Во-первых, это красиво

Юлия Яковлева о «Марко Спаде» Пьера Лакотта в Большом

текст: Юлия Яковлева
Detailed_picture Эскиз сценографии к спектаклю «Марко Спада» в Большом театре© Пресс-служба Большого театра

Завтра в Большом театре стартует серия премьерных показов балета Пьера Лакотта «Марко Спада». Понятно, что всеобщие думы, тревоги и чаяния сейчас связаны с одним-единственным предметом: назначением Николая Цискаридзе в питерскую Академию балета, вернее сказать, медленным выдавливанием Цискаридзе из Академии балета обратно в добрые министерские руки. Жизнь тем не менее идет — и «Марко Спаду» пропустить нельзя. По известному выражению, «бывают ужас какие дуры и прелесть какие дуры», и «Марко Спада» — это как раз галиматья редкостная, но совершенно очаровательная.

Что это, собственно, такое

Это новая редакция спектакля 1982 года. В том, что хореограф изменит многое, почти все, сомневаться не приходится: тот его прошлый балет был сочинен для отяжелевшего и угасающего Рудольфа Нуриева, а в Большом роль благородного разбойника Марко Спады отдали легконогому Дэвиду Холбергу. Это во-первых. Во-вторых, тот балет был поставлен в Римской опере, труппе маленькой, унылой и провинциальной, а нынешний Большой — один из крупнейших балетных игроков в мире. То есть Пьер Лакотт наконец получил шанс по-настоящему сделать то, что задумал в 1982 году: вольный пересказ навеки исчезнувшего одноименного парижского спектакля 1857 года рождения.

Кто такой Пьер Лакотт

Этого французского хореографа иногда ошибочно называют «реставратором» балетов XIX века. Иногда — стилизатором, что тоже неправда: стиль у него свой и вполне узнаваемый. От балетов XIX века он берет только либретто — как раз то, что в них было хуже всего. Сюжет «Марко Спады» пересказать невозможно, настолько он слаб, запутан и говорит о том, что даже такие знаменитые ремесленники пера, как Эжен Скриб, сверхуспешный в свое время, не чурались халтуры.

И у Бунина, как известно, чесались руки переписать «как надо» саму «Анну Каренину». Что в Лакотте симпатично, так это адекватность; чай, не «Спящую красавицу» Петипа лезет переставлять, как это делали нахальные и невежественные советские хореографы. Балет XIX века предоставляет ему огромный выбор: на этом отрезке истории Лета прямо-таки кишит почившими спектаклями. Лакотт скромно выдергивает из ее вод вещицы симпатичные, вполне бездарные и пишет смытый текст заново своим красивым (что и говорить) французским почерком — ясным, плотным, мелким.

Зачем он это делает

Его случай, конечно, еще ждет своего психоаналитика. В балеты XIX века Лакотт бежит, как некоторые сбегают в Таиланд: от цветущей сложности современной европейской жизни. От обязанности что-то «сказать своим произведением». От долга «иметь концепцию». Причем «актуальную» и не такую, как у соседа. Ахинея балетных либретто XIX века сразу обретает смысл и ценность. «Глупее» значит лучше. Лакотту много лет, и он сам видел, как и у хореографов-титанов лопалась в голове железная жила от постоянной натуги выдавать «концептуальное» (у Бежара, например). Балеты XIX века требовали от хореографов только одного: чтобы балерина была довольна своими соло и чтобы все заканчивалось веселым массовым танцем. И тут уж будьте спокойны: в «Марко Спаде» занят весь кордебалет Большого, а балерин сразу две (кстати, обе — выпускницы Академии балета имени Вагановой, которая, сами видите, так плохо работала, что только Цискаридзе и не хватало).

Почему это делает Большой

В мире на сегодняшний момент живет совсем немного хореографов, умеющих сочинять танцы для большого количества классических танцовщиков, с пуантами, вариациями, кордебалетными ансамблями. Таких хореографов в мире меньше, чем панд и даже белых тигров. Их почти нет. Трупп с большим количеством классических танцовщиков, положим, тоже немного. Но их больше, чем хореографов, и новые спектакли им требуется скармливать регулярно. Большинство выживает на диете из золотой обоймы XIX века («Спящая» — «Лебединое» — «Баядерка» — «Дон Кихот»), но одними консервами сыт не будешь. А танцовщиков нужно держать в форме. И даже больше: загруженными работой (отдохнувшие, они немедленно начинают плести интриги, это закон жанра).

Зрителей держать в форме нужно тоже. И в ситуации, когда душа просит выйти куда-нибудь в новом платье от Prada, а «“Лебединое озеро” мы с мужем уже видели», спасительную руку протягивает Пьер Лакотт. И втаскивает вас на большой спектакль с глупым либретто, массовыми танцами, пуантами и дуэлью балерин. Поди плохо! Прийти в Большой. Посмотреть люстру, занавес. Утопить зад в настоящем театральном кресле. Выпить в буфете шампанское. Людей посмотреть и себя показать в большом фойе. Нет, конечно, на каком-нибудь современном балете тоже можно и шампанское, и люстру, и Prada. Просто это уже не то (на современном балете вдобавок то навозом со сцены могут кинуть, то зад голый показать, то концепцией по башке хлобыстнуть — на это все требуется свое настроение, не говоря о платье). А с большим пуантовым, хорошо станцованным, роскошно одетым, глуповатым, но нисколько своей глуповатостью не тяготящимся (и как же это заразительно!) спектаклем все вышеупомянутое сливается в гармоничный аккорд.

Иногда в балет ходят просто для удовольствия. И «Марко Спада» в Большом — ровно такой случай.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России» Журналистика: ревизия
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России»  

Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо

12 июля 202365027
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал»Журналистика: ревизия
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал» 

Главный редактор телеканала «Дождь» о том, как делать репортажи из России, не находясь в России, о редакции как общине и о неподчинении императивам

7 июня 202338670