27 августа 2014Театр
89

Марина Беляева: «Табу одно — мы не привозим плохих спектаклей»

Арт-директор фестиваля «Балтийский дом» — о том, как делается один из главных отечественных театральных форумов

текст: Андрей Пронин
Detailed_pictureСцена из спектакля «Орхидеи», режиссер Пиппо Дельбоно© Emilia-Romagna Teatro

Петербургский театральный сезон стартует с сильной доли: в сентябре будут выпущены самые ожидаемые премьеры осени — «Беккет. Пьесы» Дмитрия Волкострелова в ТЮЗе, «Воспоминания будущего» по лермонтовскому «Маскараду» Валерия Фокина и «Теллурия» Марата Гацалова в Александринке, «Кабаре Брехт» Юрия Бутусова в Театре Ленсовета. Едва ли не ключевым событием начала сезона по привычке остается фестиваль «Балтийский дом», в этом году готовящийся представить на суд публики особенно сильную программу — с российскими премьерами новых спектаклей Ромео Кастеллуччи, Корнеля Мундруцо, Пиппо Дельбоно, Эймунтаса Някрошюса и Оскараса Коршуноваса. О том, чего ждать зрителю от двадцать четвертого по счету «Балтдома», Андрею Пронину рассказала бессменный арт-директор фестиваля Марина Беляева.

— Вы много лет связаны с фестивалем «Балтийский дом» — очевидно, что он стал для вас чем-то большим, чем просто работа. Что-то вроде любимого детища?

— Ну, в большей мере, конечно, это родное детище нашего генерального директора Сергея Григорьевича Шуба. Я-то занимаюсь фестивалем лишь начиная с седьмого, а самое трудное выпало на его плечи. Первые семь лет — это же и при воспитании ребенка наитруднейший период, когда из-за него не спишь ночей. И я очень хорошо помню, как на десятом фестивале именно Сергей Григорьевич сказал: «Надо избежать стагнации, давайте срочно меняться, делать что-то новое, иное. Просто привозить спектакли — это не путь, этого недостаточно». Тогда и придумалась история тематических фестивалей с объединяющими слоганами и внутренней драматургией. Многие теперь думают, что так было у всех и всегда. А, между прочим, мы были первыми. Что же касается моих личных взаимоотношений с фестивалем «Балтийский дом», конечно, я не отношусь к нему просто как к работе. Хотя и свою повседневную работу в театре, не связанную с фестивалем, я тоже очень люблю.

Марина БеляеваМарина Беляева© «Балтийский дом»

— Что самое трудное для арт-директора фестиваля? Какая фаза подготовки приносит больше всего проблем?

— Самый проблемный — финальный этап. Важно дойти до финиша, не растеряв то, что ты собрал. Обиднее всего, когда за несколько дней до фестиваля любовно выпестованная программа начинает распадаться. В прошлом году был огромный стресс, когда за три дня до назначенного показа спектакля нам позвонили из будапештского театра «Протон» Корнеля Мундруцо и сообщили, что из-за форс-мажорных обстоятельств не смогут приехать. Я просто пребывала в состоянии шока. И, понимаете, проблема не в том, чтобы «заткнуть дырку». Просто есть уже готовая концепция конкретного фестиваля, его сюжет, мозаика, в которой одну деталь на другую заменить невозможно: это разрушит рисунок. Мы, конечно, не заявляем программу, пока не получаем стопроцентной гарантии участия от всех наших гостей, но какие-то срывы вроде того, о котором я упомянула, все равно случаются. Поэтому до конца фестиваля находишься в состоянии некоторой тревоги и успокаиваешься только после завершающего показа. Но важно и уметь не обижаться в подобных случаях. Мы не обиделись на Мундруцо и надеемся, что в этом году он нас не подведет. Приедет и покажет свой новый спектакль «Деменция».

— А если попытаться, наоборот, вспомнить самые счастливые дни, связанные с фестивалем? Когда было ощущение какого-то важного свершения.

— Очень светлым был семнадцатый фестиваль «Весь Някрошюс». Я не могу забыть, какое в те дни было у Някрошюса лицо. Он же человек закрытый, от него добиться не то что беседы, даже какого-то развернутого ответа на пресс-конференции невозможно. А что с ним творилось тогда! Он дал невероятное количество интервью — и для печати, и для телевидения, и для радио, чего вообще никогда не делал. А на лице у Эймунтаса светилось какое-то непривычное для него — обычно бесстрастного, даже смурного — выражение счастья. Я тогда поняла, что любой, даже великий, человек независимо от возраста, от склада ума, от характера хранит в себе ребенка. И когда он этого ребенка выпускает наружу — это и называется счастьем. Для меня это тоже было счастье. Это даже оказалось важнее, чем за месяц до начала фестиваля проданные билеты и переполненные залы. А еще одна потрясающая история связана с Люком Персевалем. Она началась буквально с авантюры. В 2006 году Люк приезжал к нам на фестиваль, и мы с Сергеем Григорьевичем его спросили, не хотел бы он что-то поставить в нашем театре. Человек на твоих глазах открывает ноутбук, смотрит и говорит: «С удовольствием. Давно хочу что-то сделать в России. Вот через восемь лет у меня будут два свободных месяца. Давайте через восемь лет?» Шуб потом, уже наедине, резюмировал со вздохом: «О чем мы с ним говорили? Зачем? Что с нами со всеми будет через эти восемь лет?» И вот в 2013 году Персеваль привозит к нам на фестиваль «Братьев Карамазовых», открывает ноутбук и спрашивает: «Все в силе? Давайте выбирать материал для спектакля». Вот это был настоящий кайф.

Сцена из спектакля «Деменция», режиссер Корнель МундруцоСцена из спектакля «Деменция», режиссер Корнель Мундруцо© Proton Theatre

— Идея делать региональный фестиваль стран Балтии, что и в вашем названии отражено, кажется, постепенно уходит в тень?

— Она не уходит, но она и не тяготеет над нами. Когда рождался наш фестиваль, на дворе был 1991 год, год распада СССР. Как раз прекратила существование знаменитая «Прибалтийская весна» — форум театров прибалтийских республик. Рвались связи не только с Эстонией, Латвией и Литвой, но и, скажем, с Польшей. Чтобы эти культурные связи удержать, и был придуман «Балтийский дом». Очень долго этот географический принцип фестивалем соблюдался неукоснительно: это было не так сложно, ведь в регионе, о котором мы говорим, необычайно яркий, крепкий театр, к тому же еще и достаточно близкий нам, нашему вкусу. Германия, Польша, Литва — важные страны для европейского театра. Но время шло, фестиваль окреп, приобрел международный авторитет — и стали проситься из других стран, далеких от Балтийского моря. Мы в определенный момент решили, что не должны отказывать ни себе, ни зрителям, если речь идет о каких-то действительно интересных проектах. В конце концов, культура не имеет границ. Кто нам помешает взять и перетащить Италию к Балтийскому морю? В этом году мы взяли и перетащили Китай. Покажем по-своему замечательный спектакль «Наш Цзин Кэ» Пекинского народного художественного театра — героическую фреску по пьесе нобелевского лауреата Мо Яня и одновременно своеобразную рефлексию над историей китайского национального сценического искусства. Если это значимый, достойный театральный продукт, почему нет, что за нелепые формальности?

— Географические барьеры вы преодолели. А остались несокрушенными какие-то эстетические табу?

— Табу одно — мы не привозим плохих спектаклей. Я понимаю, что «хороший», «плохой» — субъективные категории. Но, думаю, многолетним успешным опытом мы доказали свое право на отбор. Я знаю, куда вы клоните. Да, есть разговоры об эпатаже, о том, что можно показывать в театре, что нельзя. У нас на этот счет свой критерий: если это художественно, умно, интересно, надо показывать.

— Как думаете, местный зритель готов принять достаточно радикальную театральную эстетику Ромео Кастеллуччи и Корнеля Мундруцо, впервые выступающих в этом году в Петербурге?

— Мы сейчас как раз завершаем поиски площадки для показа спектакля Кастеллуччи «Юлий Цезарь. Отрывки», в определенной степени наследующего его знаменитой работе 1997 года «Юлий Цезарь». Видимо, остановимся на Георгиевском зале Михайловского замка. А в то же самое время раздается неимоверное — вы даже не можете себе представить, какое, — количество звонков в театр с вопросами: «Как купить билеты на этот спектакль? Где их можно зарезервировать?» Я-то наивно полагала, что этот режиссер знаком лишь узкому кругу людей, остро интересующихся современным театром. Оказывается, не столь узок у нас этот круг. Что же до радикализма, я видела спектакли много радикальнее. Видеокамера, транслирующая рождение речи в трахее артиста, — это разве сотрясение основ? Суть спектакля, его месседж и режиссерское мастерство отнюдь не в этом. И физиологическая откровенность спектакля Мундруцо — лишь художественное средство, чтобы поговорить о важных, близких каждому вещах. Опишу вам очень, по-моему, поучительный случай. Мы собирались на гастроли в Пекин, в Народный художественный театр, который как раз приедет на этот фестиваль с ответным визитом. И они попросили привезти спектакль Андрия Жолдака «Москва — Петушки». Я сначала подумала, что это какое-то недоразумение. Пишу им: у нас много разных спектаклей, в том числе и традиционных по эстетике, это будет вам привычнее. Они вежливо отвечают: «Москва — Петушки», пожалуйста. И, надо сказать, спектакль прошел с большим успехом, а после показа мы беседовали с директором этого китайского театра. «Поймите, — сказал он, — если я не буду делать такие прививки, мы навсегда останемся театром прошлого века». Мне лично — это не официальное заявление, а мое сугубо персональное суждение — очень бы не хотелось, чтобы Петербург остался с театром прошлого века. Нужно много смотреть, чтобы не отставать, нужно сопоставлять, размышлять — это единственно правильный вектор.

Сцена из спектакля «Юлий Цезарь»Сцена из спектакля «Юлий Цезарь»

— У вас в этом году в афише Мо Янь, Лесков, Чехов, Шницлер, Беккет, а название фестиваля — «Шекспировские страсти». Нет ли тут нестыковки?

— Никакой. Мы же часто говорим в обиходе, столкнувшись с необузданными проявлениями эмоций: «Ничего себе, шекспировские страсти». У нас вообще, признаюсь вам, была красивая идея сделать к юбилею Шекспира фестиваль без единого спектакля по шекспировской пьесе. Но случился «Макбет» Персеваля, и мы пошли по компромиссному пути: и спектакли по шекспировским текстам, и спектакли, скажем так, шекспировского накала. Возьмем «Чайку» Оскараса Коршуноваса: разве не монолог Гертруды начинает читать Аркадина во время спектакля Треплева? А в нашем «балтдомовском» «Макбете» леди Макбет произносит монолог из «Счастливых дней» Беккета. У Пиппо Дельбоно в его «Орхидеях» Шекспир запросто монтируется с Чеховым, с другими авторами. А страсти кипят повсюду.

— Наряду с премьерой «Книги Иова» великого Някрошюса или спектаклем «Леди Макбет нашего уезда» Гинкаса, с Кастеллуччи и Персевалем, которые не нуждаются в представлении, вы вдруг ставите в программу «Анатоля» молодого голландца Брама Янсена, довольно малоизвестного…

— Я бы уточнила — не малоизвестного, а пока неизвестного. У нас иногда показывают свои спектакли неизвестные режиссеры. Когда-то у нас показал свою «Старуху» молодой и неизвестный Коршуновас, «Ревизора» — начинающий и неизвестный Алвис Херманис. Просто дебютная работа Янсена «Фрекен Жюли», которая была приглашена на прошлый фестиваль, показалась нам чрезвычайно интересной (не случайно он получил у нас приз «Открытие»), а потом Брам прислал видео своего второго спектакля «Анатоль», созданного в театре Оберхаузена. И снова мы сочли, что это достойно фестиваля. Если в «Жюли» действие происходило за стеклом и мы не могли слышать, о чем говорят герои, то в «Анатоле» тоже будет своя загадка. На сцене развернется большой зеркальный лабиринт — мы ни разу не увидим главного героя, только его отражение в зеркале. Янсен любопытно работает с пространством, с драматургическим материалом. И транспонирует его в эстетику сегодняшнего дня не просто сменой причесок и костюмов, а особой оптикой наблюдения за внутренними состояниями героев. Мне кажется, у этого режиссера большое будущее. Я не исключаю, что мы сделаем с ним что-то вместе уже не на фестивале, а в театре «Балтийский дом».

Кто нам помешает взять и перетащить Италию к Балтийскому морю?

— Расскажите об антураже грядущего фестиваля. Я слышал, появится улица Шекспира, а фойе театра как-то преобразится.

— Мы спросили у главного шекспироведа нашей страны Алексея Вадимовича Бартошевича, что может быть самым интересным из шекспировской истории. Он сказал: это здание театра «Глобус». Если бы его можно было привезти. Наш Сергей Григорьевич — авантюрист в хорошем смысле слова, и ему эти слова запали в душу. «Так, — постановил он, — мы должны соорудить у себя здание театра “Глобус”». И мы построим что-то вроде старого английского театра прямо в нашем большом фойе. 27 сентября откроем перед театром, в Александровском парке, Шекспировскую улицу. А еще обязательно назовем имена новых почетных «домовых» «Балтийского дома», объявим лауреатов премии «Балтийская звезда». Будет специально приуроченная к фестивалю выставка: вспомним все шекспировские спектакли, которые гостили у нас за прошедшие двадцать четыре года. Актерские вечера, зрительское голосование, наш фирменный пирог с капустой — это уже традиционный набор домашних радостей «Балтийского дома». Нужно, чтобы у нас в Доме всегда, вне зависимости от политических и прочих ветров, было тепло, радостно и уютно.

— Напоследок хочу спросить о планах вашего театра на предстоящий сезон.

— Планов много. Уже 12 сентября мы сыграем премьеру мюзикла Леонарда Бернстайна «Вестсайдская история». Это важный для нас спектакль. Как раз сейчас исполняется 45 лет со дня первой постановки «Вестсайдской истории» в России: это было на нашей сцене, в Ленинградском театре им. Ленинского Комсомола (ныне «Балтийский дом»), а ставил спектакль Георгий Александрович Товстоногов. Вадим Яковлев, ныне наш патриарх, народный артист России, играл Рифа, Эммануил Виторган — Бернардо, а Алла Балтер — Аниту. Сейчас мы ставим настоящий мюзикл по бродвейской лицензии, причем основная масса ролей поручена не приглашенным вокалистам и танцорам, которые в спектакле тоже будут, а молодым актерам нашей труппы. Алексей Серов, в чьем послужном списке, в частности, руководство новосибирским «Красным факелом» и режиссура мюзикла «Норд-Ост», будет ставить у нас пьесу Лукаса Бёрфуса «Путешествие Алисы в Швейцарию». Это современная пьеса с отличными ролями — и тема там важная: проблема эвтаназии. Леонид Алимов, замечательный актер, в прошлом сезоне дебютировавший у нас в режиссерском качестве спектаклем «Сталин. Ночь», работает над собственной инсценировкой «Наш Довлатов». Будет спектакль в постановке Анджея Бубеня. А в феврале к репетициям должен приступить знаменитый румын Сильвиу Пуркарете. Мы обсуждаем название — вероятно, это будет «Золотой осел» Апулея. Это такая калорийная, южная эстетика, которой нам, северянам, не хватает: Пуркарете в хорошем смысле избыточен, он любит, чтобы всего на сцене было много, чтобы витальность била через край. К тому же его обожают артисты. А еще он мастер организации пространства и носитель потрясающей театральной школы, так что встречу с ним мы предвкушаем с особенной радостью.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Илья Будрайтскис: «Важным в опыте диссидентов было серьезное отношение к чужим идеям»Вокруг горизонтали
Илья Будрайтскис: «Важным в опыте диссидентов было серьезное отношение к чужим идеям» 

Разговор о полезных уроках советского диссидентства, о конфликте между этикой убеждения и этикой ответственности и о том, почему нельзя относиться к людям, поддерживающим СВО, как к роботам или зомби

14 декабря 202218103
Светлана Барсукова: «Глупость закона часто гасится мудростью практических действий»Вокруг горизонтали
Светлана Барсукова: «Глупость закона часто гасится мудростью практических действий» 

Известный социолог об огромном репертуаре неформальных практик в России (от системы взяток до соседской взаимопомощи), о коллективной реакции на кризисные времена и о том, почему даже в самых этически опасных зонах можно обнаружить здравый смысл и пользу

5 декабря 202210963
Григорий Юдин о прошлом и будущем протеста. Большой разговорВокруг горизонтали
Григорий Юдин о прошлом и будущем протеста. Большой разговор 

Что становится базой для массового протеста? В чем его стартовые условия? Какие предрассудки и ошибки ему угрожают? Нужна ли протесту децентрализация? И как оценивать его успешность?

1 декабря 202218851