16 мая 2019Кино
259

Back in the USSR

«Братство» Лунгина как почти идеальное кино 1989 года

текст: Гордей Петрик
Detailed_picture© WDSSPR

Афганистан, 1988 год. В центр военных действий едут двое разведчиков — гэбэшный полковник Дмитрич (Кирилл Пирогов в извечном амплуа лирического героя) и военный переводчик в джинсовке и солнцезащитных очках (Федор Лавров). Наткнувшись на группу русских военных, выясняющих отношения с местными, машина останавливается. В ходе дружеской беседы становится ясно, что у солдат в канистре запрятаны украденные у афганцев деньги (двести долларов!), а местные направляются продавать героин. Но полковник велит ехать дальше: «Пускай подзаработают напоследок». Война заканчивается. Скоро дембель. К границе движется последняя дивизия.

Следующая сцена — батальная. Все стреляют, камера мечется от затылка к затылку. Выжженные солнцем смерти афганские горы. Песок слепит камеру и глаза. Обожженный солдат истошно кричит: «Духи!» — и падает наземь. Война у Лунгина состоит вот из таких отдельных, частных лиц. Все тут руководствуются человеческим фактором и действуют по обстоятельствам. «Узбеку» (Евгений Сангаджиев) нужно отдать за невесту калым в две тысячи долларов, и он сдает моджахедам разведчиков в розыске. Потом разведчики под национальную музыку его убивают. На местном базаре — центр жизни в самом сердце военных действий — дерзкий эгоцентричный красавчик (Александр Кузнецов) и меланхолик с пубертатными усиками (Антон Момот) покупают телевизор и двухкассетник. Охочий до денег матерый прапор Абдусаламов (Ян Цапник) за миллион афгани продает врагам гранатомет — но, взяв деньги, не приносит товар. Потом, конечно, попадает во вражеский плен и обеспечивает остальным персонажам новые трудности. Русские пленные почтительно относятся к соотечественнику, принявшему ислам: тот полгода думал, как сбежать, а потом понял, что из афганского плена не убежишь, и начал сотрудничать (тем более если «духи» под предводительством благородного вождя Хашема учатся воевать по фадеевской «Молодой гвардии»). У нас братство, своих — даже самых поехавших — не бросают.

© WDSSPR

Офицеры решают, как вывести дивизию через перевал Саланг, контролируемый моджахедами. Пока Дмитрич пытается разрешать конфликты мирным путем (исторический контекст — у командования ОКСВА был договор о ненападении с Ахмадом Шахом Масудом), сверху все активнее требуют бомбардировок. Другой советник — уставший от войны афганский посол-афганофоб — назойливо вторит, что с соотечественниками нельзя по-хорошему. Генерал (Виталий Кищенко) с радостью бы продолжил бомбардировки — но в плен попал его сын, и приходится решать вопросы деликатно. Когда сына случайно убьет напуганный мальчик (еще один полноправный герой), Салангу, конечно, наступит конец. Ближе к финалу мальчика тоже случайно застрелит русский солдат, а уже в следующей сцене шурави будет пить и, плача, переслушивать «Все идет по плану» Летова (с неловкой паузой на месте «за∗бись») — якобы солдаты включали ее на магнитофоне во время баталий. Война подкрадывается к персонажам внезапно. Враги стреляют из-за угла. Камера вечно подрагивает. Воздушный десант высаживается не туда. Переворачиваются уазики, и горят кишлаки. Между не поделившими деньги русскими бушуют кровавые распри.

© WDSSPR

Раньше в фильмах Лунгина чувствовалась поза знатока русской жизни и русской души — иногда убедительная, иногда наоборот. В «Такси-блюзе», его режиссерском дебюте, два героя-антагониста — хозяйственный гегемон и крепко пьющий «сексофон» — надрывно учили друг друга правилам жизни. «Луна-парк» экспортировал в Европу звериный оскал ярмарочного «рашен», который сам себе страшен (европейцы не купились, хотя в Канны фильм и взяли). Следующая попытка измерить и понять Россию — «Линия жизни» и «Олигарх»: оба фильма говорили о 90-х с дистанции — сначала несколько брезгливой (из Франции), потом сладко-романтической (снова из России, уже начала нулевых). Высоколобые скетчи и гэги «Свадьбы» превращали потенциально народную комедию в антинародный гротеск, зато «Остров» был снятым очень ко времени апокрифом, подозрительно похожим на очередной спектакль Петра Мамонова: беспроигрышный рецепт. В «Дирижере» Лунгин замахивался уже не на страноведение, а на библейскую метафизику (не случайно действие происходило в Израиле), но рука его устало опускалась уже на середине фильма. В конце концов «Дама пик», задуманная не как присяга на верность Пушкину, но как манифест современности, наглядно показала, что режиссер от нее подотстал.

© WDSSPR

В «Братстве» Лунгин уже не пытается ни учить зрителя, ни делать обобщения. В его героях уже не проступают типажи из Евангелия («Дирижер»), Пушкина («Дама пик») или Марио Пьюзо («Линия жизни», клюква про русских гангстеров, была сделана с явной оглядкой на американскую классику). С негромкой любви к ним, живым, списанным с реальных людей, а не с лубка — впервые у режиссера! — проявляется идеологическая неангажированность. Лунгин одинаково сочувствует и доживающим свое консерваторам, безынициативно выполняющим задания партии, — и глядящим на Запад прогрессистам-реформаторам; и бесчувственным военным-убийцам — и тем, для кого каждый выстрел — травма; он оправдывает «человеческий фактор» со всеми его губительными издержками. Перед бессмыслицей войны у Лунгина все равны. Из фильмов афганской тематики «Братство» по силе документального драйва сравнимо разве что с «Пешаварским вальсом», дебютом Бекмамбетова, снятым как мокьюментари и стилизованным под серию репортажей английского журналиста, где взрывы и выстрелы растворялись в неразборчивой полифонии мата и криков, а внятное повествование отсутствовало. Конечно, «Братство» — хотя бы по форме — гораздо проще. Обилие самодостаточных сюжетных линий — в противовес концептуально заряженной эстетике видеорепортажей. Натура, воспроизведенная по памяти ветеранов, — против пугающего геймплея ранних бродилок с катакомбными локациями. Но оба они сделаны без дистанции, словно бы прямиком оттуда. Лунгин — в отличие от космополита Бекмамбетова — не смог ни освоиться на Западе, ни найти себя в новых, более актуальных киноформах и вернулся к перестроечной поэтике и собственной исторической памяти.

И прошлое, дав режиссеру невероятный кредит драйва, в итоге взяло свое. В самом конце, буквально на последних минутах, Лунгин вдруг вводит огромные красные лозунги и объяснительный закадровый голос, а его герои, разнохарактерные и самодостаточные, начинают все как один говорить голосами публицистов «Советской России»: «Я думал, мы пришли строить социализм, а сейчас не понимаю, что думать» или «Советский Союз умирал вместе с нами. Надо было учиться заново».

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
«“Love.Epilogue” дает возможность для выбора. Можно сказать, это гражданская позиция»Современная музыка
«“Love.Epilogue” дает возможность для выбора. Можно сказать, это гражданская позиция» 

Как перформанс с мотетами на стихи Эзры Паунда угодил в болевую точку нашего общества. Разговор с художником Верой Мартынов и композитором Алексеем Сысоевым

10 февраля 20222885