но она не исчезнет.

Мы все в этой Воркуте, без ответов, поэтому она кажется такой огромной.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320746
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325862