«У университетов отбирают последние крохи, определявшие их самостоятельность»

В понедельник, 15 февраля, в Российском государственном гуманитарном университете состоится заседание ученого совета, на котором в открытом (или закрытом) режиме будут (или не будут) утверждены фамилии кандидатов на должность ректора. Дальше по регламенту список претендентов, поддержанных в стенах университета, поступает в Министерство образования и науки. С волей ученого совета министерство — по закону — может поступить как угодно: утвердить одного из кандидатов или проигнорировать всех и назначить человека, чье имя в ходе бурной предвыборной кампании ни разу не звучало.

Можно с уверенностью сказать, что ученый совет, которого в вузе ждут с таким нетерпением, не поставит точку в шумной истории нынешних выборов ректора РГГУ. Дело уже давно не только в фамилиях людей, претендующих на высокий пост. Бурная предвыборная кампания, протекающая в правовой невесомости, обнаружила проблемы, которые еще совсем недавно можно было старательно не замечать. Главная из них сводится к тому, что российские вузы шаг за шагом теряют автономию: с точки зрения министерства, университет — такая же клеточка в системе, как ПТУ или ясли.

Почему именно РГГУ? Не в последнюю очередь потому, что за этим вузом не стоит генетический советский страх. Университет, придуманный Юрием Афанасьевым и его единомышленниками, — детище новой эпохи, многим обязанное атмосфере 1990-х и само эту атмосферу во многом определившее. Сюда собрали великих и лучших, чтобы позволить им быть свободными. Оказывается, даже двадцать пять лет спустя, когда многих из великих уже давно нет в живых, а на дворе совсем другая эпоха, привычку чувствовать себя свободным забывают не все.

Эта предвыборная кампания началась незаметно для самих преподавателей в декабре 2015 года, когда на заседании ученого совета, уже приученного к послушанию, было принято спущенное министерством решение изменить устав вуза. Теперь для утверждения ректора достаточно закрытого заседания ученого совета — старый устав, никем не отмененный, но в одном из главных пунктов утративший силу, требовал для утверждения кандидатов на пост ректора созыва преподавательской конференции. Юридический казус примечателен сам по себе: декабрьский ученый совет принял решение, превышающее его полномочия, и теперь любой итог избирательной (точнее, «избирательной») кампании может быть объявлен незаконным.

Худшим сценарием развития событий будет тот, при котором сохранится статус-кво. Это будет демонстрацией внутренней слабости, люди будут чувствовать, что их обманули. Им будет сказано: вы ничего не можете, и тогда мы вам пришлем кого-нибудь еще.

Все случившееся после выглядит следствием этой установки на тотальную закрытость. В фокусе внимания, увы, оказались не программы шестерых претендентов на ректорское кресло, а сопровождавшие кампанию скандалы: обвинения в подкупе участников предвыборной гонки (необоснованные) и в давлении на членов ученого совета (подтвержденные). Были написаны письма и антиписьма — одни с призывами соблюдать закон, другие с требованиями не выносить сор из избы. Чем дальше, тем громче раздаются голоса, утверждающие, что в этой чехарде ученый совет не проголосует ни за кого и министерству не останется ничего другого, как продлить полномочия действующего ректора Ефима Пивовара и просить его подготовить преемника. Нынешний ректор РГГУ и без того задержался в своем кресле на два года дольше положенного, поэтому с 2014-го к его имени накрепко приклеились буквы «и.о.» — и теперь это надолго. Уверенных в том, что именно для этого бесконечного «и.о.» Ефима Пивовара и его команды весь сыр-бор затевался, достаточно.

Вряд ли стоит удивляться тому, что точка в этой истории не будет поставлена ни 15 февраля, ни в день, когда (и если) Министерство образования и науки назовет имя утвержденного кандидата. С событиями последнего месяца предстоит жить не только РГГУ — слишком очевидно, что подобные испытания ждут другие российские вузы, и не только вузы. Логика чиновника-«учредителя» с логикой свободного сообщества профессионалов столкнется на наших глазах еще не раз. Но университет еще и потому не ясли и не ПТУ, что готов говорить о своих проблемах открыто.

Собеседников для этого разговора мы выбирали не по принципу поддержки того или иного кандидата, а по масштабу имени и работ. О проблемах в университете и за стенами университета с COLTA.RU поговорили:

Николай Павлович Гринцер, доктор филологических наук, заведующий кафедрой классической филологии Института восточных культур и античности РГГУ, директор Школы актуальных гуманитарных исследований РАНХиГС;

Константин Юрьевич Ерусалимский, доктор исторических наук, профессор кафедры истории и теории культуры Отделения социокультурных исследований РГГУ;

Дина Махмудовна Магомедова, доктор филологических наук, заведующая кафедрой русской классической литературы, заслуженный профессор РГГУ;

Сергей Юрьевич Неклюдов, доктор филологических наук, профессор, научный руководитель Центра типологии и семиотики фольклора РГГУ.

Личное

С.Ю. Неклюдов
В РГГУ я работаю четверть века, пришел по приглашению первого ректора Юрия Николаевича Афанасьева в составе команды, которая занималась строительством университета. Совершенно не преувеличиваю своей роли в этом строительстве, но какое-то мое участие в нем все же было. Все, что здесь происходит, является моим глубоко личным делом. Даже сейчас, когда университет находится не в лучшем виде, я считаю, что это все равно очень хороший университет. Мне он дорог, и очень не хотелось бы, чтобы с ним что-то произошло совсем плохое. Вокруг довольно много катастроф, которые разрушают ранее существовавшие институции разного рода, так что поневоле становится страшно.

Д.М. Магомедова
Я была приглашена в РГГУ Галиной Андреевной Белой в 1991 году. Вместе с ней мы, мои коллеги и я, создавали историко-филологический факультет с его уникальными программами, с особой атмосферой дружества и научной требовательности. Это лучшие годы моей жизни, это — вместе с собранием сочинений Блока, над которым я и сейчас работаю, — лучшее, что было со мной как с педагогом и как с ученым. И все, что происходит в университете, касается меня. Хочу, чтобы мы преодолели нынешний кризис и нашли возможность развиваться.

Н.П. Гринцер
В этом университете я проработал больше двадцати лет, создал кафедру. РГГУ — существенная часть моей жизни и остается таковой. Здесь действительно сделано многое, что я считаю своими главными достижениями, если таковые вообще имеются. Увы, это не первый кризис в нашем университете. Три года назад я был одним из тех, кто писал альтернативную программу развития РГГУ. Ее проигнорировали, хотя формально она вроде бы была одобрена и руководством университета, и даже самим министерством.

К.Ю. Ерусалимский
Для меня РГГУ — это мои учителя, ставшие теперь коллегами и друзьями. О многих не побоюсь сказать, что они классики, а я счастливчик, что мне выпало слушать и учиться у них. Я поступил на историко-филологический факультет на заре его существования и прежде всего должен сказать о той неформальной оранжерейной атмосфере, за которую нужно благодарить первого декана Галину Андреевну Белую и всех наших научных наставников. Мы были свидетелями большой и разделенной любви больших личностей и ученых к своему делу. Сразу после аспирантуры и защиты кандидатской я вернулся в университет, где работаю уже больше десяти лет в атмосфере взаимного уважения, дружбы и любви. Конечно, РГГУ — огромная часть моей жизни и моего жизненного опыта.

Операция «Преемник»

Д.М. Магомедова
Какое выращивание преемника, о чем вы? Во всех этих разговорах о преемнике слишком много недоверия, если не сказать — презрения, к тем, кто должен сам иметь право на свободное волеизъявление. Чувствуется вот это знаменитое «не твое дело, иди за мной».

Наихудший вариант сейчас — замораживание ситуации. Увы, нынешние управленцы университета не хотят и не умеют уйти достойно. Членов ученого совета втайне уговаривают ни за кого не голосовать, а портить бюллетени, — если ни одна кандидатура не будет предложена, министерство оставит действующего ректора. Если мы сейчас окажемся бессильны хотя бы одному кандидату дать 50% плюс один голос, с нами останется прежняя команда. А вот этого уже почти никто не хочет. Последние пять лет для нас были настолько депрессивными, что этого уже не хочет никто.

Н.П. Гринцер
Мне вообще кажется странной модель «ректор, воспитай себе преемника». Понимаю, что она в известной мере действует во всей стране, но почему университет должен ее воспринимать как руководство к действию и даже бежать впереди паровоза?

Меня беспокоит, что чем дальше, тем больше наша ситуация сводится к вопросу: а зачем менять статус-кво? Но какова бы ни была процедура, она направлена на обновление.

Министерство, осуществляя образовательную реформу, ставит некие цели. Они даже могут быть хорошими: разве кто-то против того, чтобы зарплата преподавателя превышала что-то там в два раза — при всей нереальности этих показателей. Но один идет к этой цели за счет выделения приоритетных программ. А другой будет просто увеличивать нагрузку, сокращать ставки и писать в отчетах, что профессор зарабатывает 80—90 тыс. рублей. Вы понимаете, конечно, что на полную ставку профессора — 900 учебных часов в год — никто не работает, это физически невозможно. Слабое руководство вуза, которое идет по такому пути, вполне может устраивать министерство, но совершенно не устраивает самих преподавателей. И надо сказать, что в программах многих кандидатов на должность ректора РГГУ этот вопрос основной — как соединить достижение финансовых показателей вуза с нормальными условиями работы для сотрудников.

Да, нынешняя ситуация — показатель управленческой деградации. Полагаю, что худшим сценарием развития событий будет тот, при котором сохранится статус-кво. Это будет демонстрацией внутренней слабости, люди будут чувствовать, что их обманули. Им будет сказано: вы ничего не можете, и тогда все остается как есть. Или: вы ничего не можете, и тогда мы вам пришлем кого-нибудь еще. Ни с моральной, ни с организационной точки зрения это неприемлемо. Не говоря уже о том, что если бы университет бесконечно шел вверх, тогда еще о чем-то можно бы было говорить. Но кризис сказывается — люди уходят. Преподаватели, и так работающие на доли ставки из-за непомерной нагрузки, дальше, скорее всего, будут искать другие возможности самореализации. Открывается некоторая бесперспективность процесса. Если остается статус-кво, значит, Минобр, ученый совет считают, что это нормально. А мы считаем, что это ненормально.

К.Ю. Ерусалимский
Нет, не думаю, что нынешний ректор останется. Все-таки Ефим Иосифович Пивовар — человек, причастный к демократической формуле собственного избрания. Понятно, что уже в 2006 году процедура содержала достаточно карикатурных элементов и была во многом пародией на демократию. Помню, как сам Ефим Иосифович благородно отвернулся и не смотрел в зал, когда голосовали за него. Были такие, кто голосовал против, и в этом не было ничего странного или неправильного.

Оставить сейчас ректора, чей срок полномочий истек два года назад, — вот это было бы абсурдным. Если выборы, потребовавшие от участников таких усилий, оказываются фарсом и приводят к продлению полномочий Пивовара — это равносильно тому, чтобы подписаться под полным отсутствием доверия в свой адрес.

Говорят, что остаться у власти хочет прежде всего команда нынешнего ректора: им, дескать, есть что терять. Да, действительно, это невероятные зарплаты, это небо и земля по сравнению с тем, что получают преподаватели и научные сотрудники. Но это уже замечено. И сам факт того, что это замечено, мешает им пользоваться их любимой солидаристской риторикой: у нас общее дело, мы — корпорация, мы — единое сообщество. О том, что говорить так неприлично, они, к счастью, уже догадались.

Нас уже проректор Безбородов предупредил, что начнут проверять содержание учебных программ. Если кто-то решит, что он лучше меня знает, как преподавать литературу Серебряного века, пусть он и преподает — я уйду.

Уже одно то, что сотрудники ректората десятилетиями занимают свои должности, — признак нездоровья. Нужно сохранять приличия. В конце концов, за нами тоже есть право голоса, мы не будем терпеть это.

Если в университете остаются только начинающие преподаватели, инструкторы, говоря языком американской образовательной системы, если уходят очередными волнами профессора — вся ответственность ложится на руководство. При нынешней схеме реформирования за считанные годы университет может опуститься до уровня колледжа, потерять целые факультеты. Может быть, им это и нужно. Но это будет уже не наш университет. Если эти люди узурпируют права и докажут нам, что важнее их должности, их полномочия, а не усилия преподавателей и научных сотрудников, это будет означать, что не нужен такой РГГУ. И тогда РГГУ возникнет где-нибудь в другом месте. Тот, другой, и будет настоящим, а с этим останется одно название.

Университетские вольности

С.Ю. Неклюдов
По-моему, неправильно устроен сам ученый совет. В принципе, в нашей стране ученые советы, в которых совмещены должности председателя совета и ректора, — это бессмыслица. Совет превращается в декоративную инстанцию, которая только и может штамповать решения администрации. Чтобы ученый совет был ученым советом, он должен стать независимым законодательным органом внутри университета — по тому принципу, по которому должны делиться законодательная и исполнительная власти, вообще говоря, где угодно. И это чрезвычайно важно. Увы, мы идем от этого в другую сторону.

Университет, теряющий свои свободы, перестает быть университетом. Вся европейская культура, в том числе и Россией созданная, построена на культуре университетов. Терять это, сдавать это — терять самих себя. Очень печально.

К.Ю. Ерусалимский
Министерство целиком отвечает за атмосферу страха, которую пытается навязать сообществу ученых. Большинство программ, обнародованных по ходу этой кампании, — это программы, изуродованные министерскими требованиями. Милые, симпатичные коллеги, с которыми мы находим общий язык по самым разным вопросам, вынуждены говорить откровенные глупости о построении властной вертикали в университете, о необходимости борьбы с экстремизмом, о том, что университет должен создать подотчетный министерству наблюдательный совет. Министерству пора отказаться от ряда своих полномочий. Именно министерство несет всю полноту ответственности за грубое нарушение наших прав в декабре прошлого года. Удивительно, что никто в России не замечает этого откровенного хамства по отношению к людям, которые на самом деле занимаются и так чуть ли не благотворительностью. То, что мы здесь зарабатываем, те перспективы, которые для себя выстраиваем, те социальные гарантии, что имеем, — это уже просто неприлично. И это все результат иерархической системы, в которую мы вписаны.

Д.М. Магомедова
Такое когда-то в России было, еще в 70-е годы XIX века, когда университеты лишали автономии. К сожалению, то же происходит сейчас — у университетов отбирают последние крохи, определявшие их самостоятельность. Но в таком случае надо было бы быть честнее. В СССР ректор не избирался, а назначался. Сейчас мы сидим на двух стульях. Совсем запретить выборы министерство не может, как бы ни хотело, поэтому вынужденно прикрывает свои действия демократической риторикой. Из такого сидения между двумя стульями никогда ничего хорошего не выходит. Уж лучше бы они действительно назначали ректора, чем устраивать такого рода скандалы. Думаю, это касается каждого университета, просто, может быть, не везде привыкли считать, что от них что-то зависит. А мы здесь привыкли, что от нас зависит.

Государство со свободным университетом и государство с университетом, в котором свободы нет, — это два разных государства. Нас уже проректор Безбородов предупредил, что в ближайшее время начнут проверять содержание учебных программ. Пока методуправление интересуют только способы оформления программ (с нас и этого достаточно, бюрократизация за последние годы выросла в разы). Но если начнут вмешиваться в программы — вот это уже все. Если кто-то решит, что он лучше меня знает, как преподавать литературу Серебряного века, пусть он и преподает — я уйду. Если им очень хочется убить этот университет — пусть попробуют так поступить со мной и с моими коллегами. Думаю, если нас будет достаточно много, может, все-таки они уйдут, а не мы.

Больше чем личное

К.Ю. Ерусалимский
Тем, кому кажется, что не надо поддерживать университетское самоуправление, что университеты — это рассадники глупости или центры развития такого сумасшедшего знания, я скажу, что их позиция абсолютно неверна. «В настоящее время, как известно, знания иногда устаревают еще на этапе их обобщения, что делает традиционный образовательный процесс с практической точки зрения почти бессмысленным», — сообщает нам программа одного из кандидатов, и в этих словах я вижу еще один опасный симптом. Такого рода взгляды как раз чаще всего навязывают институционалисты. Эти разговоры слышны в кругах, близких к Министерству образования и науки, к Совету по науке при президенте. Недоверие к университетам вызвано вовсе не либеральной политикой, которой у нас ни дня не было. Говорить так означает подыгрывать институционалистской концепции образования. То, что мы сейчас видим в нашем университете, — плачевный результат безобразий, которые лишили научное сообщество права на избрание своих руководителей. Превратили систему выборов в систему назначений, позволили приходить на руководящие должности людям, далеким от науки.

В следующий раз мы можем увидеть в руководстве РГГУ любого представителя силовых структур, человека откуда-нибудь из высшей политической элиты, где ученые степени рассматриваются как медаль.

Если происходящее сейчас станет нормой, в следующий раз мы можем увидеть в руководстве РГГУ любого представителя силовых структур, человека откуда-нибудь из высшей политической элиты, где ученые степени вообще рассматриваются как медаль, которую нужно навесить просто потому, что так положено. Нынешнее состояние дел, нынешнее законодательство и нынешнее министерство развязывают руки именно этому сословию, чтобы они занимали места наших руководителей. Это не просто люди, далекие от науки, от учености: эти люди часто являются главными антиподами учености. И вот они сейчас определяют нашу жизнь. Почему это происходит? Мой ответ: потому что вертикаль стремится подчинить себе все. Потому что она вторгалась в права ученых и, нарушив эти права, просто навязала новые правила игры. На мой взгляд, это прецедент очень тревожный. Вузам по всей России стоит посмотреть на нас и задуматься над тем, что происходит у них.

Н.П. Гринцер
Сейчас очень важно сохранить те центры гуманитарного образования, которые у нас есть. Весь смысл существования разных гуманитарных программ при достаточной ограниченности гуманитарного сообщества — не в том, чтобы конкурировать друг с другом, а в том, чтобы предлагать разным типам преподавателей и студентов разные типы программ. Скорее дополнять друг друга, чем друг с другом спорить. Гуманитарное поле и без того стремительно сжимается. Важно защитить то, что есть, и по возможности создавать нечто новое.

Д.М. Магомедова
Печальные случаи слияния вузов, попросту уничтожения вузов в российской истории есть. Кто-то вспомнит ИФЛИ, а я вспомню Городской педагогический институт имени Потемкина, замечательный, известный своими кадрами и научными традициями. Его одним росчерком пера объединили еще с одним институтом, так возник нынешний МПГУ. Ничего хорошего из этого объединения не получилось.

За этой ситуацией для меня стоит очень опасная тенденция, которая, к сожалению, все шире охватывает разные сферы нашей жизни. Мы с каждым шагом все дальше от прозрачности действий власти, от ее обязанности вести диалог с теми, к кому она обращается в своих указах. Все шире пропасть между чиновными структурами и нами. Но мы РГГУ, а не они. И мы страна, а не те.

Понравился материал? Помоги сайту!