26 февраля 2015Театр
122

Лев Толстой как зеркало

«Плоды просвещения» Миндаугаса Карбаускиса в Маяковке

текст: Алена Карась
Detailed_picture© Театр им. Вл.Маяковского

Спектакль Петра Наумовича Фоменко «Плоды просвещения» шел в Маяковке долгих два десятилетия, до 2004 года. Сегодня Миндаугас Карбаускис решил вновь поставить толстовскую пьесу о земельном вопросе на спиритическом сеансе с посвящением своему учителю.

Отношения учителя и ученика были, скажем прямо, непростыми. Уйдя в МХТ «под сень» Олега Табакова, Карбаускис, кажется, избегал прямого общения со своим мастером. Критики, впрочем, не уставали толковать о чудесном соединении уроков Фоменко с литовской театральной культурой. В его спектаклях часто присутствовали мотивы смерти и экзистенциального выбора — от «Старосветских помещиков» и «Рассказа о семи повешенных» до «Ничья длится мгновение» и «Будденброков».

Возглавив (про просьбе актеров — и это важно!) Маяковку, Карбаускис как-то сразу повзрослел и стал отказывать себе в лирической привязанности к излюбленным сюжетам. Первые же спектакли в качестве худрука проявили очертания его новой манеры — элегантно-театральной, слегка отстраненной и философски-меланхолической. В московском «хоре» новейших театральных течений отчетливо выделился благородно-консервативный голос Карбаускиса — выступившего за сохранение «большого» стиля, отказавшегося от «актуализации» и превращения театра в культурный центр с просветительскими социокультурными задачами.

© Театр им. Вл.Маяковского

Не знаю к чему, но здесь мне припоминается судьба Петра Наумовича Фоменко, который после закрытия феерически мрачной и опасной сухово-кобылинской «Смерти Тарелкина» (1966) был «поражен в правах» и вновь вернулся в Маяковку уже в умиротворенно-театральном облике автора «Плодов просвещения». И хотя в 1984 году, когда он ставил свою версию пьесы Толстого, советский корабль накренился и уже явно показывал признаки крушения, спектакль не стал ни политическим, ни философским памфлетом. Фоменко наслаждался торжеством театральной магии и острого психологического анализа. Не стоит забывать, что Карбаускис — ученик именно этого умудренного поэта театра, оставившего (или вынужденного оставить?) фрондерское озорство своей молодости ради изысканного и эскапистского мастерства.

Зеркало сцены оказывается зеркалом русской жизни — и русской революции, хотя о последней и слова никто не проронил.

В своем спектакле-посвящении он создал символическую реплику, возможность погадать меж двух зеркал о прошлом и о будущем. К буддийской бесстрастности режиссера сценограф спектакля Сергей Бархин добавил сильнейшее образное и символическое напряжение, работающее само по себе: два огромных зеркала-овала заключают между собой сценический круг, превращенный в огромный стол для блуждающих спиритических блюдец. Сценический мир становится смыслом и памятью о самом себе.

Карбаускис уверен, что пространство сработает за него. Зеркало сцены оказывается зеркалом русской жизни и русской революции, хотя о последней и слова никто не проронил.

© Театр им. Вл.Маяковского

Одержимый страстью к спиритизму герой Игоря Костолевского Звездинцев просыпается поздно, как и вся его ведущая клубный образ жизни семья: смеющаяся над ним жена в исполнении Татьяны Аугшкап и детки-декаденты, воспитанные в презрении к отцовской мании, — Бетси (Валерия Куликова) и Василий (Владимир Гуськов). От долгой экспозиции первого акта с утренней ленивой суетой в овальной раме богатого московского дома мало что остается в памяти, зато три мужика из Курской губернии (Игорь Марычев, Виктор Запорожский, Сергей Удовик) приносят в спектакль подобие темы: из другого теста слепленные, с иной моралью, ученостью, чувством достоинства и красоты — они смотрят на господ и на самих себя в зеркало сцены, точно говоря, что театр — это не место публицистических радений, а память о другом, место встречи с другим, непохожим на нас миром.

Может быть, и «зеркало русской революции» Лев Николаевич Толстой написал свою пьесу-шутку именно про эту встречу двух неведомых друг другу миров, в том числе — мира живых и мира мертвых, неожиданно «подсунув» Карбаускису его любимый сюжет.

Подойдут герои спектакля к овалу зеркала, к провалу в партер, взглянут в него — в нас, подышат на «стеклышко», замрут на мгновение, изумляясь самим себе.

© Театр им. Вл.Маяковского

Светлана Немоляева — подвижная, хулиганская кухарка-хохотунья с печальными глазами — озабоченно и терпеливо прячет за спинкой дивана своего несчастного, пропившегося дружка, изгнанного за пьянство. В ее дуэте с Рамзесом Джабраиловым легко сыграна целая русская драма. Снисходительно и дружелюбно поглядывает на них вальяжный и добрейший камердинер Ефима Байковского. На огромном столе, под углом развернутом прямо в зал, уже готовится к спиритической жертве «распятый» буфетчик Семен (Алексей Сергеев), жених очаровательной Татьяны (Наталья Палагушкина). В отличие от фоменковского спектакля оба они мечтают поскорее свалить из господского дома, полного диких привычек.

Оба спектакля, обе эпохи глядятся друг в друга как в зеркало: 2015-й разглядывает 1985-й. В 1985 году в СССР ходили парадами на самом краю распада, в 2015 году вновь маршируют.

(Ничего этого в спектакле нет, этот почудившийся мне смысл вытеснен в область бессознательного… Лев Толстой как зеркало русской революции.)


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России» Журналистика: ревизия
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России»  

Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо

12 июля 202349559
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал»Журналистика: ревизия
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал» 

Главный редактор телеканала «Дождь» о том, как делать репортажи из России, не находясь в России, о редакции как общине и о неподчинении императивам

7 июня 202342811